Дом с привидениями (антология)

* * *

— Загадки, сплошные загадки, — сказал профессор Никита Бардов — Шефуня, как его уважительно называли промеж собой сотрудники станции.

Бардов был нетороплив, массивен, краснолиц, бородат. Говорил густым колокольным басом. Его поведение в самых трудных, даже экстремальных ситуациях считалось критерием выдержки. На станции существовал неофициальный, но всеми признаваемый эталон — “одна шефуня” — величина, близкая к бесконечности, в малых долях которой оценивалась выдержка остальных участников марсовки.

Бардова отличали еще исключительная корректность, железная логика, несгибаемая воля и апостольская доброта. При необходимости распечь кого-нибудь он всегда переходил на уменьшительные и ласкательные формы речи.

По специальности он был планетологом. Несколько лет работал на Лунной базе. Его кандидатская диссертация, посвященная исторической селенологии1, сразу принесла ему докторскую степень. Шефуня был автором всех марсианских программ, начальником первой и четвертой марсовок. Теперь он оставался еще и на пятую…

— Что касается задач пятой, — Бардов сделал долгую паузу, — привезенную программу придется кое в чем изменить. Будем продолжать бурение, атмосферные наблюдения, геофизику… Биологические исследования надо сократить, потому что они ровно ничего не дали.

— А лед? — быстро спросил Мак.

— Биологи сосредоточат внимание на вашем ледяном керне2. Им этого вполне достаточно.

— Будет еще лед из шахты, — сказал Кирилл. — Проходка заложена в проекте, и я теперь думаю, что идти надо через покровный лед. Надо только выбрать подходящее место…

— Это очень хорошо, что вы там думаете, — ласково кивнул Бардов. — И местечко надо выбрать… А вот с самой проходкой, может, повременим? А?

— Но как же так! — воскликнул Кирилл. — Шахта — это своего рода гвоздь…

— Э-э, дорогуша, — загудел Бардов, — “гвоздей” в наших марсианских программах целые бочки, — он вздохнул. — Дело в том, что я еще не сказал вам, может быть, самого главного. Предстоит заниматься одной внеплановой… проблемой. Она тоже возникла недавно. На Земле об этом пока не знают… Тут у нас обнаружились места, в которых у людей возникают… — Бардов прищурился и сделал долгую паузу, — ну, скажем, пока… галлюцинации. Даже массовые, если посчитаем массой трех человек. Все наличные средства индивидуальной защиты — вездеходы, скафандры, в том числе тяжелые-ночные, пригодные, как вы знаете, для открытого космоса, — не помогают. Не помогают и защитные поля. Если “галлюцинация” оказывается длительной — в пределах часа или более того, — он кашлянул и снова сделал паузу, — может наступить беспамятство, после которого человек длительное время пребывает в состоянии крайней психической депрессии. Возможны и более тяжелые последствия.

— Похоже на заболевание, — осторожно заметил Кирилл.

— Мы вначале так и думали. Но главный медик, — Бардов указал на Мака, — кстати, он тоже остается здесь с нами, считает иначе… О своей точке зрения он потом сам расскажет. Первый раз это случилось… — Бардов обвел вопросительным взглядом присутствующих.

— Три месяца назад, — быстро подсказал Мак.

“Сразу после нашего отлета с Земли”, — подумал Кирилл.

— Первым был Азарий Горбунов, геофизик, — продолжал Бардов. — Он потом, по собственной инициативе, еще дважды попадал в это… приключение. Его пришлось… изолировать, и мы отправляем его отсюда… в довольно тяжелом состоянии.

— Психическом? — попробовал уточнить Кирилл.

— Крайняя депрессия, переходящая в бредовое состояние и паралич рук, — объяснил Мак.

— По-видимому, все-таки нервное заболевание, — заметил Кирилл. Мак отрицательно тряхнул рыжей головой.

— Потерпите, коллеги, у вас будет время все обсудить, — мягко остановил их Бардов. — Итак, впервые мы с этим столкнулись восемьдесят шесть дней тому назад. И произошло это в каньоне Копрат…

— В пещере, в одном из северных ответвлений каньона, — добавил Мак. — Мы там были вместе с Азарием, но в пещеру он зашел один… — Мак умолк и смущенно взглянул на начальника.

— Продолжайте, голубчик, — прогудел Бардов, — у вас получается гораздо интереснее.

— Извините…

— Продолжайте, продолжайте, а я пока отдохну.

— Он долго не выходил обратно и не отвечал на мои радиосигналы. Пришлось идти за ним. Я нашел его в глубине пещеры без сознания. Мы вытащили его наружу. Мне помогал Атиф — он был третьим в нашей поездке. Мы с Атифом ничего подозрительного в пещере не заметили… Когда мы привели Азария в чувство, он рассказал…

— Что он тогда рассказал, не столь важно, — заметил Бардов, — тем более что в дальнейшем повторялось примерно то же самое… Спасибо, Мак, вы очень помогли мне… Приключение в пещере Копрата так заинтересовало Азария, что он решил повторить его. Под предлогом еще каких-то геофизических наблюдений он отправился в Копрат со следующей исследовательской группой, забрался в ту пещеру и сидел в ней до тех пор, пока снова не потерял сознания. Правда, на этот раз он записал на диктофон свои… гм… наблюдения или… ощущения. На базу его привезли в бессознательном состоянии, и он болел больше месяца.

Пещеру мы тщательно обследовали в скафандрах высшей защиты, но ничего интересного и тем более подозрительного не обнаружили. Азарию, когда он поправился, было запрещено принимать участие в полевых поездках. Для себя я решил, что Азарий — натура увлекающаяся, очень импульсивная, у него эмоции нередко опережали логику и трезвое суждение ученого — просто надорвался в здешних нелегких условиях, тем более что работал он очень много. Наш главный медик, — Бардов снова указал на Мака, — поначалу тоже соглашался со мной, объясняя “казус Азария” нервным перенапряжением. Однако вскоре, а точнее, за тридцать три дня до прилета “Ветра времени” история повторилась.

