Рысюхин, ты что, пил?

Глава 25

В пятницу с утра в доме кипела подготовка к приёму гостей. Нет, шла она с момента получения телеграммы, но вскипела и забурлила уже утром. Казалось бы, что такого — приятель заглянет, привезёт заказ от своих знакомых. Посидим с ним в кабинете часок и всё на этом. Может где-то в других местах или больших городах оно так всё и происходит, у нас же любой гость — это событие. Даже просто заскочить к приятелю, такому же подростку, если попасть на глаза взрослым — всё, минимум час долой. А уж официальная поездка…

Тем более — приезжают из другого города, офицеры, дворяне. Вот визит тех же представителей поставщиков сырья — чисто деловая встреча, порой даже прямо в лавке на первом этаже, на прилавке бумаги подписали и разбежались. Но тут и свежие люди, и издалека, и кроме делового интереса (сбыт) есть ещё и какие-никакие личные отношения. В общем, как сказала мне бабушка. «ты не понимаешь, это другое». И убежала руководить уборкой гостиной на втором этаже и проверять запасы своих домашних, самодельных то есть, наливок с настойками.

У слуг работы хватало тоже. Семёнычу нужно было подготовить парадный подъезд к дому, редко используемый, а потому изрядно запущенный. Это кроме уборки всей территории, подвязывания и выравнивания всех кустов, что по мнению бабушки «расползлись неприлично» и прочего. Посмотрел я на всё это и пошёл готовить коляску к выезду самостоятельно. Дело нехитрое, с детства привычное и, главное, позволяет спрятаться от бушующей в доме суеты. Правда, меня нашли и здесь. Бабушка прибежала с криком, что мне срочно нужно переодеваться в костюм-«тройку» и ехать на вокзал, «чтоб заранее». Немало сил стоило убедить, что приезжать на вокзал за час до поезда — это перебор. Вдохновлённый победой, я пытался отбиться от жаркой и плотной жилетки, под предлогом того, что если еду на вокзал, то уместнее будет дорожный костюм-двойка. Не прошло. Почти убедил при помощи хитрости: сказал, что гости-то будут в дорожном, значит, и мне нужно тоже, чтобы перед ними не выпячиваться. На минуту даже показалось, что всё удалось, но бабуля всё же спохватилась:

— В каком дорожном, что ты мне голову дуришь! Офицеры же, значит в форме приедут! А твоя форма для визитов — визитка! Потому так и называется!

— Но они же в повседневной форме будут, а то и в полевой — а меня ты, считай, в парадную наряжаешь! — сделал я ещё одну попытку на том же поле, но не убедил.

Ладно, постараюсь втихаря надеть тот костюм, что полегче, а если увидит и погонит переодеваться — скажу, что некогда, что уже опаздываю. Поймал себя н мысли, что всерьёз рассуждаю о скудости своего гардероба: есть визитка для торжетсвенных и официальных случаев, есть «дорожная» пара, будет ещё «парадный» костюм, который мне «строит» этот людоед Яков Наумович. А вот повседневного считай и нет, кроме рабочей одежды, в которой можно ходить по дому или возиться по хозяйству. Спохватился в ужасе — если так пойдёт и дальше, то к двадцати пяти уже буду тоже в ателье по полчаса пуговички выбирать⁈ Кошмар какой…

Я недооценил коварство бабули и её же предусмотрительность, а вот она меня изучила хорошо. Дорожную двойку она отдала тётке Яде «в чистку», та, разумеется, в сегодняшнем аврале заниматься этим даже не собиралась ещё, а вот визитную тройку вместе с «шёлковой» рубахой и шёлковым же галстуком-бантом она подготовила лично и выложила на кровать. Возникло желание в знак протеста поехать в рабочем летнем костюме. С трудом, но я его всё же поборол, чем даже позволил себе пару минут погордиться.

На самом деле тут скорее инстинкт самосохранения сработал, чем взросление — представил себе, как и сколько мне будет за такой демарш бабушка выговаривать и стало страшно. Я тут на днях в бакалейную лавку выскочил в костюме, который в прошлом году считался нормой — крику было… И на все аргументы, что мои сверстники как ходили, так и ходят по городу в тех же самых светлых льняных или край — лёгких и светлых хлопчатых, следовал один ответ:

— Они — не ты. Они не главы родов, а многие даже и не наследники, могут себе позволить растянуть детство хоть до свадьбы. Им — можно, тебе — нельзя!

Непробиваемо, да. Ну, ничего — поеду в академию, там будет студенческая форма, и проблемы гардероба на какое-то время перестанут заботить. В итоге на перроне стоял «нарядный, как жених» по словам бабушки или «разряженный, как чучело» — по моим ощущениям.

Семён Прощукин приехал без своего «рыбного брата» (не знаю, есть ли такое выражение, но у меня будет. Это как молочные братья, только — рыбные), а я-то думал, что они подписались одной более короткой фамилией из экономии. Зато он привёз с собой другого офицера — старше и по возрасту, и по званию — если судить по стоимости мундира и количеству украшений на нём. Поздоровавшись со мной, Семён представил своего спутника:

— Господин майор, — он сделал отчётливую паузу, — Бурундучков, Илья Фёдорович. Господин майор уполномочен обсуждать вопросы закупок от имени офицерского собрания.

— Рысюхин, Юрий Викентьевич, местный шляхтич. Прошу в коляску. До дома больше трёх вёрст, сомневаюсь, что такая прогулка по жаре доставит вам удовольствие.

— Это та самая знаменитая коляска с холодильным шкафом?

— Увы, шкаф реквизирован на кухню с целью сохранения всего того, что бабушка успела подготовить к вашему приезду.

