Оксфордская история

— Мама, а почему ты думаешь, что Митреллас сбежала от мужа и детей? Разве ее не могли, например, похитить? Да мало ли что могло с ней случиться! А тебе лишь бы обвинить! — выкрикнувшая эту длинную тираду рыжеволосая девчонка-подросток гордо сверкнула зелеными глазищами, победно задрала вверх длинные заостренные уши.

— Ох, Танюшка... — та, которую назвали мамой, вздохнула. — Мне бы твои заботы...

* * *

— Ну, что скажешь?

Проектор подглядывателя работал теперь безукоризненно: вот что значит тщательно, без спешки подобранная емкость конденсаторов! Но спрашивавший посматривал на заявившегося к нему в мастерскую приятеля с беспокойством: вдруг тот, по обыкновению своему, придерется к какому-нибудь пустяку! Ну разве же можно просто похвалить шедевр, не выискивая в нем изъянов?

Однако гость вовсе и не думал ни придираться, ни насмехаться. Сначала он долго наблюдал за двумя фигурами на экране. Потом повернулся, вздохнул. И наконец, покачав головой, задумчиво произнес:

— Занятно. Вроде похожи — а ведь совсем разные. Старшая — правильная, такую и коллегой назвать не зазорно. А младшая — всё витает где-то. Никак ума не наберется.

Первый из собеседников, приободрившись, кивнул:

— Это точно, витает. И я даже знаю где. Так ведь и ты, дружище, знаешь. Ну, а чего ты ждал? О чем же ей еще мечтать-то при таком теле?

— Может, хотя бы о Фаэруне? — пожал плечами второй в ответ. — Тело-то мы вроде как под «Забытые королевства» подгоняли.

Первый ухмыльнулся:

— Ага. Под забытые, то-то и оно. Кто же о забытом мечтает? Мечтают о том, что не забывается.

Второй снова пожал плечами. Проворчал недовольно:

— Все равно не понимаю. Толку-то с таких пустых мечтаний! А между тем у них там даже Америка не открыта, не говоря уже об Австралии. Так нет же, подай ей место, где все равно не побывать!

Первый загадочно улыбнулся. Хмыкнул:

— Как знать, как знать...

Второй напрягся. Опасливо посмотрел на первого.

— Так. Знаешь что, друг... Вот только не проси меня сооружать ей это самое Средиземье где-нибудь в туманности Андромеды! Мне и прошлой работы хватило: мало того, что планеты переделывать пришлось, так еще и звезды двигать — это тебе не хухры-мухры! А уж если тебе приспичило, то сам и развлекайся! Я, так и быть, понаблюдаю. Может, даже что и присоветую.

Первый бросил на второго быстрый взгляд, хитро ухмыльнулся:

— Не-а. Лень мне всяких балрогов с драконами конструировать. Довольно будет и кое-чего попроще. Думаю вот отправить ее на Землю. Пусть пообщается с такими же.

— С кем это с такими же? С эльфами? — второй недоуменно уставился на своего собеседника.

Тут первый и вовсе хихикнул:

— С коллегами она пообщается. Да не с нашими, не бойся. Со своими коллегами по мечтаниям. Хочу посмотреть, что из этого выйдет.

— Хм... — второй задумался. — Посмотреть... Так-то оно занятно было бы. Только вот что потом-то делать будешь? Память ей стирать?

— Еще не хватало! За кого ты меня принимаешь? За халтурщика-бракодела? — первый гордо подбоченился. — Ничего стирать не придется! Можно же отправить ее не по-настоящему. Видишь вот эту штуковину?

И показал на большой ящик.

Второй посмотрел. Пожал плечами в третий раз:

— Ну, и что там у тебя?

— Это-то? А это я вчера такую вот вещицу соорудил — прогностер-супплементор! Предсказывает, как поведут себя несколько личностей, если собрать их вместе. В общем, снимаешь с них копии, вводишь вот сюда, задаешь условия, потом подключаешь к проектору...

— Так, погоди-ка, погоди-ка! — возбужденно перебил второй. — А ну покажи!

