Танкистка

Глава 11

Вернувшись к своим людям, Гусаров сказал: — Мы вливаемся в отряд сержанта Нечаевой.

Было видно, что основная часть бойцов его отряда открыто рада такому решению. Наличие большого количества бронетехники, причём новейшей, опрятный и сытый вид бойцов внушали надежду, что они попали в отряд с хорошим командованием.

— Николай Петрович, — Обратился к Гусарову политрук Ищенко, он был политруком одной из рот полка Гусарова. — Как это так? Почему МЫ вливаемся в отряд простого сержанта? Она — сержант, а вы старший батальонный комиссар, у вас самое высокое звание тут, как впрочем и должность, как же так? Почему?

— Игорь, я понимаю, конечно, на первый взгляд это полный абсурд, но я поговорил с этим сержантом. Она действительно по праву занимает должность командира этого отряда, более того, именно она его и создала.

— Но по уставу она должна пойти под командование старшего по званию и должности, а не наоборот.

— Да, так и есть, и она уже один раз отдала свой отряд под командование старшего командира.

— И что?

— Он на следующий день умудрился угробить её отряд, они потеряли всю свою бронетехнику и половину личного состава.

— Да? Но у них сейчас не меньше батальона танков! Она врёт и не краснеет!

— Их они добыли себе сегодня ночью.

— Как? Николай Петрович, как вы себе это представляете, достать во вражеском тылу три — четыре десятка танков, причем более половины из них новейшие модели. Тут что, магазин по продаже бронетехники или армейские склады?

— Понимаю твой скепсис, я сначала тоже удивился, эта сержант сегодня ночью напала на немецкий пункт сбора трофейной техники, там она и достала эти танки.

— Но всё равно, почему мы идём под её командование? Это она должна пойти в ваше подчинение.

— У нас был выбор, или влиться в её отряд или идти своей дорогой. Я вначале тоже думал, что это она пойдёт под моё подчинение, но после того, как в аналогичной ситуации она потеряла все танки и половину личного состава, то теперь она не отдаст командование над своим отрядом никому.

— Но субординация? Ей за это трибунал грозит!

— Я ей сказал тоже самое.

— И что?

— Она ответила — До трибунала ещё дожить надо, а мои бойцы выполнят любой мой приказ.

— И всё равно я не согласен с этим.

— И тем не менее командование отрядом она не отдаст, позволит только присоединится к себе, вернее влиться в её отряд. Исходя из этого, я и принял такое решение. Здесь мы принесём больше пользы, чем пытаясь выйти к своим.

— И кем мы у неё будем?

— Я комиссар отряда, ты станешь комиссаром в одной из рот.

Ищенко всё равно остался недоволен этим разговором, ему просто было неприятно, что они попали под командование простого сержанта, да ещё и бабы. Он вообще был, как говорится — первый парень на деревне, высокий, светлый, бабник и балагур, ему и с бойцами было легко говорить, а баб он довольно легко уламывал на близость, вот и тут он решил охмурить эту сержантшу. Он успел её разглядеть, к слову говоря, она была как раз в его вкусе, даже сквозь немного мешковатый комбинезон выделялись её прелести, да и лицо было очень и очень миленьким, так что он с большим удовольствием повалял бы её на сеновале. Решив не откладывать дело в долгий ящик, он, увидев, что Нечаева осталась одна, решительно двинулся к ней. Подойдя, он одной рукой крепко ухватил её за задницу, а другой за плечи и попробовал поцеловать, решив взять эту крепость с наскоку, решительным штурмом, но жестоко просчитался. С совсем небольшим опозданием, твёрдое колено сержанта врезалось ему между ног, заставив разжать руки, и согнутся в приступе сильной боли. А Нечаева, внезапно выхватив из сапога остро наточенную финку, и схватив его одной рукой за голову, другой прижала её к его горлу. Из мгновенно появившегося небольшого пореза на горле потекла кровь, а Нечаева тихо, но страшно зашипела — Ещё раз, ты, кобель похотливый попробуешь ко мне пристать, то я отчекрыжу твоё вонючее хозяйство, засуну его тебе в пасть и затем сожрать заставлю. Ты, козёл вонючий, меня ПОНЯЛ?!

