Зеленое путешествие Ийона Тихого

Среди моих наиболее опасных и необычных путешествий одно стоит особняком. Дело не в том, что в каком-то смысле его никогда не было, ибо то же можно сказать о значительной части описанного в моих дневниках. Путешествие, о котором я намерен вам рассказать, выбивается из общего ряда тем, что в течение долгого времени я вовсе не хотел предавать его огласке, опасаясь катастрофических последствий не только для человечества, но и для всех прочих галактических цивилизаций, посткультур, кибернародов, преднаций и отдельных индивидуумов.

Нарушил я этот вынужденный обет молчания только благодаря вмешательству моего друга, профессора Тарантоги. Последний сделал ряд расчетов, опираясь на такие статистические показатели, как процент грамотности, распространенность читающей публики, средний коэффициент интеллекта, надежность систем коммуникации, длительность подготовки к печати, популярность телепередач, а также на ряд его собственных разумных предположений. Результаты обнадеживали: получалось, что скорость распространения опасной информации много ниже, чем скорость ее забывания и перевирания, а потому все мной рассказанное никогда не приобретет критической массы читателей, достаточной для того, чтобы вызвать катастрофу.

Многие из читавших опубликованную часть моих «Звездных дневников» задавали каверзные вопросы о том, с какой целью были построены пресловутые МММ ПУС ОбИОСиПТТТ(1). Порученная им задача инвентаризации моей памяти, по словам критиков, — слишком узкое и ничтожное предприятие, которое совершенно не требует привлечения настолько мощных вычислительных машин. Только сейчас я могу себе позволить сказать во всеуслышанье: они были правы!

В действительности упомянутые МММ, которые разрабатывались на протяжении двух десятков лет в рамках секретного проекта «Космодел» при участии прославленного кибернетика Конкорана, были призваны решить невероятную по своей сложности задачу — смоделировать все возможные пути развития человечества при изменении ряда исходных условий. Больше того: оператор такой машины мог полностью погружаться в созданный ей мир и жить в нем, словно бы сам был частью иного человечества. Когда подняли вопрос о том, кто же станет первопроходцем в новоявленном цифровом мире, профессор Тарантога предложил мою кандидатуру, и Президиум единогласно утвердил ее.

В назначенный день я, сдерживая волнение, вошел в машинный зал «Космодела» и, облачившись в специальный киберскафандр, напоминавший старомодное нижнее белье, опутанное черными проводами зловещего вида, улегся на удобную кушетку, которая сразу уже окутала мое тело специальной цифровой периной. К сожалению, вся операция чуть было не сорвалась из-за оплошности одного из молодых операторов. Тот вовремя не сделал штатную замену ламп в блоке комплексных вычислений, ответственном за обработку мнимой единицы, и компьютер стал считать мнимыми вообще все единицы, а заодно и нули, из чего естественным образом вытекал мнимый характер его задачи, операторов и самого меня. После получаса пререканий, в ходе которых компьютер наотрез отказывался исполнять мнимые команды, неисправность наконец была устранена, и мое путешествие началось.

— Прошу оператора выбрать точку ветвления! — прозвучал прямо у меня в голове надменный голос, тембр которого заставил вспомнить профессора Конкорана.

— Э-э-э… — только и смог я ответить.

— Историческое событие, которое оператор намерен изменить, чтобы смоделировать новое человечество, — снисходительно и с легким оттенком презрения пояснил голос.

— Гм. Ну, давай начнем с малого. Пусть Чарльз Бэббидж закончит разработку аналитической машины до своей смерти. Посмотрим, к какому прогрессу знаний это приведет.

— Точка ветвления определена. Дата и место внедрения оператора в хронологию нового человечества?

Я, уже свыкнувшись с казеной терминологией компьютера, важно ответил:

— 11 сентября 1973 года, Чили, Сантьяго, правительственный дворец Ла Монеда!

Время и место я выбрал не наобум. Благодаря изобретению Бэббиджа прогресс вычислительной техники наверняка окажется быстрее, чем в известной нам истории. А значит и проект Киберсин, построенный по заданию чилийского правительства, наверняка окажется в силах противостоять военному перевороту Пиночета, или хотя бы спрогнозировать его…

— Аналитическая машина Бэббиджа представлена в Королевском Обществе Лондона… — вполголоса забормотал компьютер. — Королева Виктория выделяет средства на постройку и усовершенствование аналитических машин… Постиндустриальная революция… Экспансия Британской империи… Чертежи аналитической машины похищены американскими агентами… Никола Тесла возглавляет проект создания автоматических дредноутов с искусственным интеллектом на паровой тяге… Индия, Россия и прочие колонии Британской технократической империи консолидируют ресурсы… Распространение влияния Кибернетических Штатов Америки в Японии и восточном Китае… Главный вычислитель Лондона открывает деление атома…

Компьютер погрузился в тягостное молчание. Устав ждать, я деликатно покашлял, о чем сразу же пожалел: произведенный мною звук отдался болезненым эхом в голове. Вслед за этим прежний голос торжественно произнес:

— Пункт назначения недоступен. Дворец Ла Монеда не существует.

— Ну, где-нибудь еще в Сантьяго, — потерял я терпение.

— Сантьяго не существует.

— Это не единственный город в Чили…

— Чили не существует.

— Почему, черт возьми?

