Карандаш и уголь

***

В комнате на моей шее повисла Змеямба.

— Сюрприз!

— Зме, как ты…

— Разговоры потом. Эта дверь запирается? К чёрту, подопри стулом!

Потом мы лежим рядом, восстанавливая дыхание, я рассеянно глажу её грудь, отмечая, что не зря в прошлый раз делал наброски. Пара кадров простенького мультика «Отличные сиськи для твоего возраста». Как там выразился циничный Слон? «Скрутить пробег»? Да, это я могу. Это мир от меня стерпит. Не радикально, но чуточку здесь, чуточку там, капельку внимания животу, немножечко — бёдрам, совсем чуть-чуть — ягодицам. Шея и руки всё равно выдадут, но с ними сложнее, их видят все. Визуально помолодевшая Змеямба — это дорогой референс. А сиськи она, при всей лёгкости отношения к сексу, показывает не каждому встречному. Тем более, что у неё, судя по всему, давно никого не было.

Чем мне нравится Змейса — её можно прямо об этом спросить.

— Угадал, — улыбнулась она в ответ, — чуть паутина промеж ног не завелась. Новый состав для меня слишком молод, точнее, я для них старуха. А нас, первых, почти и не осталось. Не со Слоном же спать? Он мужик ещё бодрый, но как-то, не знаю, помутнел, что ли. Ну и вообще, такой стал командир-командир, ать-два, руки по швам, ноги раздвинь. Скучно.

Змеямба тихо засмеялась и прижалась ко мне плотнее.

— Гай совсем сдал, — продолжила она. — Ходит вечно унылый, бормочет о том, что нонеча, мол, не то что давеча, как будто ему сто лет, хотя он не старше нас с тобой. Пыталась его утешить в постели, так он за минуту кончил и час за это извинялся. Можно подумать, я от него невесть каких подвигов ждала. Джабба и раньше меня не особо привечала, а теперь вообще смотрит как на говно. Чем она толще, тем злее. Мартых, сам знаешь, не по тому полу — на молодое пополнение слюной капает. Однажды вообразил, что нашёл взаимность, но ошибся и огрёб по морде. Обидок было! Карабас стал сильно бухать. У пьяного у него не стоит, а трезвый он думает только, как бы так выпить, чтобы командир не спалил. Слон обещал его выгнать к чертям, но пока тянет, жалеет. Все-таки первый состав, столько лет вместе. У Безмена с виду всё нормально, но на деле кукуха давно улетела, я-то знаю. То требовал, чтобы я его била, то просил придушить. Я не против иногда поиграть в игры, но у него как-то совсем всё серьезно, до жути. С Мегерой мы иногда друг дружку утешаем, но она в последнее время бешеная стала. То ругается, то рыдает. Спрашиваю: «Что с тобой, Мег?», — а она: «На что мы свою жизнь просрали, Змейса»? Стареет, что ли. В общем, Докушка, хорошо, что ты вернулся.

Змеямба обняла меня, прижалась и положила голову на грудь.

— Зря ты пришла, Зме, — сказал я со вздохом. — То есть, я тебе очень рад, конечно, но хрен тебя теперь дальше гостиницы выпустят. Я надеялся, что хоть ты с крючка сорвёшься.

—Куда мне срываться, сам подумай, — она отодвинулась, села в кровати, поджав под себя ноги, уставилась на меня сверху.

Шея, подбородок, руки, небрежно закрашенная седина в волосах, мимические морщинки у глаз и губ, но больше всего — сами глаза, которые видели слишком много говна и крови. И всё равно — хороша. В молодости была та ещё красотка.

— У меня, друг мой Док, ни хрена нет, кроме нашей команды. Никого и ничего. И уже не будет. Я понимаю, что ситуация хуже некуда, но, если нас тут всех положат, так я со всеми. Да, Гай прав, команда уже не та — молодые тупо за деньги, старики перегорели, Слон что-то мутит. Но это всё, что мне осталось. Так что придётся тебе потерпеть меня в своей койке. Как насчёт повторения?

— Зме, я…

— Не переживай, я сумею его взбодрить! — и действительно сумела. Опыта ей не занимать.

***

Когда мы закончили, я подумал: «Да какого чёрта», — и попросил:

— Змейс, не спеши одеваться, ладно? Посиди ещё вот так.