— П-п-понял. — Только и смог выдавить из себя Ищенко. Он привык, что в таких случаях женщина если и трепыхалась, то быстро сдавалась, а вот так было в первый раз.

— Тогда пшёл вон ублюдок и не попадайся больше мне на глаза.

— Что тут происходит? — Внезапно раздался голос нового действующего лица, вернее пожалуй старого, так как это вернулся старший батальонный комиссар Гусаров.

— Да вот товарищ Гусаров, плохо вы воспитываете своих людей, у вашего подчиненного судя по его поступку повышенный уровень спермотокзикоза, пришлось ему мозги на место вправлять, а если до него с первого раза не дойдёт, то тогда скоро в мире станет одним кастратом больше.

К этому моменту я уже отпустил этого недоумка и спрятал финку обратно в сапог, а Гусаров ТАК взглянул на своего подчиненного, что тот испуганно сжался.

— Я с тобой потом поговорю, а сейчас исчезни!

Ищенко скособочено поковылял прочь, а Гусаров спросил у меня: Я собственно чего вернулся, у вас уже есть какой план по нашим действиям на ближайшее время или нет?

— Разумеется есть, в ближайшие пару дней переправить наших раненых на большую землю, а то тут мы им почти ни чем помочь не можем, а там у них есть очень хороший шанс выздороветь.

— Но это невозможно! У нас нет ни какой возможности переправить их в тыловой госпиталь.

— А вот тут вы ошибаетесь, просто вы привыкли действовать по шаблонам, у вас зашоренность сознания и вы не видите возникающие возможности.

— И как тогда вы собираетесь это сделать?

— Легко и просто, как раз сегодня, считай прямо над нами, сбили семь наших тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3, почти все экипажи спаслись, к сожалению несколько человек всё же погибли.

— А при чём здесь это?

— А притом, что примерно в полусотне километров от нас находится наш бывший аэродром, который сейчас активно используют немцы. Там, по сообщению немецкого фельджандарма, кроме бомбардировщиков базируются и транспортные самолёты. Сегодня мы выдвигаемся к этому аэродрому, завтра проводим разведку, а затем атакуем. Из летчиков формируем экипажи по наличию самолётов, затем грузим в них раненых и отправляем к своим.

— А вы не боитесь, что их собьют?

— Конечно полностью такую возможность исключить нельзя, но она достаточно мала. К нашему большому сожалению наших самолётов сейчас очень мало, немцы свои самолёты сбивать не будут, так что они имеют все шансы благополучно долететь к своим.

— А если всё же встретят наши истребители?

— Я думала над этим, конечно полностью такую возможность исключить нельзя, но думаю, если при встрече из немецкого самолёта начнут махать палкой с привязанной к ней куском белой ткани, то это заинтересует наших лётчиков. Сбить это одно, а вот привести вражеский самолёт на свой аэродром это совсем другое.

Тут Гусаров засмеялся.

— ?…

— Простите, просто представил, как из открытой двери немецкого транспортника машут белым флагом, вот и не сдержался.

— И что, думаете это нереально?

— Теперь пожалуй нет, действительно, шансы благополучно долететь есть.

— Вот и я так думаю.

— Когда выступаем?

— Через час, нам надо за оставшееся до ночи время проехать сорок километров.

