Рысюхин, ты что, пил?

Глава 2

Когда 12 мая утром наконец выехали за ворота, я добрые полчаса давил в себе ощущение, что это тоже пробный прогон, и мы сейчас вернёмся что-то переупаковывать, или что-то выбрасывать из поклажи, или, наоборот, добавлять. В первый день ничего интересного не планировалось, потому как ехали по знакомым напрочь местам: через все Смолевичи, через речку Чернушку, через лес, потом полями до деревни Алёшкино, где у нас стоял бровар, при нём, через одну дорогу — дрожжевой цех, а через другую — корчма «У Рысюхи». Мы таким образом заняли все четыре угла перекрёстка, на четвёртом был пруд для нужд пивоварни. Благо это был не центр деревни, а самый её край, так что местные владетели не обижались на наглость. Там мы выслушали отчёты по хозяйству, очередные жалобы местного старосты на то, что наши дрожжи «уж дюже воняют». Ага, как карасей, в нашем пруду на отработанном жмыхе раскормившихся, ловить — так цех им не мешает, а то воняет, видите ли. Забрали часть выручки на путевые расходы и двинули дальше, к месту обитания барона Шипунова тотема Лебедь. В деревне с его центральной усадьбой был перекрёсток пяти дорог (шести, если считать дорожку к хозяйскому дому), на самом большом углу размещался большой пруд с лебедями и парком, чуть поодаль, в месте соединения канала от пруда с речкой Менкой, стояла баронская усадьба — а напротив пруда в сотне метров от него вторая наша корчма, «Пять углов». Тут мы держали сразу двух вышибал и не было коновязи, только конюшня в глубине территории, причём въезд во двор был с алёшкинской дороги. Это всё от того, что барон когда-то, когда мои предки где-то сто двадцать лет назад пришли просить разрешения поставить корчму предупредил: если кто из наших работников, или клиентов, или их животных нагадит в пруд с тотемными птицами — то он, барон, утопит в оном пруду всех, кого застанет в корчме и первого же представителя нашей семьи, кто приедет в его поместье после этого. Сурово, но справедливо.

Потом поехали к деревне, устроившейся между грядой старых, оплывших холмов, которые местные жители не пойми с чего считали древними курганами и краем обширного торфяника. Тут, перед въездом в деревню была развилка двух трактов: налево — к владениям барона Клёнова и дальше к местечку Рованичи, направо — к торговому городу Червень, что стоял на большом тракте между губернскими городами Минском и Могилёвом. В этом углу стояла наша третья корчма, «Прикурганье», по названию деревни Курганы — видимо, фантазия у деда, строившего её, иссякла. А слева, на песчаном острове на стыке торфяника и леса стояло последнее из семейных заведений — винокуренный завод, где на бесплатном (только копай!) топливе гнали три вида водки — бурачневую, ржаную и пшеничную, в порядке роста цены — и делали на них настойки на клюкве с мёдом и на бруснике с мятой.

