Первая кровь

Оторвавшись от губ своей женушки, Тео развернул ее спиной к себе, заставляя опираться на спинку кресла, лицом к камере, которую она все еще не заметила, и задрал ей юбку сзади, спуская трусики вниз, пока они не упали до лодыжек. Ее обнаженная задняя часть была видна только ему, он не собирался демонстрировать Виктору то, что тому не принадлежало, однако был не прочь полюбоваться сам, завороженный видом круглой белоснежной попки, в которую хотелось вгрызться зубами и оставить отметины. Не удержавшись, Тео шлепнул по ней, с упоением слушая крик Эвелин от мимолетной боли, и с чувствам сжал, наслаждаясь видом упругой плоти в своих руках.

– Ты не ответила на мой вопрос, Эвелин, – нетерпеливо рыкнул он, еще больше наклоняя ее и оттопыривая к себе сладкую попку, прежде чем снова шлепнуть по ней. – Трахнуть тебя?

– Да, черт бы тебя побрал, да! – несдержанно закричала она. – Трахни меня, уже, наконец!

С торжествующим рычанием, он развел ее ягодицы в стороны и толкнулся головкой в гостеприимно хлюпающую киску, уверенно двигаясь вперед, несмотря на легкое сопротивление тугих мышц и ошеломленный крик девушки.

– Тео! – застонала она, извиваясь его руках и до побелевших костяшек цепляясь за спинку кресла.

Он застыл, пронзив ее до конца, и торжествующе глядя в камеру. Влажная и жаркая плоть выдаивала его, сокращаясь в попытках приспособиться и растянуться вокруг крупного ствола. Это было так хорошо, что его яйца нетерпеливо поджались. Тео вытянул член, оставляя в ней только кончик, и толкнулся обратно, наслаждаясь ее жалобным хныканьем, которое, впрочем, не обмануло его.

Эвелин кайфовала от того, что ее трахают, как животное, причиняя дискомфорт и не давая времени привыкнуть к члену внутри своей узенькой киски. Она просто купала его в своей смазке, из-за чего набирающие скорость толчки выходили с пошлым хлюпающим звуком, к которым добавлялась мелодия его шлепающих по ее ягодицам яиц. Тео сразу взял быстрый темп и вгонял в нее на всю длину, тяжело дыша от того, с каким пылом его женушка сокращалась вокруг него, крича, словно ее убивают. Или трахают до умопомрачения.

– Тео, Тео, Тео! – срывалось с ее губ нескончаемым крещендо.

Он с силой вжал ладонь в нижнюю часть ее живота, сдавливая свой же член внутри нее, отчего она стала еще уже и задергалась, как одержимая, царапая ногтями кожу кресла под собой.

– Прошу, Тео, пожалуйста!

– Сейчас, детка, – прохрипел он, продолжая вколачивать ее в кресло.

Он знал, что натирает по точке G и знал, что ее оргазм будет ослепляющим.

Десять минут.

Всего десять минут ему понадобилось, чтобы от поцелуя довести ее до сокрушительного взрыва. Эвелин закричала, фонтанируя на него, на себя, на пол, и, даже если в камеру этого не увидеть, то лужу на полу и характерные звуки не заметить было невозможно. Тео так впечатлило это зрелище, что потребовалось лишь несколько жестких толчков, чтобы дойти до края.

Резко вытащив, он рывком спустил ее юбки вниз и, оттолкнув кресло в сторону, поставил безвольную и ослабевшую девушку на колени. Она смотрела на него, тяжело дыша сквозь приоткрытый рот, и Тео дрочил на вид этих губок, пока капли спермы не вырвались из его члена, приземляясь на ее грудь, шею и лицо, пачкая чертово платье и кремовую кожу его жены.

Его, Теодоро Гвидиче, жены!

Самый. Лучший. Вид. В. Мире.