Гильдия Злодеев. Том 1

Скрещиваю руки на груди:

— Врешь?

— Вру. Хорошее качество. Три серебряных. И три медяка за стрелы.

— Договорились. Что по картинкам? — киваю на обнаженку.

Я прекрасно вижу, как лавочник старательно отводит от них взгляд, чтобы не показать заинтересованности. Специально оставляет их напоследок.

— Ну-у-у, — лениво мнет картинки. — Это я продать не смогу. Себе оставлю. Лишь бы баба моя не увидела...

— Я ей не скажу. Почем?

— По серебрушке за штуку, — отвечает слишком уж быстро.

Ого!

— Так, ну-ка возвращай, — тяну руку. — Продам в другом месте.

— Два серебряка, господин! Даже в городе дешевле! Но там бабка всегда со мной, не купить!

— По три.

Пауза. Лавочник аж краснеет от натуги.

— У-у-у... ладно...

Блин, слишком быстро согласился. Продешевил, значит. Ладно, хрен с ним. Вообще, удивлен, что они так дорого стоят. Думал медяк им цена. А тут по цене серебряного кольца и очень качественного лука. Вот что значит цена спроса. Художников у них, видимо, мало, а лук каждый второй абориген из палок сделает.

Чешу затылок и перебарывая жадность, думаю, стоит ли предлагать лавочнику ДРУГИЕ товары. Ладно, черт с ним. Вроде мужик нормальный. «Серьезных» людей я за километр вижу. Они своей «темной» репутацией очень дорожат. В делах незаконных это единственное бесценное качество. А кидалы и болтуны долго не живут...

Оборачиваюсь, убеждаюсь, что в лавке никого нет и никто не подглядывает в окошко. Высыпаю на прилавок горсть сушеных грибов.

— Друг, а вот это что? Правильно ли я понима-а-аю...

— О-о-о, — загорается лавочник.

Йес-с-с! Я никогда не промышлял такими делами, но сейчас вопрос выживания, так что от небольшого наркодельца моя совесть не пострадает.

На мое удивление, лавочник хмыкает, сует гриб в рот, жует. Мой внутренний наркобарон воет. Что за безобразие?! А заплатить за кайф?

— Моя баба такие на зиму сушит, господин Римус. Обычные цветные сыроежки. Оставьте себе. Посолите и с картошечкой печеной... Вкуснота.

Мой внутренний наркобарон умирает в слезах.

Скупой лавочник загребает добро, а я забираю СВОИ сыроежки. Отсчитывает мне три золотых и три серебряных монеты, округлив в меньшую сторону.

— Хм... еще три медяка.

— Ох, точно. Простите старика, господин. Память уже не та. Вот, пожалуйста.

Лыбится он мне тут.

Так, ладно... Теперь с бандитскими деньгами у меня три золотых, семь серебряных и две медных монеты. На браслет не хватает еще восемь медяков... А ведь еще на что-то жизнь надо.

Похоже, лавочник замечает мою трагедию на лице:

— Не хватает, да?

— А ты наблюдательный.

Хитрый меняла упирается руками в стол, чуть напирает на меня, понизив голос:

— А может это... у вас еще что в закромах имеется, господин? Я человек непривередливый. Всему применение найду.

Смотрим друг другу в глаза. Получается какое-то невербальное общение двух очень деловых людей.

— Может и имеется. А может и в будущем что-нибудь поимеется. Подороже и поинтереснее.

Лавочник хмурится, отстраняется:

— «Подороже и поинтереснее» означает опаснее... для дела. А вы, господин, простите старика, человек заметный, знатный... — кашляет, замолкает.

Но я понимаю, о чем речь. Производственные риски. Много неизвестных факторов. Например, почему это аристократ подался в мелкие темные делишки? Уж не «ревизором» ли он заделался после очередной попойки в таверне. Мало ли какая алкобелка разгулялась в моей голове.

Киваю:

— Репутация моя не нравится, да?

Лавочник не отвечает, просто слегка улыбается. В его глазах я замечаю что-то, похожее на заинтересованность, не связанную с деньгами. Хотя о чем это я... Если бы ко мне пришел в лавку важный человек с «делами», я бы тоже попробовал прощупать его с целью приручить для дальнейшего выгодного сотрудничества.

Снова понимающе киваю:

— Говори, как это поправить.

— Ну... господин Римус. Тут уж вы сами понимаете, просить ВАС я ни о чем не могу. Сложности у меня есть, не спорю. Вот, например, закупил я партию табачка у низушек, а тут вон оно как произошло — Клоуш наш, старый пердун, решил подмять меня, а ведь мы договаривались... Нашел он, значит, другого себе поставщика и теперь свою траву дрянную в обход меня на три деревни продает. Дешевле почти в два раза. Говорит, что выгоднее ему с другими работать...

Клоуш? Владелец таверны, чья бабка делает отличный сыр? Гад, который меня отправил и бандитам сдал. Все дороги обратно к нему ведут. С табаком тоже всё понятно. Была монополия, а тут вдруг конкуренты. Деньги теряются.

Соглашаюсь:

— Да, нехорошо договоренности нарушать.

Лавочник накидывает на лицо гримасу обиды:

— Очень нехорошо, господин. Ох, как нехорошо в нашем то деле друзей обманывать. Несправедливо то как, ох. Я бы и сам с Клоушем перетер, но люди за ним стоят... всякие. По лесам тут бродят... А за мной-то никого нет, сами понимаете. Пока никого...