Вот, собственно, почти всё наше семейное имущество. Почти — потому как в двух верстах от развилки, если ехать на Червень, будет поворот на имение Дубовый Лог, бывший хутор, который когда-то, почти две с половиной сотни лет назад подарил основателю моего рода граф Соснович. Имение было разрушено тварями во время Прорыва лет семнадцать назад, вскоре после моего рождения, и после того, как семья приобрела дом в Смолевичах. С одной стороны — все остались живы при том прорыве, поскольку имение стояло временно пустое. С другой — из-за понесённых расходов не было свободных средств на восстановление разрушенного. Вариант «если бы все были в поместье, то могли бы его отстоять» не рассматривался, потому как мы трезво оценивали свои боевые возможности. Мы ж не графья какие, нам каждый рубль на счету и в дело идёт, так что магическая защита на доме с участком (если называть вещи своими именами — на полноценное поместье эти владения вряд ли тянули) была скорее сигнализацией, по минимуму ставилась только от того, что «так положено» и без неё «невместно», а потому ту тварь, что вылезла откуда-то из глубин изнанки никак бы не остановила даже при помощи всего семейства. Самое обидное, что прорыв произошёл где-то далеко в диких лесах на юго-западе от нашего имения. Тварь не то с третьего, не то с четвёртого уровня приковыляла на последнем издыхании, снесла ограду с защитой, развалила дом, завалилась на сарай и сдохла — вышел её срок. Вблизи Дубового Лога вообще никогда ни одного прорыва не было, ближайший — тот, в который основатель рода вляпался, с обратной стороны от Курганов, в четырёх с хвостиком верстах от хутора и чуть более чем в полутора от тотемной рощи барона Клёнова, так что такой исход всех в округе вообще сильно удивил. Потом тоже всё руки не доходили до восстановления — то денег не хватало, то времени, то просто было не до того совсем, как в тот год, десять лет назад, когда за одну несчастную весну ушли из жизни и мама, и дед Юра, в честь которого меня и назвали. Дед в свои восемьдесят поехал с ревизией, заехал в разрушенное имение и умудрился сломать там ногу, а пока выползал по подтаявшему снегу больше четырёх километров к корчме, пока ночью пытался привлечь внимание её обитателей подхватил воспаление и «сгорел» буквально за сутки, лекарь не успел приехать и помочь совсем чуть-чуть. Мама по пути с похорон отправила отца в дом, сама хотел посидеть в беседке на берегу речки. Но поскользнулась на спуске и ударилась головой о бордюрный камень. Когда отец через четверть часа понёс ей кружку горячего чая, то нашёл её уже холодной. Целитель сказал, что произошёл перелом основания свода черепа и мгновенная смерть. Вот так мы и остались втроём с папой и бабулей, его мамой, которой в этом году исполняется девяносто лет.

В общем, к руинам поместья мы сворачивать не стали — нечего там сейчас делать, но в принципе что-то решать необходимо, причём в ближайшее время. Дело в том, что если оно пробудет «в запустении и разоре» более двадцати лет, то его могут изъять, как брошенное и бесхозное. И это ещё спасибо, что у нас есть свой род, у простолюдинов отняли бы через пять лет. Зато граф вполне в праве объявить руины «памятным местом» и оставить в таковом качестве хоть на века — единственно что нужно было бы нанять смотрителя и наметить какое-никакое ограждение. Да, надо что-то делать, хотя бы разобрать руины и расчистить площадку, это даст ещё какую-то отсрочку. На это надо деньги, которые вроде как есть, накопил батя немного, но тут моя учёба — если в магуче можно учиться бесплатно, но пользы мало, то Академия денег стоит, которые для восстановления старого дома нужны. Ну, и молва, опять же — если родовое имение уйдёт как бесхозное, репутации рода такой урон нанесён будет, что представить трудно и страшно. Даже нам, не титулованным — а какой-нибудь барон от такого позора, пожалуй, и застрелился бы.