На этот раз совершенно в ином месте — на главном нашем космодроме, где садились и откуда взлетали все земные корабли. Там жертвами… гм… галлюцинации… стали сразу три участника марсовки. Ни один из них не был в каньоне Копрат, и что произошло с Азарием, то есть о его… заболевании, как мы все полагали, они слышали с его слов. Когда это началось с ними, они все находились в диспетчерском бункере. Они сразу поняли, в чем дело, но само явление так их заинтересовало, что вначале они пренебрегли опасностью. Только когда один из них почувствовал себя плохо, они покинули бункер, однако галлюцинация не прекратилась. Фантом оказался в том же месте, где они увидели его через окно бункера. Я говорю “фантом”, хотя все они утверждают, что воспринималось это как вполне реальный объект… Их показания сходятся вплоть до деталей.

Погнали вездеход сюда, на Базу. Отъехав несколько километров, развернулись. Фантом уже исчез. Посадочная плита была пуста.

Профессор Бардов замолчал и задумчиво потер переносицу.

— Значит, в этом случае фантом наблюдался на посадочной плите космодрома? — уточнил Геворг.

— В самом центре плиты, в полукилометре от бункера и вездехода.

— Так что все-таки это было?

— Как это ни покажется вам странным, во всех случаях одно и тоже, — Бардов выделил последние слова, — высокий каменный портик с квадратными колоннами, поддерживающими массивный нависающий свод. В глубине за колоннами портика — ярко освещенный зал или какая-то площадь, заполненная множеством живых существ в ярких одеяниях. Между колоннами портика появлялась высокая фигура в длинном фиолетово-алом плаще или мантии и делала руками призывные знаки…

— Человеческая фигура? — снова уточнил Геворг.

— С того расстояния, на котором находились наблюдатели, она воспринималась как человеческая, так же как и существа в глубине.

— А фантом в пещере?

— Я же сказал, во всех случаях одно и то же.

— Не понимаю, — Геворг пожал плечами, — как в тесном пространстве пещеры?..

— В пещере словно бы приоткрывалось окно, — пояснил Мак. — Азарий говорил: “Как окно в иной мир”… Там тоже был портик с колоннами и все остальное… Азарий наблюдал это трижды. В редкие минуты просветления он несколько раз подробно пересказывал мне картину…

— Почему трижды? — спросил Кирилл. — Профессор говорил о двух… галлюцинациях Азария Горбунова.

— Три, — кивнул Бардов. — К сожалению, три. За ним не усмотрели. Узнав о фантоме на плите космодрома, Азарий, в нарушение моего запрета, сбежал и один поехал на космодром. Мы спохватились слишком поздно… Погоня обнаружила вездеход в центре посадочной плиты космодрома. Передняя часть машины была расплющена, словно машина врезалась в какое-то препятствие. Мотор не работал, а Азарий лежал в глубине грузового отсека. Его, видимо, отбросило при столкновении вездехода с чем-то. Когда его удалось привести в сознание, он сказал, что на космодроме увидел то же, что в пещере. Он попытался проскочить между колоннами портика и дальше ничего не помнит.

— Ну, а еще ваши “призраки” появлялись? — поинтересовался Геворг. В вопросе физика прозвучала плохо скрываемая ирония.

Бардов задумчиво погладил пышную бороду:

— Больше нет… У нас их больше никто не видел. Тем не менее мы сочли необходимым посадить “Ветер времени” в другом месте.

— А на главном космодроме кто-нибудь еще бывал? — вопрос прозвучал невинно, но в глазах Геворга Кирилл прочитал откровенную насмешку.

— Бывали. — Бардов продолжал поглаживать бороду. — Там установлено регулярное наблюдение. Кроме того, из диспетчерского бункера автоматически велась киносъемка.

— И что же?

— Ничего. На кинокадрах посадочная плита пуста, и в ее окрестностях ничего подозрительного не возникало.

— Вполне естественно, — усмехнулся Геворг, — давно известно, что призраки, привидения, вампиры и прочая нечисть на кино- и фотопленке не фиксируются.

— Относительно призраков не знаю, — спокойно заметил Бардов, — не приходилось ими заниматься. Но миражи, коллега, удается сфотографировать. Кстати, тут на Марсе миражи не редкость.

— Вы хотите сказать… — начал Геворг.

— Нет, я сказал все, что хотел. Прошу еще вопросы, если они есть?

— Остается ли на пятую смену кто-нибудь из числа наблюдавших… “Фантом Азария”? — спросил Кирилл.

— “Фантом Азария”, — задумчиво повторил Бардов. — Неплохо… Можно принять это в качестве названия проблемы. “Казус Азария” мне не очень нравилось… В нем что-то от терминологии юристов… Нет, коллега, никто не остается. Все-таки у нас нет стопроцентной уверенности, что это не заболевание.

— Интересно, а что думает по этому поводу главный медик четвертой смены? — спросил Геворг.

— Разрешите? — Мак взглянул на Бардова.

— Разумеется, коллега.

— Это не заболевание в общепринятом значении слова, — начал Мак, — это ранение… Если хотите, травма, наносимая мозгу каким-то еще неизвестным нам явлением, скорее всего излучением, связанным с возникновением фантома. Думаю, даже уверен, что мы еще столкнемся с ним. Среди многих загадок Красной планеты эта представляется одной из наиболее интересных и, пожалуй, наиболее опасных… Я полностью согласен с нашим шефом, что ей следует посвятить максимум внимания.