Мы действительно выступили через час, и двигаясь со скоростью километров 20 в час, неторопливо ползли по лесным дорогам, лишь изредка пересекая просёлки и часам к 9 вечера остановились на берегу небольшого лесного озера, где и встали на ночевку. Разведка опять ушла в поиск, им за ночь надо было пройти по ночному лесу километров десять, а затем всё выяснить о аэродроме. А мои бойцы за эту ночь хорошо выспались, я не стал их рано будить, какой в этом смысл, если нам всё равно весь день тут стоять, дожидаясь результатов разведки. Пускай лучше бойцы получше отдохнут, так как скорее всего следующей ночью им спать не придётся. Разведка вернулась ближе к вечеру, за полдня они смогли всё узнать. Это был хоть и стационарный аэродром с казармами и складами, но вот взлётно-посадочная полоса была обычной, из утрамбованной земли. На аэродроме базировалось 48 немецких бомбардировщиков, а кроме того разведчики углядели с десяток наших ишачков, который немцы стянули к краю аэродрома. В каком они состоянии было неизвестно, но потом узнаем, как только захватим аэродром. За время наших блужданий по немецким тылам к нам присоединились не только летчики майора Чернова, а и семеро пилотов с истребителей. Немецкие транспортники были им не по зубам, они точно не смогли бы на них лететь, вот я и не учитывал их в своих раскладах, но теперь, когда разведка сообщила о наших И-16 на аэродроме, то теперь можно и пересмотреть их полезность. Гадать не буду, но если хоть один ишачок сможет взлететь, то тогда транспортники отправятся под его прикрытием.

Старшина Хомутов показывал на листе бумаги, как располагаются здания, где находятся немцы, где зенитки, а где сами самолёты. Аэродром охраняли шесть спаренных автоматических зениток и рота солдат. Атаковать нужно было на рассвете, пока все были на аэродроме, причем следовало подготовиться. Сотня бойцов с большим количеством ручных пулемётов вышла после полуночи, они за ночь должны были пройти десять километров до аэродрома, а после этого взять его в кольцо, что бы ни кто не смог с него вырваться. Сам аэродром был на опушке леса, и если с лесной стороны подобраться к нему было легко, то с открытой стороны надо было занять свои места еще затемно, пока охрана это не видит. Бойцы, заняв свои места, замаскировались, накинув на себя самодельные маскировочные накидки, куда были вставлены пучки травы и небольшие ветки. В 4 часа утра выдвинулась и техника, это были бронеавтомобили и легкие БТ, они как раз появились у аэродрома на рассвете, когда было уже достаточно светло. Немцы разумеется услышали звук работы их моторов, а потому были настороже, зенитные расчёты заняли свои места и навели стволы своих орудий в сторону звука моторов. Похоже их уже накрутили, а может они и сами были такими осторожными, вот только это им не особо помогло. Как только появились наши бронеавтомобили, мои бойцы открыли по немцам огонь. Цели среди них были распределены заранее, так что каждое зенитное орудие оказалось под прицелом трёх-четырёх ручных пулемётов. Пускай расстояние было около полукилометра, ближе мои бойцы побоялись приближаться, что бы их раньше времени не обнаружили, но и такой дистанции вполне хватило, что бы в считанные секунды буквально выкосить массированным пулемётным огнём расчёты всех зениток. Не имея больше реальных противников, бронеавтомобили и танки ворвались на аэродром, и пошла потеха. Начавших разбегаться немцев расстреливали из всех пулемётов, а кроме того открыли огонь из орудий по домам, где скоро начались пожары. В течение получаса всё было кончено, живых немцев на аэродроме не осталось, а летчики в это время осматривали немецкие транспортники, их оказалось два. Конечно хотелось бы больше, но хорошо, что хоть эти оказались тут. Лётчики истребители побежали к окраине аэродрома, куда немцы стащили наши И-16, что бы осмотреть их. В полностью исправном состоянии оказалось только три истребителя, еще два можно было отремонтировать, так заявили летуны, сказав, что снимут необходимое с остальных истребителей. Тут как раз показалась наша основная колонна вместе с обозом. Раненых стали заносить в транспорты, а пилоты бомбардировщиков осваивались в кабинах Тётушек Ю (Жаргонное название немецких транспортных самолётов Ю-52.), через час оба транспортника в сопровождении трёх ишачков поднялись в воздух. До линии фронта было около сотни километров и сейчас, пока было еще достаточно раннее утро, была большая возможность долететь, по крайней мере до линии фронта без проблем. О том, что самолёты благополучно долетели, мы узнали несколько позднее, а пока готовили еще два ишака к вылету и пять трофейных бомбардировщиков, благо все пилоты бомбардировщиков уцелели.