Вторая итерация

Илья встал, подошел к Сомтанару, облокотился на ограждения пропасти, заговорил, всматриваясь в клубящийся у подножия лес:

– Есть два препятствия. Первое – я боюсь возвращаться на Землю. – Эль сделал паузу. – Тому множество причин. В то же время я скучаю. Вы не представляете, как я скучаю по Земле! На целой планете я нашел, и то благодаря случаю, единственного человека, который хоть что-то понимает в моих словах, – вас. У меня здесь семья, ребенок, друзья, есть связи и важные знакомства, я вообще неплохо тут устроился. И при этом я чудовищно одинок! – Эль на мгновение оторвался от вида долины, слегка прищурившись посмотрел на притихшего архивариуса. – Знаете, я хорошо говорю на вашем языке, я более-менее освоил древний, но не могу поделиться своим беспокойством с собственной женой, к примеру. Ощущение, что отсутствует масса слов, таких знакомых и привычных на Земле. Мне постоянно приходится изобретать какие-то иносказания, метафоры, эвфемизмы, чтобы объясниться. И этого все равно мало. Мне нужна Земля! Здесь я неполноценный огрызок своего мира. Вы не представляете те ощущения, которые я пережил, когда попал туда, нечаянно использовав Дорогу Домой. Я говорил и не чувствовал этого. Я не думал о языке, о сложностях перевода. Говорить там – это как дышать. Просто быть там, среди людей, которые думают, как ты, которые читали в детстве те же книги, смотрели те же мультики, играли в те же игры, которые верят в то же, что и ты, – счастье!

Эль выпрямился и замолчал. Сомтанар замер, чувствуя, как прикоснулся к кусочку настоящего иномирья. Этот высокий худощавый пришелец, важная персона и пугающий своими возможностями маг, затворник, в удаленное логово которого, как баржи по Дону, идут караваны, предстал перед ним не как человек, а как оторвавшаяся деталь инопланетного космического корабля – одинокая и бесполезная без улетевшего в дали космоса скитальца. Он еще переживал это чувство, когда Илья равнодушно развернулся спиной к грандиозной панораме и заговорил снова:

– Второе препятствие – дар Храма. – Эль внимательно посмотрел на молчаливого архивариуса. – Храм переделал какие-то клетки под рецепторы нового типа. Я теперь должен воспринимать новые аспекты реальности. Но. – Он сделал паузу. – Я не могу ими пользоваться.

– Почему? – не удержался Сомтанар.

– Все работает как задумано. Я легко их активирую, если можно так выразиться. Но новая реальность настолько тошнотворна, что меня выбрасывает из этого состояния буквально за несколько секунд.

– Вы видите что-то чудовищное? – осторожно, ощущая некоторый испуг, спросил Сомтанар.

– Да нет, нет, – быстро ответил эль, махнул рукой, немного помолчал. – Понимаете, это как-то связано со временем. Я воспринимаю в этом состоянии всю материю, как тени в быстром потоке. Как завихрения на поверхности текущей воды от камней или порогов, которых нет. Объекты, которые я вижу, – вы вот, например, – становятся как бы памятью. Память есть, и она постоянно наполняется, а реальности нет. Ощущение, что реален только сам поток. – Он поморщился. – Начинает тошнить. Кажется, что и меня самого нет. Все в голове спутывается, и меня выбрасывает. Сколько ни пытался, удержать себя в таком состоянии долго не могу.

– Может, Храм может помочь?

– Не, – эль мотнул головой. – Он сказал – все штатно. Мол, новые связи растут медленно. Занимайся регулярно, и будет тебе счастье. – Илья усмехнулся. – Только вот я не понимаю, как это делать, если меня выдергивает из нового состояния не мое решение, а какой-то рефлекс, которым я не управляю.

Они молчали.

– Илия? А что вы должны делать на Земле? Ну вот прибыли вы туда – что дальше?