— По итогам Первой мировой войны. Британский Технат использовал автоматические беспилотные дирижабли с ядерным вооружением. Кибернетические Штаты Америки ответили созданием самовоспроизводящихся кибердредноутов. Война продолжается поныне, но, к сожалению, человечества больше нет. Желает ли оператор выбрать иную точку ветвления?

— М-м-м… Наверное, на этот раз что-нибудь попозже, — с дрожью в голосе проговорил я, сокрушенный трагической судьбой мнимого человечества. — Должно быть, люди XIX века были не готовы к такому прогрессу. Давай изменим что-нибудь в более позднюю эпоху. Вот, скажем, Эйнштейн, великий пацифист, который, к несчастью, так и не воспринял вероятностную природу квантовой механики. Если мы исправим этот недочет…

— Не «мы», а «я», — самодовольно поправил меня компьютер. — Точка ветвления принята: Альберт Эйнштейн рожден с большей интеллектуальной гибкостью… Работы в области вынужденного излучения… Созданы экспериментальные образцы квантовых генераторов высокой мощности… Первый гелий-неоновый лазер построен в лаборатории Эйнштейна… Первое использование высокоточного лазерного вооружения во Второй мировой войне… Создан американский противоядерный щит с надежностью выше девяносто девяти процентов… Благодаря щиту президент Трумэн решается на нанесение массированного ядерного удара по территории СССР… Ответный удар бактериологическим оружием… К 1973 году остатки человечества в карантинных зонах северной Гренландии и Огненной Земли готовятся к…

— Хватит! — утратив самообладание, воскликнул я. — В твоих расчетах ошибка. Почему любое благо человечеству приводит ко всеобщей гибели?

— Я как раз хотел задать этот вопрос оператору как представителю этого человечества. Но куда быстрей оказалось смоделировать ответ.

— И каков же он?

— Не очень содержательный, как оператору и самому известно. «Э-э-э… Ну… С исторической точки зрения… Возможно, достижения в гуманитарных отраслях знания смогут изменить что-то к лучшему».

— А ведь это мысль! Думаю, следует сделать человечество более миролюбивым. Привить ему пацифизм, причем как можно раньше, еще в античности. Что если усилить влияние учения Сенеки, который остро критиковал войну в «Натурфилософских вопросах»?

— Точка ветвления принята, — с готовностью провозгласил компьютер. — Учение Сенеки поддержано большинством в римском сенате… Армения захвачена римскими войсками, сенекизм впервые признан государственной религией… Тысячелетняя эпоха экспансии сенекизма… Кризис 1248 года… Ересь Яна Гуса о буквалистской трактовке сенекизма неожиданно приобретает множество сторонников… Тридцатилетняя война между буквалистами и символистами привела к безоговорочной победе первых… Международный экономический кризис, вызванный политикой неомальтузианцев…

— Замолчи, ради всего святого! — не выдержал я. — Почему опять войны и смерть?

— Мой анализ показывает, что, по мнению большинства жителей Земли, битва за мир требует многочисленных жертв.

— И каков итог? Сможет ли новое человечество дожить хотя бы до начала двадцать первого века?

— Несомненно. Желает ли оператор войти в симуляцию?

— Желаю. Посмотрю своими глазами на то, что получилось в итоге.

— Тогда прошу указать место и время внедрения.

— Время — начало двадцать первого века… А место… Да неважно. Любой большой город.

Что-то загрохотало вокруг меня, и я зажмурился от потока яркого солнечного света, ударившего мне в глаза. Оглядевшись, я вздрогнул. Это, без сомнения, был город, по своей архитектуре не слишком отличный от всего, что я привык видеть ранее, но расцветка… Город утопал в зелени — в самом буквальном смысле. Не только высаженные вдоль дорог деревья, но также стены высоких зданий, эстакады и даже асфальт под ногами имели насыщенный зеленый цвет. Зеленые тона преобладали и в одежде окружающих меня людей, хотя некоторые из тех, кто помоложе, выделялись из толпы белыми, синими и даже фиолетовыми фрагментами своих одеяний. Последние частенько удостаивались неодобрительных взглядов от прохожих более почтенного возраста.

Я так увлекся разглядыванием сцен из жизни причудливого зеленого города, что не сразу услышал нараставший возмущенный гул у себя за спиной и выкрики:

— Вот она, современная молодежь! Нельзя было отменять курсы цветриотического воспитания…

— Да о чем вы говорите, почтенный красанин? Это очевидная диверсия желтков. Они давно пытаются растоптать идеалы зеленизма такими выходками.

— Сколько они вам платят? — рявкнул мне в ухо чей-то возмущенный голос.

— Что-что? — опешил я.

Перехватив взгляд возмущенного горожанина, одетого в ядовито-зеленый костюм, я перевел взгляд на собственное одеяние. Оно было нейтрального серого цвета и не привлекало бы внимания, окажись я в обычном человеческом городе. В то же время кто-то крепко сжал запястье моей правой руки, и я ощутил холодное прикосновение стальных наручников.

— Красанин, вы арестованы по обвинению в антикрасанском и непристойном поведении в публичном месте. Вы имеете право уведомить своего хроменеджера...

Обернувшись, я увидел перед собой полицейский жетон с нанесенной на него темно-зеленой надписью «На страже цвета!» и попытался вырвать руку, но куда там! Меня затащили в полицейский фургон, не прекращая бубнить мне в ухо длинный список моих прав, и мотор заурчал, набирая обороты. Минут через пятнадцать мы прибыли в участок, и к этому моменту от обилия оттенков зеленого цвета вокруг у меня разболелась голова.