Когда мы подошли к экипажу, майор вроде как возмутился:

— Послушайте, какая же это коляска? Коляска с одним сиденьем, не считая облучка, понятно, а тут два настоящих дивана! Это, скорее, ландо!

— Не скажите. Для ландо маловата и есть возможность править изнутри, с заднего сиденья. В ландо высокий облучок не позволит такого.

В общем, тема для светской беседы в дороге нашлась сама собой. Мы все трое не на шутку увлеклись попыткой классифицировать наше транспортное средство. Мастер делал его по папиному заказу и его же чертежам, не задумываясь о названии, мы в семье тоже обзывали кто как хочет. Даже Семёныча втянули в разговор. Он был категоричен:

— Так бричка это, с верхом.

— Позвольте, бричка у нашего начальника пожарной части, она совсем не такая!

— Извините, господин майор, это местная специфика. Для наших, особенно для простого люда, «бричка» — это всё, что между телегой и каретой. Вот классификацию телег они могут развернуть на три листа мелким почерком, остальное же им интересно только из одного соображения: большое ли начальство едет или не очень.

Под конец поездки пришли к согласию именовать сей экипаж «бричка-ландонета», каковое наименование более-менее устроило всех участников дискуссии.

Перед самым домом Семёныч чуть было не опростоволосился — собрался было по привычке заехать к хозяйственным воротам, что слева от дома. Но опомнился и, заложив замысловатую кривую поперёк улицы перед фасадом и лавкой, вывернул к парадному въезду. Майор обратил внимание на вывеску:

— Ведёте торговлю прямо из дома?

— Ай, не обращайте внимания, какая там торговля, одно название. Это, фактически, игрушка для бабушки, чтобы она не чувствовала себя «бесполезной приживалкой», по её же словам, хоть её никогда никто и не думал ни в чём таком упрекать. Бабушка ощущает себя полезной и при деле, и того довольно. Чистая прибыль с этой лавки с учётом всех издержек, включая жалование приказчика и бабушкины расходы «на чаи с подругами», вряд ли до ста рублей в год дотянет. Ну, и планировка дома получилась не самая удобная.

— А покупатели н бузят?

— А тут особо не пошалишь: наискосок через дорогу участковый пристав живёт, ему только к окошку кабинета подойти, чтоб всех бузотёров в лицо разглядеть. А за два дома до него — городской дом помещика Кабановича. У него семеро сыновей, и все они те ещё лоси, скрутят хоть десяток буйных и не вспотеют.

За разговором поднялись на крыльцо. Обогнав нас Семёныч открыл дверь. Ох, рискованный манёвр: если оставленный без присмотра Воронок опять в бабушкину клумбу пастись залезет, то мало никому не покажется. Внутри встречали женщины: Ядвига в чистом переднике стояла в начале коридорчика, ведущего к кухне, а бабушка на повороте лестницы. Думаю, если бы она знала про целого майора в гостях, то спустилась бы пониже, но её за некоторое отклонение от идеального следования этикету извиняет солидный возраст.

После взаимных представлений поднялись на второй этаж, где я проводил гостей к «господской» уборной, привести себя в порядок с дороги. Ну, и немного похвастаться — настоящим ватерклозетом и умывальником с горячей водой, а также вторым таким умывальником и душем в соседней комнатке. Оставив гостей разбираться с удобствами ушёл в гостиную, где выслушал от бабушки несколько несправедливых упрёков о том, что не предупредил о «важном» госте. При этом бабушка, ругая меня, на ходу меняла рассадку за столом, передвигая одни приборы, убирая другие и выставляя третьи.

Обед прошёл как обычно, сопровождаемый тем, что называется «светской беседой», то есть попытками узнать как можно больше новостей и сплетен от бабушки. В свою очередь офицеры старались вести беседу на нейтральные темы, поскольку того, что интересовало бабулю, как правило, вообще не знали и боялись, что их привычные темы шокируют «милую старушку». Оставив бабуле на растерзание майора, который хоть как-то мог удовлетворить её любопытство, я переключился на признанного непригодным для общения прапорщика, и вот как раз у нас общие темы нашлись. Идея стать самыми настоящими авторами самой настоящей книги не была забыта, более того — активно воплощалась в жизнь. Получив предварительное одобрение от батальонного командира, данное с условием обязательно дать ему рукопись для предварительного ознакомления, ребята неделю сортировали свои записи, потом восполняли потерянное. И прямо сейчас второй Семён — Подлещиков — висел над душой у нанятого ими писаря, руководя процессом в стиле «вот с этой бумажки начало ставишь сюда, потом с обратной стороны, а потом вот это, то, что ниже пятна». Кроме своего командира прапорщики озаботились ещё и формальным одобрением офицерского собрания полка, точнее пока только его распорядительного комитета. Посовещавшись под «Клюковку» господа офицеры со ссылкой на снискавших известность на литературном поприще офицеров минулых лет вынесли вердикт, что таковой род внеслужебной деятельности не несёт урона офицерской чести, а потому допустим, но под строгим надзором, а то мало ли что. Более того, опус уже начал приносить определённые дивиденды: неведомо как прознав о ведущейся работе девицы, бывающие на общих светских мероприятиях с офицерами гарнизона, стали проявлять куда большую благосклонность к двум Семёнам. Вместо упоминания каких-либо подробностей мой собеседник очень смущался, косил одним глазом на майора, вторым — на бабушку и ограничивался туманными намёками. Исходя из этого я сделал вывод, что достижения есть.

Когда перешли, наконец-то, к чаю, кофе и наливкам стало прилично говорить о делах. Майор представился заново, уже по должности:

— Я здесь, можно сказать, един в двух лицах. С одной стороны — как представитель распорядительного комитета Офицерского собрания, с другой — как представитель интендантской службы полка.