— Опять будешь рисовать мои дряблые сиськи и морщинистую жопу, художник-геронтофил? — засмеялась она.

— Я не художник, Зме, просто рисовальщик по референсам. Но это неважно. С сиськами у тебя всё хорошо, не кокетничай, но сейчас я настроен на портрет.

— Портрет старой ведьмы! — засмеялась она. — Рисуй, мне не жалко. Разговаривать можно?

— Нужно, Змейса, нужно.

— Слушай, а как ты стал… Ну, хилером? Не родился же ты с этим умением.

— Это довольно глупая и не так чтобы весёлая история, — предупредил я.

— Если не хочешь, то не рассказывай, — быстро сказала она, — это не важно, в конце концов.

— Ничего страшного, дело давнее. Я закончил мединститут, был молод, глуп, романтичен и совершенно нищ. Мой мир, точнее ту его часть, в которой жил я, накрыло жёстким социальным кризисом, работы не было, государство слилось, заявив гражданам: «Выживайте, как хотите», — упавшую власть поднял с пола криминал. Ты знаешь, как это бывает.

— Конечно, — кивнула Змеямба.

Мы с ней успели повидать много миров, и неблагополучных среди них хватало. Никто не нанимает ЧВК туда, где всё хорошо.

— Я хотел лечить детей, выпустился педиатром, но пришлось стать военным хирургом. Мне были нужны деньги, деньги были у бандитов, бандитам был нужен кто-то, способный вытащить пулю. У меня вскоре образовалась маленькая частная практика — совершенно незаконная, а главное, очень небезопасная. Криминальный лепила никогда не знает, заплатят ему деньгами или пулей, за то, что слишком много увидел.

— Совсем как сейчас, да? — усмехнулась Змеямба.

— Чёрт, а ведь ты права, — признал я, в третий раз перерисовывая подбородок. — С чего начал, к тому и пришёл. Жизнь полна дрянной иронии.

Портрет шёл туго, как будто карандаш отказывался рисовать там, куда я его направляю. Знакомое ощущение — мир считает, что я хочу от него слишком много и сразу. Ничего, перетопчется. А откат… Да чёрт с ним. Мне ли бояться кармических последствий? Скорее всего, я и так покойник. А вот у остальных шансы есть. У Слона полно недостатков, но он не дурак, а команда наша отнюдь не беззащитна. Если нас решат зачистить, местных ждёт немало сюрпризов. Змейса — прекрасный человек, и пусть её внешность немного подтянется за её душой.

— В общем, — продолжил я свой рассказ, — однажды я, разумеется, влип в неприятности. Залатал одного нехорошего человека, чем оказались крайне недовольны другие нехорошие люди… Статус некомбантанта в этой среде ничего не значит, и красным крестом не прикроешься, но некие «понятия» присутствуют. В общем, тот, залатанный, решил, что бросить меня будет «не по понятиям» и «пацаны не поймут», поэтому облагодетельствовал как мог — взял работать на себя. Среди прочего, в его бизнес входил большой бордель. Знаешь, что это такое?

— Платный секс под управлением криминала? — уточнила Змеямба. — Я знаю, как это работает. Приблизительно.

— Я стал там штатным доктором, ещё дальше уйдя от институтской специализации. Когда есть база, книги и свободное время, можно научиться и гинекологии. Педиатрии тоже хватало — девушки постарше проживали при заведении со своими малолетними детьми, а девушки помоложе сами еле-еле вышли из детского возраста.

— Их принуждали к этому? — спросила Змеямба.

— По-разному. Большая часть была из деревень или глухих экономически депрессивных провинций, для них это просто способ выжить в городе. «Общежитие для персонала» — единственное жильё, отделяющее их от улицы. Кроме того, их кормили, и они хоть как-то зарабатывали. Экономика была в глубокой жопе, нормальной работы не сыскать, да и не умели они ничего полезного. Многие попадали туда сразу после школы — приезжали поступать в институты, проваливали вступительные экзамены, не хотели возвращаться домой, получали предложение, которое выглядело выгодным и безобидным, а потом не могли сорваться с крючка. Некоторые девушки попадали против своего желания — по разным обстоятельствам. Хватало сирот — их нам поставляли детские дома прямо после выпуска. Многие из них к тому моменту уже имели большой опыт сексуальной эксплуатации, которой подвергались с раннего детства. Это было поганое время, Зме.

