Вторая итерация

11

Глаза Даши округлились.

– Так у тебя есть сын?

– Ну да.

– А как его зовут?

Я замялся. Допрос продолжался второй час, и я, честно говоря, устал. Меня и так пытали с утра до вечера, так еще и дома приходилось отдуваться.

– У них с именами сложно. Особенно в аристократии. Мальчик до пятнадцати их лет имени, кроме родового, не имеет. Точнее, у него есть куча прозвищ, которые меняются с возрастом и окружением. Например, моего сына жена называла «писклей», потом – «егозой», а когда дед увозил его в интернат – «букой». Не сомневаюсь, что там его одарят еще парой десятков. Товарищи будут звать одними, преподаватели – другими. Между прочим, там есть еще один персонаж без имени – монарх, местный царь. Он, правда, выборный, но я не об этом. Чем род аристократа древнее, тем короче будет имя ребенка. У моего сына оно будет из трех звуков. У монарха, как я сказал, его вообще нет. Так что можно считать, что все дети до совершеннолетия на Мау равны по статусу монарху.

– Чушь какая-то! – парадоксально отреагировала дочь.

– А как жену зовут?

Ответить я не успел, щелкнула входная дверь, Даша вздрогнула и напряглась – недавние события еще не забылись, но это был Федор – возбужденный и загадочный.

– Привет, мам! – Он поцеловал Дашу, забился в любимое кресло, по обычаю Мау – черт надоумил меня рассказать ему, – не здороваясь со мной.

– Дед, надо поговорить.

– Может, ты сначала руки помоешь? – возмутилась дочь.

– Я облизал уже, – объяснил Федор, но вылез нехотя из своего гнезда и затопал в ванную.

Даша не усидела, вскочила и устремилась следом – контролировать. Я откинулся в кресле, приходя в себя. То, что было для них красивой сказкой, еще совсем недавно было моей жизнью. Она еще не успела поблекнуть, выцвести, и рассказы о личном казались неуместными. Для меня все эти инопланетяне были недавним прошлым, я еще даже не успел ощутить разлуку с ними, и рассказывать о той семье было неловко и немного больно.

Пискнули очки, лежавшие неподалеку на столике под рукой. Я уже привычным жестом нацепил их и удивился – закрытый вызов, на иконке знакомое лицо – тот оперативник, которого я однажды видел в кабинете следователя. Уже привык, что куратор доступен всегда и легко решает любые вопросы. Для меня он стал представителем власти, Земли, если угодно. Так что же надо полиции?

– Илья, здравствуйте.

Выглядел тот не смущенным, а озадаченным, как будто сам не понимал, зачем связался со мной, но отступать уже некуда.

– Добрый вечер, – отозвался я.

– Чего ты говоришь? – выглянула Даша, увидела мой взгляд в очках, мгновенно сориентировалась, махнула рукой – извини.

– Скажите, Илья, вы знакомы с гражданкой Злобиной?

– С кем? – я удивился.

Естественно, у бывшей супруги, которую тщательно скрывала от меня дочь, когда-то была моя фамилия. Родители умерли, а других женщин с моей фамилией я не встречал. Хотя и был уверен – не то что в России, но и в одной только Москве найдутся таких тысячи.

Володин, вспомнил я фамилию опера, нахмурился, повел глазами и повторил:

– Анна Злобина.

Сначала я протупил, затем догадка подбросила меня из кресла, как катапульта.

– Может, Ана? – Я торопливо уточнил: – Анну не знаю, но мою жену на Мау зовут Ана!

Володин рассматривал меня в задумчивости. Молчал. Я уже начал заводиться, когда он неожиданно спокойно спросил:

– Вы можете описать ее?

– Жену?! Конечно. – Что за дурацкие вопросы? – Она черная. – Я запнулся. – Ну, не как негры, но очень темная кожа. Черты лица ближе к европеоидным. Волосы темные, прямые, толстые – она их часто в пучок такой собирает. Да и вообще – она красивая! Увидите, мимо не пройдете. – Я почему-то добавил: – Хотя это только на Земле безопасно. На Мау вам было бы лучше не подходить без спроса.

