Грань бессмертия

— Так, значит, не машина писала бы роман, а Боннар и его сотрудники с помощью машины.

— Можно сказать и так.

— Ну, а откуда эти современные вставки?

— Возможно, чтобы обогатить "воображение" машины, в нее ввели определенный объем знаний из литературы с конкретными примерами.

— Не думаю. Кому были нужны эти лондонские деревья?

— А зачем они живому писателю?

— Допустим, все обстоит так, как ты говоришь, — вступил я в разговор. Однако такие произведения, создаваемые машиной, с точки зрения мастерства наверняка были бы ниже романов, созданных писателем. А ведь ты сама считаешь, что в последних произведениях Браго заметно явное развитие таланта. Могла ли машина "переплюнуть" писателя, которому она подражает?

— Теоретически это возможно. Если удалось решить все проблемы, связанные с компоновкой и селекцией, то высшая степень мастерства — уже вопрос дальнейших технических усовершенствований. Нет объективной границы, которую мы назвали бы "уровнем" живого писателя.

— Однако я не очень-то понимаю, почему для эксперимента избрали именно творчество Браго. Почему не "продолжают" какого-нибудь давно умершего писателя?

— Браго мог активно участвовать в подготовке памяти машины. Возможно, был записан ход свободных ассоциаций. Например, он мог диктовать все, что приходило на ум, испытывать различные способы связей, даже записывать течение мысли в процессе создания фабулы. Институт Барта занимается нейрокибернетикой и психофизиологией, а не чистой математической лингвистикой. — Катарина замолчала, потом резко изменила тему. — Но у вас, очевидно, есть другие, более срочные дела. А я здесь сижу и довольно путанно теоретизирую.

Только теперь и я заметил, что разговор постепенно превратился в наш с Катариной диалог.

— Что вы! Мы слушаем с величайшим интересом, — попытался еще придерживаться законов галантности да Сильва, но сеньора де Лима пресекла дискуссию.

— Все это ужасно любопытно, но время летит, а я хотела бы поговорить с вами, сеньор адвокат, о неотложных делах, — сказала она, вставая.

Да Сильва тут же нашел выход из щекотливого положения.

— Вы любите магнолии? — спросил он Катарину таким тоном, будто продолжал давно начатый разговор о цветах. — Мой садовник вывел очень интересный сорт.

— А нельзя ли взглянуть? — любезно подхватила Катарина.

— Разумеется. Прошу вас, — поклонился да Сильва. — Вы не возражаете, обратился он к Долорес, — если мы оставим вас одних?

Когда они вышли, сеньора де Лима опять села в кресло и, проницательно глядя на меня, сказала:

— Ну и болтлива ваша знакомая! Я думала, она скажет что-нибудь более дельное.

— Вы сомневаетесь в возможностях машинного творчества? Мне тоже думается, что к нашему делу это не имеет отношения.

— Если я правильно поняла, то в случае, если все обстоит именно так, как она говорила, Марио лишится всех прав на книги.

— Пожалуй, да. Самое большее, можно было бы добиваться компенсации за присвоение имени. Но даже и в этом случае мы не могли бы вносить иск, поскольку существует завещание, а очень может быть, и какие-либо документы, передающие эти права институту.

— Вот именно… Собственно, зачем вы ее сюда привезли? — спросила сеньора Долорес, не пытаясь даже "играть в кошки-мышки". — У нас сейчас и без того серьезные заботы, а вы только напрасно усложняете положение.

Я решил охладить свою клиентку.

— Если вам не нравится, что я приехал с сеньориной Дали, мы можем сейчас же уехать…

Сеньора де Лима с беспокойством взглянула на меня.

— Не говорите глупостей, сеньор. Я не за этим вас сюда пригласила.

— Доктор Дали заслуживает полного доверия, — сказал я. — Кроме того, она может нам пригодиться. Она знакома с Боннаром и была первым рецензентом творений Браго, переданных Боннаром профессору Сиккарди. Если нужно будет выяснить, как обстоят дела в институте, она легко найдет предлог попасть туда.

Сеньора де Лима несколько успокоилась, но особого энтузиазма по поводу моих слов не проявила.

— Сейчас, действительно, пригодился бы человек, имеющий легкий доступ в институт, но не знаю, не будет ли от вашей знакомой больше хлопот, чем пользы. И уверены ли вы, что она не "рука" Боннара?

— Я уже сказал, что полностью ей доверяю, — холодно возразил я.

— Ну, хорошо, хорошо, — тяжело вздохнула сеньора де Лима. — Перейдем к делу. Муж говорил вам, что Марио сбежал от меня на пути домой. Я почти убеждена, что он опять явится в Пунто де Виста. Точнее — к моему брату или, что хуже, в институт. Да Сильва мне очень помогает. Он разослал людей во все стороны. Благодаря ему мне удалось вчера поймать Марио. Сеньор да Сильва — обаятельный человек, у него наилучшие намерения, но Марио трудный, нервный ребенок. Я не хочу нового скандала… Поэтому и не обращаюсь за помощью в полицию.

— В чем заключается моя роль?

— Сейчас скажу. Марио вас не знает. Так получилось, что он до сих пор вас не видел… — немного смутилась она. — Мне известно, что вы хотели с ним поговорить… Поэтому я подумала, что вам будет легче установить с ним контакт, объяснить ему…

— Я считаю, что вы с мужем совершенно напрасно так долго не доверяли мне. Будучи вашим адвокатом, я должен знать все. Разве можно было скрывать от меня, что Марио в этом деле поддерживает Боннара?

— Это неверно. Марио, как вам говорил мой муж, не интересуется завещанием. Но он ненавидит моего мужа, да и меня не любит… — она вытерла платочком слезы.

— Чем же могу помочь я?

— Вы подождете здесь до вечера. Может быть, даже переночуете… Как только мы узнаем, что Марио появился вблизи церкви, вы поедете к моему брату и попытаетесь выспросить у Марио, что он собирается делать. Вам необходимо завоевать доверие мальчика. Вы это сумеете, если захотите.

— А если Марио отправится прямо в институт?

— Он не сможет туда добраться. Об этом позаботится да Сильва.

— Значит, опять… — сказал я насмешливо.

— Нет, нет. На этот раз речь идет не о том, чтобы его схватить. Но он об этом не знает.

— Ну а если он не появится у священника… Ведь он может где-нибудь прятаться несколько дней.

Она смутилась.

— Видите ли… Уже сегодня к вечеру, самое позднее до полуночи он должен быть там… Он готов сделать все…

— Скажите откровенно, в чем тут дело? — спросил я сухо. — Почему вы недоговариваете?

— Нет, нет. Я ничего не скрываю. Дело в том, что сегодня годовщина смерти Хозе…