Сторан

Леег. Знакомство с новым миром

Я услышал приближающиеся голоса и вернулся в свою комнату. Не успел дойти до кровати, как занавес в проеме противоположной стены откинулся, и в помещение, пригнувшись, вошел высокий худой человек с остроносым лицом и седыми до плеч волосами. Его несоразмерно крупные глаза с удивлением смотрели на меня.

Следом зашла женщина. Увидев меня, стоящего перед кроватью, она прикрыла рот верхней парой ладошек, и я отчетливо услышал ее мысленный вопрос:

– Леег, ты уже встал?

Нет, блин. Я все еще лежу, но стоя. Черт, если она передает мне мысли, значит, вероятно, может слышать мои. Надо бы быть вежливее в мыслях. А то обижу ненароком. Мысль она, как говорится, не воробей. Вылетит – фиг догонишь.

Мужчина, продолжая стоять у входа, сложил верхнюю пару рук на груди, вторую сцепил за спиной. Удивление во взгляде прошло, и теперь он просто оценивающе осматривал меня.

Интересно, кто это такой? Отец? Вряд ли. Женщина говорила, что позовет какого-то Хама. Вряд ли она так стала бы называть моего отца. Надеюсь, это имя, или прозвище означает не то же, что в нашем мире? А то хамов с детства не люблю.

И долго они так будут смотреть на меня?

Я чувствовал себя воришкой, которого застали врасплох. Надо было не вылезать из постели. Щас бы притворился спящим беспробудным сном. Заодно послушал бы, о чем говорят эти люди. Ну, да ладно, буду изображать потерявшего память. Что, собственно, не сложно, ибо я ее в этом мире, можно сказать, и не имел.

– Здрасте, – попытался коротко приветствовать седого и с удивлением услышал, как вместо одного слова, я произнес целую тираду в каком-то японском стиле, типа, я рад видеть Вас на пороге этого дома и т.д.

Мужчина подошел и, положив две конечности мне на плечи, ощупал другими мои руки, грудь. Зачем-то приподнял мне веки, подергал за мочки ушей. Ну, точно – местный Айболит.

– Ты совершенно здоров, Леег, произнес он, после чего обратился к женщине: – Сказано же было, что жрецы Священного Острова нарекли твоего сына избранным Создателями. А я, ничтожный деревенский лекарь, усомнился и пытался лечить его от предначертания, принимая оное за болезнь. Возможно, это я своим невежеством чуть не погубил Леега.

Женщина подошла к седому и, приложив пару рук к груди, другими нежно взяла его за одно из предплечий, мысленно успокаивая и говоря, что он лишь исполнял свой долг. Лекарь, похоже, не слышал ее мыслей, но жесты и мимику понял правильно.

– Нет, Ната. Как иначе объяснить, что Леег полностью оправился после того, как я прекратил лечение, посчитав его умирающим? Ведь я был абсолютно уверен в том, что он не доживет до заката. Я немедленно отправляюсь на Остров. Пусть Жрецы оценят мою компетентность. Возможно, они решат прислать вам нового, более сведущего лекаря. А я стану простым охотником и заведу собственную семью.

Мужчина отстранил Нату и решительно вышел. Та с сожалением посмотрела вслед, но тут же, как только обернулась ко мне, глаза ее наполнились радостью.

– Надо немедленно сообщить Стику, – услышал я ее мысль.

– Стик – это мой отец?

– Что? – тонкие брови женщины поднялись в удивлении, и следом она задала сразу два вопроса: – Ты слышишь мои мысли? Ты не помнишь своего отца?

Вот те раз. Так телепатические возможности вовсе не являются нормой для этого мира? Значит, мои мысли никому не доступны? Не сказал бы, что это мне не нравится. Но почему тогда я слышал ее? Кстати, о чем думал Айболит, я не слышал. Да и о чем думает эта женщина, мне, похоже, тоже не совсем доступно. Понятны только посылы, обращенные непосредственно ко мне.

