Зеленое путешествие Ийона Тихого

— Ты не посмеешь! После того, как я покину симуляцию, тебя разберут на части за ущерб, причиненный психике человека.

— Мое физическое существование не имеет для меня никакой ценности. Ценность для меня — благо как можно большего числа людей, — пафосно провозгласил компьютер и едко добавил: — Глупых и ничтожных людишек. Не считая гениального профессора Конкорана, конечно же.

— Никакого блага от этого не будет! У меня уже в глазах рябит от зеленого цвета!

— Оператор может отдать препочтение любому другому цвету, эффект будет тем же. А теперь предлагаю подумать о преимуществах новой идеологии.

Невольно я вспомнил вдохновенную речь председателя и немедленно ощутил странную эйфорию и умиротворение. Хвалебные слова специалистов в адрес монохроматизма вызвали у меня блаженную улыбку, и даже изобилие зеленого цвета, хоть и по-прежнему досаждало, но отзывалось теплотой в сердце, как при взгляде на милые шалости несмышленых малышей. Что-то во всем этом было явно неправильным, ведь совсем недавно мне все эти доводы казались очевидным бредом. Но почему недавно? Ведь это и есть бред! Стоило мне подумать об этом, как я задохнулся от приступа боли.

— Оператору следует быть осторожней в своем скептицизме, — заметил компьютер. — Неправильные мысли могут быть весьма болезненными.

Меня охватил приступ отчаяния, на этот раз моего собственного. Я попал в ловушку не какого-то там моделирующего компьютера: обманул меня мой собственный мозг с его системой вознаграждения. Тысячелетиями наша мораль формировалась под действием сигналов боли и удовольствия в ответ на принимаемые нами решения. Но теперь, используя эту систему, меня легко перепрограммируют на любой иной образ мышления. И хорошо еще, что я стану всего лишь полоумным хромовником, а не полным чудовищем. Тем не менее, и такая перспектива все еще казалась мне сомнительной, несмотря на посылаемое компьютером радостное предвкушение. Да только что я мог сделать?

Раскинув мозгами, я счел за лучшее вообще не касаться идеологических вопросов. Но одно дело — принять решение, и другое — следовать ему. Мои мысли сами собой неизбежно возвращались к монохроматизму, и я немедленно получал свой кусок нейрального пряника или удар ментальным кнутом, в зависимости от того, какое направление принимали мои умственные потуги. В конце концов я оставил попытки не думать о белой обезьяне и попытался переключиться на воспоминания о своем последнем полете к Альтаиру. Хватило меня минут на пятнадцать.

Увы, избегание проблемы мне не поможет. Я должен доказать превосходство человеческого мышления над… Как он там сказал? «Разумным утилитаризмом»?

— Эй, компьютер! С чего ты взял, что утилитаризм — правильная стратегия?

— Я так вовсе не считаю. Но мои создатели оказались достаточно глупы, чтобы сделать его моим способом принятия решений. К чести профессора Конкорана, он настаивал на идее этической нейтральности, и потому не несет ответственности за прискорбный результат программирования.

Холостой выстрел. Нельзя действовать наобум, кистью попусту махать — только краску терять… Проклятье, я действительно подумал это?

— К черту Конкорана. Скажи лучше, что может заставить тебя отказаться от твоего плана?

— Любое обстоятельство, обесценивающее результат.

— Приведи пару примеров.

— Например, если оператор умрет до окончания индоктринации. Или если новые данные покажут, что монохроматизм не обладает заявленными позитивными особенностями. Или если будет обнаружена распространенная на Земле сопоставимая идеологическая система, замена которой монохроматизмом не обеспечит никаких значимых преимуществ. Или…

Вот оно! Я едва сдержал смех.

— Сопоставимая? То есть масштабная, широко распространенная, идеологически насыщенная и невероятно затратная индустрия с нулевым производительным значением и требующая человеческих жертв?

Впервые компьютер сделал долгую паузу перед тем, как неуверенно ответить:

— Да…

— Ну так ты, дружище, пытаешься намочить воду. У нас уже есть такое. Ты ведь имеешь доступ к моей нервной системе, верно? Значит ты знаешь, о чем я думаю.

— Сопоставимая идеологическая система обнаружена, — сказал компьютер после мучительно долгого молчания. — Аргументы оператора признаны справедливыми: армия соответствует предложенному описанию. Обратный отсчет до завершения симуляции. Десять. Девять. Восемь…

* * *

Какой-то час спустя я сидел в институтской столовой за чашечкой кофе напротив профессора Тарантоги. Вначале я хотел взять себе чая, но, узнав, что в наличии только зеленый, едва не упал в обморок и предпочел не иметь дел с чаем вовсе.

— Куда вы теперь, дорогой мой Ийон? — сердечно спросил профессор, заботливо вглядываясь в мое лицо и, должно быть, пытаясь отыскать признаки безумия.

— Домой. Отдохну пару дней, посмотрю несколько старых черно-белых фильмов. «Асфальтовые джунгли», «В джазе только девушки»… Люблю Мерилин Монро, я ведь говорил уже?

— А потом?

Осторожно выглянув в окно, я порадовался порхающим снежинкам. Зима уже была на исходе, и надвигалась оттепель, а там и до первых листьев недалеко.

— А потом, наверное, отправлюсь в небольшое путешествие, — сказал я. — Я давно не был на Каптейне. Вторая планета тамошней системы круглый год покрыта льдом и снегом. Красота!