И, не дожидаясь разрешения, поднял крышку ящика.

Изучал начинку прогностера-супплементора гость долго. То одобрительно хмыкал, то скептически фыркал. Дергал провода, постукивал по коробочкам конденсаторов. Бормотал себе под нос что-то вроде: «Ишь ты, оптроны приспособил!.. А вот сюда бы вариометр, а не соленоид...» И наконец вынес вердикт: — Ладно, для пробы сойдет!

Первый победно улыбнулся. Даже такое одобрение в устах второго стоило дорогого.

* * *

День выдался не по-сентябрьски холодным. С самого утра с запада дул сильный ветер, холодный, сырой, пронизывающий до костей. С неба сыпалась снежная крупа, со стуком ударялась о ткань куртки, застревала в волосах, забивалась за хайратник. Вот тебе и глобальное потепление!

Основательно продрогший Валандил битый час бродил по окрестностям Оксфорда. Кладбище Волверкот отыскалось довольно легко, но вот найти ту самую могилу, ради которой, собственно говоря, и было затеяно всё путешествие в Англию, никак не удавалось. Не было толку и от немногочисленных посетителей кладбища, бродивших среди ухоженных зеленых газонов и однообразных серых памятников. Одни прохожие, едва Валандил заговаривал с ними, испуганно шарахались, должно быть, уловив подозрительный славянский акцент, другие пожимали плечами, третьи переспрашивали фамилию, а потом вежливо извинялись, но ничего полезного так никто и не сказал.

В миру Валандил звался Валентином. Чаще — Валькой. Иногда — Валько́м. Ну, а как иначе-то выживать среди цивилов — не объяснять же каждому встречному-поперечному, что по-настоящему тебя зовут Друг Валар? А настоящая жизнь давно уже была для него не дома и не на учебе. Валандил хорошо помнил, что́ это такое, жить по-настоящему — с того самого мига, как старшеклассник Валька Ткаченко, случайно попав на полевку под Каннельярви, впервые вдохнул свежий воздух соснового леса, сдобренный горьковатым дымком костра. И не важно, что уже на третий день ему пришлось вернуться в опостылевший дом, что так и не довелось больше побывать ни на одной полевой ролевке: тех нескольких дней хватило с лихвой. Мир Средиземья, загадочный, волшебный и прекрасный, уже не отпускал. Сначала Валька набросился было на фильмы — они ведь вроде бы были поставлены по тем же самым книгам, что и игра. Но фильмы показались ему неправильными, фальшивыми, в них не хватало чего-то неосязаемого, но очень важного. Не помогли и компьютерные игры, хотя в них было вдоволь и остроухих эльфов, и клыкастых орков, и даже мохноногих полуросликов — правда, хоббитами их почти никогда не называли. Да, эльфы и магия там имелись — а вот того самого духа не было и в помине. И тогда на смену фильмам и играм пришли книги. Сначала — переводы «Властелина колец». На компьютере Валандила появились файлы со странными названиями — «КистяМур», «ГриГру», «КамКар». Потом к ним добавились бумажные томики — «The Lord of The Rings», «The Hobbit» «The Silmarillion», даже «The Children of Húrin» и «The Fall of Gondolin». Подобно своему любимому писателю, Валандил занялся лингвистикой, но не древними языками, а вполне современным английским — сначала принялся учить его, чтобы читать Профессора в подлиннике, а потом увлекся по-настоящему. Оттого и поступил он после школы не куда-нибудь, а на иняз — правда, не в Оксфорд, как Профессор, и даже не в «большой универ», как планировал сначала, а всего лишь в «герцовник», питерский педагогический университет.