Эль вздохнул:

– Тонкая тема. Насколько я понимаю, со временем в моей голове должна образоваться сама собой структура, адаптирующая сознание к новому восприятию. Ну, как музыканты от длительной тренировки начинают воспринимать ноты, написанные на бумаге, как настоящие звуки, а со временем и движения пальцев, извлекающие уже реальный звук, становятся неосознанными, автоматическими. Они как бы сразу думают музыкой. Для них услышанный тон или мелодия – уже движение пальцев, без участия сознания. А нотные знаки – язык, описывающий новое восприятие мира. Храм считает, что со временем и я, подобно музыкантам, начну воспринимать реальность по-новому, и отражением этого станет новый язык. Он даже подселил его элементы в ткань моего мозга, чтобы оформление произошло легче.

Илья оторвался от ограждения, подошел к столу, взял с тарелки небольшой остаток бутерброда, задумчиво посмотрел на него и бросил в рот. Прожевав, обернулся к задумчивому собеседнику:

– Моя миссия – сообщить новый язык землянам. Вроде как к дикарям, не знающим музыки, возвращается похищенный иноземцами скиталец и привозит не только идею мелодии, но еще и нотную грамоту для комплекта. Ну а уж дикари сами это дело оприходуют, напишут пару нетленных шедевров, и тогда иноземцы примут их в большую семью меломанов.

– А если туземцы не примут родича? Скажут, не нужны нам эти заморские штучки?

– Примут, примут. Они любопытны от природы. Как только услышат музыку, оценят ее реальность, сразу найдутся те, кто это дело исследует. Конечно, творить они будут уже свое, но сама идея – извлекать гармонический набор звуков, влияющий на эмоциональное восприятие, станет привычной и понятной.

– Я так понимаю, что для этого все же надо, чтобы дикари были не сильно дикие. А то съедят они скитальца – и дело с концом!

Илья усмехнулся:

– Ну да.

– И это причина, почему Мау сейчас Храм не устраивает.

Илья задумчиво посмотрел на Сомтанара:

– Не уверен, но, кажется, да.

– Может, для начала, для опыта, попробовать передать идею какому-нибудь дикарю, который заведомо не будет кусаться?

– Вы, Сомтанар, кажется, намекаете на себя?

Архивариус почувствовал себя неуютно под, как ему показалось, слегка насмешливым взглядом Ильи, но пересилил смущение и честно признался:

– Ну, а почему нет?

Похоже, этот архивариус – родственная душа. Готов, из чистого любопытства – вернее, любознательности – сунуть голову в темноту инопланетного логова. Я какое-то время разглядывал его: хотелось понять, есть ли внешние черты, судя по которым можно было бы сразу определить этот тип авантюристов-исследователей. Но невысокий лысоватый человечек напротив мог быть кем угодно – от мелкого торговца до крестьянина. Ничто, кроме умных быстрых глаз, не выдавало в нем человека, занимавшего одну из самых засекреченных должностей в монархии Мау. Разве что говорить с ним было намного проще, чем с теми же мастерами в Саутриме, которым, помнится, пришлось долго и иносказательно разжевывать идею калибра – не диаметра ствола огнестрельного оружия, а средства измерения. Этот, похоже, понимал меня – во всяком случае, он ни разу не потребовал пояснений, к чему я уже привык, имея дело с купцами и мастеровым людом. Не хотелось его огорчать, но он, при всех его достоинствах, не годился. Язык Храма должен воспринять не отдельный человек, а человечество. Да и я, честно говоря, до сих пор не понимал, что делать с этим даром. Но огорчать гостя не хотелось, поэтому я дипломатично уклонился от ответа:

– Мы обсудим этот вариант. Но мне кажется, что вам стоило бы для начала выполнить поручение его величества. Что оно – величество, я имею в виду, – поручило вам?

Сомтанар нахмурился, встал, слегка поклонился:

– Прошу прощения, Илия. Вы правы. Давайте покончим, пожалуй, с этим.