Тем временем день уже перевалил за середину, а мы ещё и половины пути не проехали — дел оказалось больше, чем отец рассчитывал. Эдак мы и до темноты не успеем до Червеня добраться. Я от скуки решил посчитать шансы. Итак, конь у нас молодой, сильный. Повозка сравнительно лёгкая, нагружена в меру. И хорошая, с рессорным подвесом, да на резиновом ходу. Такую и до двадцати верст в час разогнать можно. Можно, но не нужно. Во-первых, даже на хорошей, отсыпанной и укатанной, дороге растрясёт нещадно, все зубы обстучишь и язык откусишь — так гонять разве что по городу можно — до первого городового, ага. Или по имперским трактам, что особой смесью заливают, которая, как цемент, застывает, её в просторечии «дорожным камнем» называют. В душе не представляю, как её делают, вроде какие-то компоненты с изнанки используют, но получается дешевле цемента — бетоном дороги заливать, это ж какие деньги надо, империю разорить можно на таких дорогах. Камень тоже не дёшев, но в Смолевичах у нас три улицы, центральная площадь и рынок полностью залиты. Ещё леспромхоз графа Сосновича — но то уже графа дело и графские деньги, нам их считать не по чину. Да, о скорости. Во-вторых, так разгоняться смысла нет, поскольку конь уже через десять минут такой скачки устанет, а через пятнадцать пену ронять начнёт, потом ему долго отдыхать надо. Так что такие гонки — только по очень большой нужде и недалеко. Быстрой рысью или намётом со скоростью километров 10–15 в час ехать можно долго, час-полтора, но потом коня всё равно распрягать, водить, чтоб остыл и прочие процедуры — да все знают, что я рассказываю. Но когда из нового смолевического дома в Алёшкино в бровар ездим, то можно себе позволить и разогнаться, особенно под гору. Четырнадцать километров от крыльца до крыльца чуть больше, чем за час пролетаем, ну — за час с четвертью. А если ехать далеко — то тут уж лучше рысить неспешно, делая семь-восемь километров в час. Причём после двух часов езды — обязательно отдых коню нужен, хотя бы полчаса или больше. За переход в среднем километров пятнадцать одолеешь, но это сильно зависит от погоды и дороги, ну, и от груза, само собой. Иногда можно и двадцатку пролететь, а порой и десятку едва преодолеешь. После второго перехода отдыхать животному надо уже не меньше часа, причём требуется распрячь и остудить, потом напоить. И опять: два часа в пути, час отдыха, два часа ехать. А потом всё — поскольку лошадь не железная, то больше трёх-четырёх переходов в день не выдержит. Это где-то пятьдесят-шестьдесят вёрст в день. И то не больше трёх дней кряду, потом желательно сутки отдыха. Если есть специальный конский амулет на выносливость или алхимия того же порядка, то можно и пять дней подряд так идти, но злоупотреблять не стоит, если коня потерять не хочешь. Нет, конечно, если прижмёт, то и восемь десятков вёрст отмахать за день можно в упряжке, но после такого перегона рысаку минимум двое суток отдыхать надо, и то есть шанс запалить его, тогда уж только на колбасу. То есть, смысла нет день лететь потом два дня ждать. Это не я такой опытный, я дальше чем от нового дома до угодий Брусничкиных не ездил, это меньше тридцати вёрст и то верхами. Мне все тонкости батя во время сборов разъяснил, да и сам я не без мозгов, понимание имею.

Так, поворот к имению проехали, до места ночлега где-то двадцать семь вёрст — считай, два полных перехода для нашей упряжки, грузовому фургону вообще день пути. Надо часа четыре с половиной, а то и пять. А стемнеет через три с половиной или четыре. Если на батины часы посмотреть, точнее можно сказать, но и так понятно — не успеваем. Сейчас оно, конечно, не старые времена, ворот на въезде в городище нет, которые с темнотой закрывались, но всё равно по темноте шастать не пристало.

— Бать, не успеем до темноты. В поле ночевать будем, что ли?

— И думать забудь! И негоже, и мало ли — прорыв рядом? Весна ещё не кончилась. Начнёт смеркаться — будем в ближайшей деревне ночлег искать.

— Эх, а могли бы и успеть, если бы на разговоры меньше времени тратили! — позволил я себе неявный упрёк в адрес папы.

— Ты не прав. Нет, что могли успеть — правда, но и ради спешки людям грубить не стоило. Поскольку репутация — она вещь такая, в две стороны работает.

— Ага, плохая мешает, хорошая помогает.

— Не только. Вот смотри, на ближнем примере объясню. Прошлой осенью ты ездил к Брусничкину, возил деньги за ягоду и накладные. Казалось бы — простое дело. А и его повернуть и описать можно и так, и эдак, и ещё с трёх боков. Первый вариант: проявили уважение, не по почте переслали, а наследника рода гоняли, так можно посмотреть. Другие, наоборот, могут сказать, что умалили честь Брусничкина, не равного к нему прислали для переговоров, а юнца несмышлёного, тем самым его на тот же уровень опустив.