А, вот оно что. «Крышуют» значит старика. И я догадываюсь кто. Говнюки, от которых я сбежал. Неспроста же они со стариком так легко на мой счет договорились. Твою ж... может все-таки стоило им глотки-то перерезать? Теперь боком встанет. Что ж. Урок усвоен.

В общем, намёк я понимаю:

— Безобразие какое. Уверен, что справедливость скоро восторжествует.

Глаза лавочника блестят, но он только откашливается:

— Кхе-кхе, ну да, конечно. Хотя что я вас, БЛАГОРОДНОГО, — акцент на последнее слово я улавливаю, — гружу своими МЕЛКИМИ проблемами. У вас же СВОИХ дел много. Значит, берете браслетик-то, да? Сколько я там запросил за него? Память старческая... Один золотой же? Ну точно, один.

Вообще-то, он просил три золотых и восемь серебряных монет. Хех... Какой гениальный ход скидкой. И ведь даже взяткой не назовешь. Я прекрасно понимаю, что один золотой — цена ниже себестоимости.

Выражаю крайнюю озабоченность:

— Ну да, ВРОДЕ такая цена была. Беру с удовольствием.

Возвращаю одну золотую монету.

— Поздравляю с покупкой, господин, — достает из стеллажа браслет, передает мне. — Перезарядка стоит один золотой и девять серебряников. Накопители у меня есть. Но я желаю вам, чтобы этого не понадобилось.

Морщусь:

— Дороговато...

— Так сам браслет без магии ничего не стоит, господин Римус. А эфирные накопители в Гнезде есть только у меня. Но вы возвращайтесь. У меня цены для некоторых непостоянные... Да и ассортимент иногда... увеличивается.

Протягивает мне мозолистую руку, и я не без удовольствия ее пожимаю. Рукопожатие крепкое. Очень. Не знаю, насколько люди в средневековье сильные, но сомневаюсь, что обычные торгаши имеют такие руки. Они скорее привыкли держать что-то металлическое и тяжелое, нежели картинки с бабами, фиалы дождей и мотыги.

— Обязательно это проверю, — обещаю я. — Как только разберусь с несправедливостью в своих землях.

Своих? Я правда так сказал? Блин, машинально вышло. Но лавочника моя фразочка нисколько не смущает:

— Поживем — увидим, господин Римус. Желаете еще что-нибудь, прежде чем уйти? Готов забрать ваши деньги в любое время. Но только за тот товар, что вы видите перед собой...

Ага, ясно-понятно.

Так, ладно. Есть еще, что мне ОЧЕНЬ нужно.

— А есть ли у тебя, лавочник, сумки?

— Сумки, господин?

— Ну... да. Такие сумки, куда можно положить, например, кочан капусты и незаметно таскать все время с собой. Очень уж я люблю капусту, но не хочу, чтобы об этом кто-то узнал...

Лавочник отпускает мне руку, сканирует глазами, и до него что-то доходит:

— А, вы про артефакторные скрытные подсумки. Да откуда же у меня такое...

Ого. Я вообще-то имел в виду обычную сумку. Просто незаметного ношения. Но меня поняли по-другому. Это звучит даже лучше, чем я рассчитывал. Скрытная. Артефакторная. Теперь мне еще нужнее.

— Вопрос жизни и смерти, друг. Вынужден просить. В долгу не останусь.

Сейчас я и правда поступаю непрофессионально. В «черных делах», если у тебя нет имени, сначала что-то дается, а потом уже берется. Услуги оказываются только, если у тебя есть репутация. У меня ее нет. Тех, кто наглеет, как это сейчас делаю я, быстро списывают.

И по лицу лавочника я вижу, что он не очень доволен. Ему кажется, что я пользуюсь свои положением аристократа, а не «делового человека».

— Хорошо, господин Римус. Я что-то такое вспоминаю... Вроде бы было у меня кое-чего в закромах... От бабки еще осталось... Не для продажи, а так, личное. Так-то это стоит золотой, но... вещица мне ТА-А-К ДОРОГА, что я попрошу с вас... кхм... все ваши деньги. Даже те, которые вон в то-о-м мешочке... — кивает на мой кошелек. — Не настаиваю, конечно. Это моя личная наценка. Уж больно любо сердцу моему мои личные вещи. Могу и за золотой, конечно, отдать. Вы же мой ГОСПОДИН...

И смотрит на меня. Пристально. Внимательно. Пронизывающе.

Молодец мужик. Красавец. Просто шикарный делец. Откуда такой взялся в захолустной деревеньке? Он прирожденный торгаш. Отказаться от такой сделки — значит показать, что не такой уж у меня вопрос «жизни и смерти» и я просто обманул его, заставив раскрыть некоторые нелегальные товары. А если я заберу подсумок за золотой, то наши с ним «дела» закончатся здесь и сейчас. Господин приказал продать за золотой, а не за назначенную завышенную цену, в которую включены издержки отсутствия у меня «черной» репутации. Значит, я просто господин, а не делец. И никогда не увижу «расширенного ассортимента».

Жадность визжит резанной свиньей, но я никак этого не выражаю. Наоборот, благодарно киваю:

— Я этого не забуду.

Возвращаю все деньги и вдобавок кидаю кожаный мешочек. Теперь я на мели. Ни одной медяшки у меня нет.

Нормально так сходит закупиться...

А лавочник... красавец!