Он подошел к небольшой сумке, которая раньше болталась у него на плече и которую он скинул на верстак, едва попал в мастерскую, порылся в ней и извлек небольшой пакетик. Немного торжественно произнес:

– Его величество просили передать, что не держат на вас зла за нарушение запрета на посещение Храма. Вместе с тем они просили напомнить, что ваши потомки на Мау остаются их подданными от рождения, и они надеются, что ваши не вполне обдуманные поступки не повлияют на будущую судьбу ваших детей.

Он уставился на меня, я кивнул, и Сомтанар продолжил:

– Кроме того, его величество благосклонно велели передать в ваше пользование древний артефакт, принадлежавший вашему предшественнику. – Архивариус начал разворачивать сверток, ничуть не соответствуя предыдущим почти торжественным словам, впился зубами в неподатливый узел, после чего весело взглянул на меня, продолжая извлекать непонятную штуковину. – Я, каюсь, любопытен. Навел кое-какие справки – предмет этот доставила во дворец лично Старшая сестра. Что это такое, я не знаю, но хранилось оно, похоже, в ее личном сейфе.

Наконец, процесс удаления упаковки был завершен, и Сомтанар протянул мне длинную прямоугольную пластину серого цвета, один угол которой был как будто надкушен. Я взял оказавшийся неожиданно легким предмет, повертел в руках – никаких надписей, символов, ничего больше, просто прямоугольник, фактурой поверхности напоминающий камень. Ровные, слегка скругленные грани не оставляли сомнений – это искусственный объект. Упоминание Старшей сестры немного насторожило, и я принял непрошеный дар с опаской.

– Вы знаете, что это? – Сомтанар, похоже, уже неоднократно исследовал непонятный предмет, и сейчас его больше интересовала моя реакция, чем содержимое разодранного пакета.

– Понятия не имею! – честно признался я. – А вы? Знаете, что это?

– Откуда?! Я же не эль!

Я всмотрелся в собеседника:

– Хотите сказать, что его величество отправил мне в подарок предмет, о котором не имеет ни малейшего представления?

Сомтанар как-то поежился и согласился:

– Да, странно. Но мне более ничего не сказали. Я думал, что вы знаете, что это.

– Насколько я понимаю, с вами беседовал Ас?

– Да. Но он только сказал: «Отдашь еще вот это. Передай, что он принадлежал последнему элю».

– И только ради этого вас отправили в это путешествие?

– Конечно нет! Разве вы не поняли? Речь идет о судьбе ваших детей!

– Погоди ты! Что это за хрень такая?!

Сомтанар выгнул бровь и, задумчиво глядя на булыжник в моих руках, предположил:

– Возможно, они рассчитывали, что эль сможет разобраться с этим?

Ну да – подумалось. Я же эль! Я повертел предмет в руках, привычно накрыл им источник, отбросив его тень на себя, но ничего особенного не почувствовал. Покрутил его, как если бы это был кристалл, меняя оси вращения, но не почувствовал даже легкого дуновения ветерка. Что бы это ни было, оно не давало тени. А без тени моя природа инопланетянина ничего не чувствовала. Уже собираясь отложить непонятное на потом, я бросил быстрый взгляд на застывшего архивариуса, на его вытянутое от любопытства лицо, и нырнул в безумие Храмового дара.

Черной водой рванулось в лицо ускользающее прошлое, знакомо забились текучими отблесками ближайшие предметы, и неожиданно пугающей звездой вспыхнул непонятный подарок. Словно река, в холодном потоке которой я стоял, против всех законов природы извернулась, и часть ее воды ускоряясь рванула против течения, ослепительной иглой разбиваясь о невидимую преграду впереди. Сознание зацепилось за новую картину, позволяя удержаться, не выскочить раньше времени из тошнотворного водоворота. Я, обрадованный новой возможностью задержаться, осмотреться в искажении реальности, шагнул вперед, вглядываясь в сверкающие брызги, и те дрогнули. Поток подхватил меня, время впереди раздвинулось, смещаясь, блеснуло блестящими текучими разводами, огибающими настоящее. Испугавшись, я попробовал вырваться, выскочить назад, но было поздно.