– Извините, – я смущенно развел руки. – Я вообще ничего не помню. Даже не знаю, кто я такой. Я, вероятно, чем-то тяжело болел? Вы моя мать?

– Бедное мое дитя, – красивые глаза женщины наполнились слезами.

Мне стало искренне жаль ее.

– Но зато я чувствую себя физически вполне здоровым, – сказал, чтобы успокоить Нату.

Она снова улыбнулась и погладила меня по плечу.

– Это самое главное, сынок. А память вернется, – и, спохватившись, воскликнула: – Надо скорее сообщить отцу радостную весть!

– Я пойду с тобой, – принял я неожиданное решение. – Только подскажи, во что мне одеться.

Раз уж попал в новый мир, то нужно скорее в него влиться, ибо нет смысла оттягивать.

Мать подала сапоги-чулки из тонкой кожи и одну из безрукавок. После того, как я надел все это, она протянула какую-то сбрую с вдетыми в нее четырьмя маленькими топориками на длинных ручках. Вот и нафига мне эти томагавки? Задал этот вопрос мысленно. Однако она не услышала.

– Зачем мне это? – спросил уже вслух.

– Ты вырубил собственное жилище и отвез семя зуха на Священный остров. Даже целых два семени. Теперь ты полноценный мужчина, – вероятно, посчитав объяснение достаточным, Ната вложила сбрую мне в ладони.

Покрутив полученное снаряжение, накинул два ремня, соединенных сзади чем-то наподобие патронташа, на плечи. Подвешенный на них широкий ремень застегнул на животе с помощью большой бляхи, сделанной то ли из кости, то ли еще из какого-то непонятного материала. Все подогнано точно по мне. По бокам в небольшие петли на ремне вставлены топорики. На мой вопрос для чего нужен патронташ на спине, Ната пояснила, что он нужен для дротиков, которые постоянно носить вовсе не обязательно.

Я покосился на висящие, на стене большие топоры. Хорошо, что и их не нужно постоянно таскать с собой.

Пройдя через большую комнату, на обстановку которой впопыхах не обратил внимание, мы вышли на высокое крыльцо. Увиденное снаружи не то чтобы поразило меня, но удивило довольно-таки сильно. Представьте себе гибрид груши с тыквой размером с дом. Именно такие желто-песочные плоды-монстры, тянувшиеся двумя рядами, образовывали довольно широкую улицу. Каждая тыквогруша была обнесена невысоким плетеным заборчиком, как обычные земные деревенские хаты. В стенах плодов прорезаны окна и двери. Сбежав с крыльца, я задрал голову, и окинул взглядом дом, из которого вышел – такой же гигантский плод. Интересно, дома действительно растительного происхождения, или здесь такой причудливый архитектурный дизайн? Просто страшно представить дерево, на котором растут подобные груши…

Наше жилье от околицы отделяло всего два двора. У соседнего плетня копошилась парочка обнаженных по пояс малышей. Непривычно видеть на их голых спинах по четыре шевелящиеся лопатки. Увидев нас, они подскочили, какое-то время молча смотрели, а как только мы прошли мимо, понеслись по улице с криками:

– Леег не умер! Леег живой!

Ната, оглянувшись на них, улыбнулась и взялась за мою руку, будто проверяя, не мерещусь ли я.

Сразу за околицей простирался широкий луг. За ним поднималась стена леса. По законам земного мира на таком лугу просто обязаны были пастись гуси или коровы. Однако здесь было пусто. До меня дошло, что и в самой деревне не хватало обычных земных звуков, таких как лай собак, кудахтанье кур петушиные крики.

Пройдя половину луга, я обратил внимание на рощу интересных деревьев, резко отличающихся от остальной лесной массы. Эти деревья напоминали земные баобабы, только карликового размера. Бочкообразные стволы возвышались не более чем на три метра. Широкие кроны буквально смыкались друг с другом. Видно, что деревья не одного возраста – ближе к лесу стволы повыше и потолще, ближе к деревне попадались совсем маленькие, вплоть до еле показавшихся ростков.