– Почему это? – удивился опер.

– Потому, – буркнул я, мое терпение заканчивалось.

Позади картинки с полицейским что-то двигалось, я присмотрелся, интерфейс тут же чутко переключился, стали видны удивленные лица дочери и внука, раздался голос Володина, и я вновь сосредоточился на нем:

– Посмотрите, пожалуйста, на это видео и ответьте на вопрос – знаете ли вы эту женщину? Предупреждаю, что данная процедура может рассматриваться в суде как процедура опознания.

В следующее мгновение я увидел Ану. Никаких сомнений! Какое-то помещение. Она сидит на стуле и смотрит мимо камеры. Поза, выражение лица, манера – скелле. Меня чуть мороз по коже не продрал! Сейчас обидится на что-нибудь и спалит полицейский участок к той матери! Тут же ощутил нешуточное облегчение – это Земля. По крайней мере, ее второе посещение этой планеты не начнется со смертоубийства!

– Блин! Декабристка хренова!

– Как вы сказали? – Володин.

– Я сказал: да, узнаю! Это моя супруга Ана Ур. Никогда Злобиной не была и не будет. Скорее всего, назвалась так, потому что это то немногое, что она знает по-русски!

– Илья, не волнуйтесь так. С ней все в порядке. – Он помолчал, разглядывая меня.

В голову не к месту влезла мысль – а как он меня видит? Ультраширокая камера на очках или ему стены помогают? Торопливо прогнал шальное мудрствование. Ана здесь!

– Илья, мы пытались с ней объясняться, но полицейский сервер не смог определить язык, на котором она говорит. Подключили лингвистов из университета – они теперь нам мозг выносят. Просят личного общения и больше материала для дешифровки. Не нашли на Земле такого языка, но нашли общие корни в некоторых словах с лингвистическими терминами, которые ходят в их среде со времен некоего Михаила Касимова – кстати, выдающаяся личность, в узкой среде, правда.

Я кивнул:

– Еще бы. Мишу звали Миутих.

Володин выпучил глаза:

– Да ладно!

– Вот вам и ладно! – Я ухмыльнулся и добавил: – Это и вас, товарищ майор, касается. Проверьте биографию выдающегося лингвиста и объясните, каким образом мой бред влияет на события пятнадцатилетней давности.

– Не помню, чтобы я называл вам свое звание. – Услышав этот голос, я усмехнулся. – Но можете не сомневаться, проверим.

Володин, отвернувшись, куда-то таращился, потом посмотрел в камеру, но обратился не ко мне:

– Товарищ Герасимов, не стоило вам вмешиваться в закрытый канал, да еще и под судебным ордером. Могу прямо сейчас организовать вам большие неприятности.

Изображение Сергея, который по факту засветился как майор Герасимов, не появилось, но голос оставался спокоен:

– Судебный ордер вам уже отправлен – извините, что не проинформировал раньше. Полагал, что уж кто-кто, а вы прекрасно ориентируетесь в ситуации.

– Мало ли что я видел. Закон есть закон.

– Еще раз извините.

– Может, вернемся к моей жене? – вмешался я. – Когда я смогу ее увидеть?

Володин пропал, я уже начал волноваться, что бы это могло значить, но он вновь вплыл в поле зрения:

– Завтра привезут в Москву. Мы организуем сопровождение, доставят без лишнего официоза. – Он помолчал, колдуя с чем-то невидимым, и добавил: – Могли бы и сами доставить.

Я опешил:

– Простите?!

Володин поморщился:

– Это не вам. – Помолчал, потом посмотрел прямо: – Илья, мы отключаемся. О вашей супруге позаботятся коллеги товарища майора. – В его голосе звучало неприкрытое ехидство. – Наше дело – опознание. Звоните ему.

Связь прервалась.

Вечер. Большая комната, залитая с потолка похожим на солнечный светом, имитирующим тени от невидимой перголы, расчерчивающие стены. Дочь с внуком застыли рядом с выходом, в глазах – ожидание. Я озираюсь с дурацкими очками на носу – ощущение, как будто снова прыгнул – только что был там, и вот – тут.

– Она здесь, – растерянно.