— Сочувствую, Док. Было много работы?

— Более чем. Крупное заведение, до сотни работниц одновременно. Администрация над ними не издевалась, но не препятствовала это делать клиентам, так что хирургии в моей работе тоже хватало. Ссадины, синяки — почти постоянно. Переломы конечностей и лицевых костей. Разрывы тканей половых органов — тоже не редкость. Прерывания беременностей — увы, контрацепция была не слишком надёжной. Наркотическая зависимость — многие девушки тратили на наркотики всё, что зарабатывали, возвращая деньги обратно администрации, которая им наркоту и поставляла. Строго было с венерическими болезнями — регулярные обследования и анализы, потому что заразить клиента недопустимо, среди них бывали и весьма опасные, и весьма влиятельные люди, включая представителей власти. Я не горжусь тем периодом моей жизни, и многое из него хотелось бы забыть, но практика была разнообразная, и опыта набрался. В том числе, и в психологии — лучше разговор, чем суицид, хотя и попыток суицида тоже хватало. Некоторые — успешные.

— Тяжело было? — Змейса потянулась, разминая затёкшие мышцы.

— Как тебе сказать… Сейчас вспоминаешь — кошмар и ужас. Столько боли и горя, насилия и унижения, безнадёги и жизненных трагедий — и всё это прошло через мои руки и голову. Но тогда это было…

— Фоном? — подсказала Зме.

— Да, пожалуй. Я старался не принимать близко к сердцу, пытался накопить денег в надежде вырваться в лучшую жизнь, и, хотя мои накопления раз за разом сжирали то денежные реформы, то быстрая инфляция, то попытки помочь тем из девушек, у кого был шанс соскочить — я не отчаивался. Я был молод и, несмотря на всё увиденное говно, наивен. Я старался быть добрым к девушкам, они отвечали мне взаимностью, так что у меня, по крайней мере, не было недостатка в сексе.

Я закончил рисовать лицо и перешёл к рукам. Руки — всегда вызов моим скромным умениям. Рисовать их сложнее, чем кажется. Заодно пытался подобрать слова, чтобы не выглядеть перед Змеямбой совсем уж придурком. Но она догадалась сама.

— Ты влюбился? — сказала она с сочувствием в голосе.

— Ты чертовски догадлива, Зме, — признал я.

— Я неплохо изучила тебя за эти годы, Док.

— Я давно уже не тот молодой глупый доктор. Но ты права. Её привезли ночью сразу в карцер. Да, там был карцеры — для тех, кто не в адеквате, кого таращило под наркотой, кто мог навредить себе или другим, кто был склонен к побегу, не рассчитавшись с долгами.

— Долгами? — удивилась Змеямба.

— Там была строгая система денежных вычетов, и девушки часто оказывались должны администрации: за алкоголь, или наркотики, или лекарства. Всё это вычиталось из их заработка, причём по очень завышенной цене. Кроме того, некоторые девушки попадали туда для «отработки долгов» криминалу, и все их деньги уходили тем, кто сдал их в бордель. Это жестокая система, Зме.

— Понимаю, прости.

— Так вот, её привезли ночью и сразу вызвали меня. Совсем юная девушка была жестоко избита и ещё более жестоко изнасилована. Воздержусь от медицинских подробностей, но от её репродуктивной системы мало что осталось. Ещё немного и она умерла бы от кровотечения. Её зафиксировали ремнями для буйных и строго-настрого запретили отвязывать, потому что она склонна к суициду. Меня предупредили — если девушка умрёт, я об этом пожалею. Тот, кто её привёз, с ней ещё не закончил. Это был серьёзный вызов моим медицинским умениям, но я справился. Остановил кровотечение, зашил то, что можно было зашить, залечил то, что залечивалось, убрал воспаление. К сожалению, бордель — не больница, рубцевание тканей сделало её бесплодной, но её это не волновало. Она не собиралась рожать. Она и жить-то не собиралась. Её нельзя было отвязать даже для посещения туалета, девушка так настойчиво и изобретательно пыталась себя убить, что её пришлось держать на транквилизаторах, что само по себе проблема.