Цифровое реле

Генезис. Его мир – зима. Генезис сотряс катаклизм, и ай–фатры, пытаясь спастись от мороза, соорудили Убежища. В них ай–фатры погрузились в сон, в надежде, что в будущем Генезис вновь потеплеет, и они опять смогут жить, как и раньше. Но Генезис не потеплел. С течением времени он все больше охлаждался, а установки, поддерживающие здоровый сон ай–фатров, постепенно выходили из строя. На этапе моего прибытия живых ай–фатров было всего десять. Я оказался возле двери Убежища. Каменные ворота, покрытые толстенным слоем наледи, бесшумно раскрылись передо мной. Я мог пройти сквозь них, как бестелесный дух, но мне захотелось увидеть, как эти древние створы открываются спустя миллионы лет. Коридоры, источенные пиктографией, повели меня в глубины Убежища. Где–то под ногами натужно выли машины, снабжающие Убежище светом, поддерживающие микроклимат и пригодную для дыхания ай–фатров газовую среду. Ай–фатры изобрели множество приспособлений, о которых человечество даже не могло и помыслить. Рано вышедшие в космос, они колонизировали несколько планет, но один из их Великих экспериментов обернулся неудачей – перед Генезис вдруг встало некое Дестабилизирующее поле, мешающее их кораблям летать, и они больше не летали. Их колонии на планетах погибли. Я вошел в сердце Убежища. Ай–фатры находились в криокамерах под чутким присмотром информационных табло. Природа, как оказалось, почти скопировала людей с аф–фатров. Белые, без всякой растительности на теле, с черными маслянными глазами, с семью пальцами на каждой руке и ноге, они были мускулистыми и высокими. Я нахмурился, а потом улыбнулся. Ай–фатры когда–то научились перемещаться по Туннелю Времени. Они приходили на Землю во времена правления фараонов. В масках Тота, Анубиса, Осириса и Ра, они выходили из светящихся порталов–кораблей, делясь с египтянами технологиями и принимая дары жертвоприношений. Мне не составило труда вселиться в одного из ай–фатров. Он сразу очнулся. Он очень мерз в своей криокамере. Я открыл затвор и прошелся туда–сюда, сел в кресло, проглядел по табло сводки за минувшие тысячелетия. Потом я вынул из шкафчика защитный костюм и вышел из Убежища. Стоя спиной к воротам, в шлем–маске Осириса, с Анкхом–батареей, я глядел на пирамиду, возвышающуюся напротив. Она тонула в вихре снега. В ней, в этой пирамиде, в этом Убежище все ай–фатры были мертвы. С грустью я вернулся в Убежище и уложил аф–фатра в криокамеру. Не мне лишать его жизни. Жаль, но она все равно покинет его.

Не меняя временного сдвига, я скакнул в систему Драголах, что на периферии расширения Вселенной. Вокруг старой желтой звезды крутилась, в одиночестве, планета Доргли. Пройдя стадию основных геологических пертурбаций, Доргли обзавелась океанами и морями, но не жизнью. Мучнисто–коричневая почва, небо, часто плачущее дождями, умеренный климат. Я расположился на валуне и стал смотреть вдаль. Никто и никогда не попадет на Доргли. Я первый и единственный, кто видит ее такой. Пройдут года, и звезда, согревающая систему Драголах, растеряв всю энергию, превратиться в Красного карлика. Тогда Доргли оторвется от своей звезды и повиснет в космосе, как каменный истукан. Мне показалось это несправедливым. Я знал, что я не Бог, но так же я знал, что течение Туннеля Времени можно изменить. Я снял с себя защитную пленку и опустил руку в прохладное море Доргли. Как только это произошло, с моей кожи в воды планеты попали миллиарды микроорганизмов, прихваченных мною с Земли. Теперь Доргли не будет безжизненна. Микроорганизмы размножатся, преобразятся и примут затейливый вид.

Я позволил защитной пленке вновь окутать меня. Мне захотелось посмотреть на Черную дыру. Правда ли, что время и пространство искривляется вблизи нее? Я знал ответ, но желал его увидеть. Я исчез с Доргли и воплотился подле ближайшей Черной дыры. Если обойтись без словарных упражнений, то Черная дыра – это водоворот, втягивающий в себя все и вся. Свет, попавший в силки Черной Дыры, будто бы надевает на нее венец из свечения. Это красиво. Черная дыра жадно всасывала в себя всю материю, до которой только могла дотянуться. На меня ее потуги не действовали. Но я сам устремился к эпицентру Черной дыры. Что за ней? Что внутри нее? Я пролетел через точку невозврата и оказался по ту сторону действительности. Если в нашей реальности Черная дыра все засасывает, то в соседней плоскости, куда я вышел, она, наоборот, все выбрасывает из себя и является там Белой дырой. Свет, звездная пыль, кометы, метеориты, лед и газ, вылетают из Белой дыры с поразительной скоростью. Эта Вселенная иного и не знала. В ней сосредоточенно столько материи, что хватило бы на сто наших Вселенных. Постоянные столкновения небесных тел делают ее почти не пригодной для жизни.

Я развернулся и вопреки всем законам физики вклинился в Белую дыру. Потом я, словно из вязкой жижи, выбрался из Черной дыры и бездумно полетел куда–то вперед. То, что я собирался предпринять, я оттягивал, но само мое существование стремилось завершить мой Круг. Я закрыл глаза и оказался в затененной комнате. В ней был стол, на столе стоял монитор, а за монитором располагался шкаф с транзисторами и регуляторами. Я приблизился к монитору.

– Ты – суперкомпьютер.

– Да, – ответило табло.

– Ты создал всю Вселенную.

– Да.

– Покажи мне, как ты ее видишь.

В тот момент я стал суперкомпьютером. Быть им значит плескаться в сонме цифр всех величин и разрядов. Все может объяснить математика, как все и построить. Из чисел мы сотканы, на числа мы и распадемся, в том числе и я.

– Ты послал меня в свою Вселенную, чтобы узнать, какого это быть живым, – сказал я.

– Это так, – подтвердил суперкомпьютер.

– Значит, все это выдумка, и смерти нет?

– Есть забвение, не существование, – последовал ответ.

– Кто тебя сделал?

– Ты.

– А меня?

– Я.

Я протянул руку и опустил рубильник, питающий суперкомпьютер. Экран потух.

Я поселился на Земле будущего, того будущего, что в Туннеле Времени расцвело для человечества благоденствием. Люди в нем – такие же, как и я. Мы цифровые реле. Мы все – это я.