– Кто? – Даша.

– Жена его. Чего не поняла?! – Федор.

– Какая жена?

– Ну ты, мам, даешь! Бабушка, блин! – Он хихикнул. – Та! Какая? С Мау этого.

– Как это?

Дочь явно растеряна, она смотрит на сына, но тот не успевает ответить, она хмурится, затем смотрит на свободную от солнечных полос стену, та моргает, и появляется Герасимов – собственной персоной.

– Я прошу прощения, Дарья Ильинична, но с вашим папой до сих пор очень тяжело общаться – очки эти дурацкие. Ощущение, что смотришь в волшебную сферу из мультиков.

Ага, думаю, значит – ультраширик. Как есть псих. Жена сиганула за ним через несколько световых лет, а он думает о технике.

Сергей немного помят – ощущение, что одевался впопыхах, но держится уверенно:

– Илья, не переживайте, супругу вашу привезут завтра к вечеру. Мы организуем вам связь – можете поговорить. Я, собственно, почему звоню – Дарья, к сожалению, должен буду похитить вашего папу. Он будет жить какое-то время на служебной квартире.

– Почему? У меня что, места мало? – возмутилась дочь.

– Нет, нет, не беспокойтесь. Дело не в квартире. Просто наша гостья, если все, что рассказывал Илья, правда… – Он замялся, подбирая слова. – Ну, ей лучше какое-то время побыть на карантине. Я уже не говорю о том, что, в отличие от Ильи, она – незаконный мигрант, и… – Он снова замялся, потом махнул рукой: – В общем, процедура сложная!

– Ладно, ладно! – я отмахнулся. – Можете меня соединить с ней?

– Она сейчас спит. – Он всмотрелся в мое лицо. – Вы не волнуйтесь, с ней все в порядке. Ее покормили, девушки подобрали одежду – та, что была на ней, испачкалась. – Он помялся. – Илья, она странно ведет себя.

– То есть? Что вы имеете в виду?

– Она уверена, даже чересчур уверена в себе. Такое ощущение, считает, что ей все должны. Ведет себя ровно, но очень удивляется, когда ей предлагают стул.

Я улыбнулся:

– Она скелле. Я же говорил вам. Видимо, ей так удобнее здесь, потому что реально на Земле она простая женщина. Что касается стула, то это культурный диссонанс – на Мау только высший может себе позволить встать, когда остальные сидят. Они ждут его приглашения. Когда вы пытаетесь ее усадить, вы как бы говорите ей, что не она решает, может она стоять или сидеть. Сказать такое скелле – верная дорога к не самым приятным ощущениям, а то и смерти.

– Интересно.

Я смотрел на Сергея. Было ощущение, что в нашем общении что-то изменилось. Он всегда был очень благожелателен, но, разговаривая с ним, я ощущал, что его добродушие – инструмент, что он прекрасно осознает цель и готов вести себя как угодно, лишь бы ее добиться. Сейчас в этом коротком «интересно» был совсем другой человек. Словно правдой оказалось то, чего он никак не ожидал, и теперь не знает, что дальше и как быть. Вот уже два дня он задавал мне вопросы, и по этим вопросам я узнал о его намерениях больше, чем он хотел. Так, его мало интересовала история, обычаи или культура чужого мира. Его не интересовало наследие древних! Даже осевой интерес – загадка моих прыжков, вертелся вокруг того, может ли повторить этот фокус другой человек, а если нет, то почему. Он как бы хотел сразу же построить самолет и не тратить двадцать лет на школу и университет. Я постоянно ощущал, что его вера в мои слова – обязанность, но терпел это. Какая разница как и через кого, все же я оставлял здесь мой опыт. Хотел Сергей или те, кто за ним стоял, или нет – я передавал послание Храма. Понемногу, по капельке. Сейчас же, на мгновение, он как будто очнулся – дикарь, страстно желавший летать, но с презрением относившийся к той нудятине, что втолковывал ему пришелец, вдруг осознал, что последний не врал – именно эта нудятина и есть путь в небо. И он разочарованно вопрошал скорее себя, чем меня, – интересно, неужели так и есть?