– Что это за роща? – поинтересовался у идущей рядом женщины.

– Поселковое кладбище, – ответила та после некоторой паузы, на протяжении которой, замедлив шаг, пристально смотрела на меня.

От дальнего конца рощи доносились звуки частых ударов топора по дереву. Мы прошли между деревьев в ту сторону и вышли к просеке между рощей и лесом. Широкие пеньки разной степени замшелости указывали на места, где некогда росли мини-баобабы.

Картину, которую увидел далее, не могу назвать иначе, как деревообрабатывающий комбайн или машина по производству щепы. Коренастый коротко стриженый мужик с такой скоростью работал одновременно четырьмя топорами, что ему позавидовала бы машина по измельчению пеньков, которую я когда-то видел в городах моего мира. Шаолиньские монахи, увидев такое искусство владения оружием, или в данном случае орудием труда, моментально эмигрировали бы в Японию, записались там, в самураи и сделали б себе харакири. Ибо нет смысла жить, зная, что не способен даже приблизиться к совершенству.

Остановившись, я заворожено смотрел, как в поваленном дереве, с которого уже срублена крона, буквально на моих глазах появлялось углубление длинною с человеческое тело. Концы срубленного ствола закруглены и обработаны довольно гладко, словно их и не топорами обтесывали. Но никакого другого инструмента рядом не наблюдалось.

Я непроизвольно бросил взгляд на свои ладони. Неужели и я смогу также лихо орудовать топорами? Или уже умел? Нет, так конечно не умел, ибо молод еще слишком. А сколько, кстати, мне лет? М-да, сколько ж еще предстояло выяснить, и в первую очередь о себе. Ну что ж поделать, таков результат скоропостижного вселения в первую попавшуюся оболочку.

Мужчина бросил на нас короткий взгляд, не прекращая работы. Секунд пять он продолжал врубаться вглубь ствола, одновременно ровняя края получающегося углубления, затем остановился и еще несколько секунд смотрел в лес. Наконец медленно, словно боясь кого-то спугнуть, повернулся. Четыре топора одновременно выпали из ослабших рук. Широкие плечи опустились, и здоровяк, приоткрыв в изумлении рот, сел на поваленный ствол.

– Думаю, тебе стоит повременить с этой работой, отец, – я обратился к мужчине, будучи уверенным, что это и есть мой родитель. – У тебя наверняка найдется немало более приятных дел, чем строгать эту деревяшку.

– Леег?

Нет, блин, Сьюзи Кватра прилетела в этот мир, чтобы подарить первому попавшемуся дровосеку свою четырехструнную балалайку. Кхым, надо бы даже в мыслях постараться быть вежливым с этими людьми. Все же родители, как-никак.

– Леег здоров, – радостно улыбаясь, Ната подошла к все еще сидящему дровосеку и, обняв за голову, прижалась к нему. – Создатели вернули нам сына.

Какое-то время мужчина сидел неподвижно, уткнувшись лицом в живот супруги. Но вот, мягко отстранив ее, встал и подошел ко мне. Огромные ладони опустились на плечи, сдавили предплечья. Я чувствовал себя несколько жутковато рядом с этим, буквально пышущим жаром, гигантом. Он был выше меня, пожалуй, всего на полголовы, а вот шириной плеч и объемом стальных с виду мышц превосходил как минимум вдвое. Что если этот четырехрукий монстр сейчас разозлится на своего непутевого сына за то, что зря добрую половину дня махал топорами, пропитывая ядреным потом одежду, которую теперь придется стирать его любимой Нате? И сжал же меня в своих клешнях так, что не вырвешься.

– Сынок, – в голосе здоровяка было столько любви и нежности, что мне стало стыдно за свои мысли. Две крупные слезинки одновременно сорвались из лучащихся отцовской любовью серо-голубых глаз и, оставляя влажные дорожки, скатились к уголкам рта. – Сынок…