И все-таки язык — это одно, а страна — совсем другое. Как он очутился в Англии, Валандил вспомнил не сразу. Вроде бы спать он ложился, как всегда, в своей комнатушке в купчинской «хрущевке» — а проснулся почему-то в оксфордском отеле. И, что самое загадочное, поначалу не удивился этому ни капельки. Потом ни с того ни с сего в памяти всплыло, как он мечтал добраться до мест, где жил и творил Профессор, как собирался поклониться его могиле, как, старательно выводя гелевой ручкой округлые буквы тенгвара, писал ему письмо на высоком квенья... Ну, а дальше помаленьку стали подтягиваться, нанизываться одно на другое и остальные воспоминания. Кажется, был какой-то непонятный лотерейный билет, оказавшийся вдруг выигрышным; кажется, призом удивительно кстати оказался тур в Великобританию, да еще и с остановкой в Оксфорде; кажется, Валандил летел на самолете сначала из Пулково в Хельсинки, потом из Хельсинки в Хитроу, а потом еще ехал на автобусе... В общем, рассыпанный пазл в конце концов сложился во вполне правдоподобную картинку. И все равно в этой истории было нечто подозрительное, ненастоящее...

От размышлений Валандила отвлек очередной порыв ветра. На этот раз дело не ограничилось порцией ледяной крупы: что-то мягкое мазнуло его по лицу, накрыло нос и глаза, загородило свет. А еще через мгновение Валандил с удивлением обнаружил в руке тоненький, полупрозрачный, явно женский шарфик в красную и желтую полоску.

— О! — раздалось вдруг сзади. — Ма́эн зру́гани!

Голос был звонкий, тоненький, почти детский. И как будто бы испуганный. А слова — совершенно непонятные. Не похожие ни на английские, ни на русские, ни на квенья, ни на синдарин.

Валандил недоуменно обернулся. И увидел стоявшую совсем рядом щупленькую девчонку-подростка в легкой, не по погоде, ярко-зеленой курточке и синих джинсиках. Желтая вязаная шапочка с огромным помпоном придавала ей чудной вид, сразу и забавный, и трогательный. Из-под шапочки выбивались, свешиваясь на лоб и щеки, волнистые пряди медно-рыжих волос.

Девчонка стояла с растерянным видом и вроде бы разглядывала шарфик в его руках — впрочем, куда она смотрела на самом деле, сказать было трудно: глаза ее были надежно спрятаны за большими дымчатыми стеклами очков.

— Ай м сорри... — смущенно пробормотал Валандил, изо всех сил стараясь изобразить правильное «королевское» произношение.

Девчонка не ответила, лишь робко попыталась улыбнуться. Не кивнула, не подошла, не протянула руку — так и осталась стоять на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу, как не выучившая урок школьница у доски.

Подумав, Валандил решился. Шагнул к девчонке, протянул ей злополучный шарфик. Та как-то очень уж церемонно приняла его, да еще и вежливо поклонилась, точь-в-точь как в историческом фильме. А потом произнесла что-то вроде «Дио́хан Вариа́н» — представилась, что ли?

Пришлось представляться и Валандилу — куда ж теперь было деваться? Смущаясь, он неумело поклонился в ответ и едва слышно пробормотал: «Валентин». Назваться Валандил почему-то решил все-таки по-цивильному. А почему — и сам не понял.

А девчонка вдруг радостно разулыбалась. Звонко воскликнула:

— О! Валенти́нус! Гра́тиас а́го! — и быстро-быстро затараторила — увы, опять не по-английски. С изумлением Валандил опознал латинские слова — ну, или, скорее, слова какого-то очень похожего на латынь, но все-таки другого языка — сардинского, что ли? И вроде бы даже разобрал в девчоночьей скороговорке «большое спасибо».

Латынь Валандил знал, но совсем чуточку. Был у него в универе такой предмет, «Древние языки и культуры», вот там-то студенты ее и учили — правда, по большей части пословицы да афоризмы и совсем немножко грамматику. Так что составить самостоятельно даже простенькое «не сто́ит благодарности» оказалось для него непосильной задачей.

Помучившись, Валандил все же припомнил вроде бы подходящее изречение. Уверенно произнес начало: «Фе́ци квод потуи́...», потом вдруг сообразил, что слова эти не совсем о том. Не договорив, запнулся. Шепотом обозвал себя остолопом. И, чувствуя, как краснеет от стыда за свою беспомощную латынь, опустил голову.