Рысюхин, надо выпить!

Что там говорить — пока что никто не заметил мои часы, точнее, цепочку от них. Либо не обратили внимания на «украшение», что тоже возможно. Кстати, о часах. Надо позвонить бабушке, рассказать о новой награде и о том, что из неё проистекает — тут дед прав, об интересах рода нужно заботиться постоянно.

Разговор с бабулей продлился минут десять, состоял в значительной части из междометий и эмоций. Да и я в гостях был несколько скован, к тому же мимо постоянно пробегала то одна, то другая сестра Маши или она сама. Я уже собирался потихоньку уходить, только не знал, как это сделать, не нарушив приличия.

За всей этой беготнёй девчата даже приход Мурлыкина почти прозевали. Только Василиса, пробегая мимо, бросила:

— Привет, пап! — И убежала дальше.

Правда, пока озадаченный Василий Васильевич переодевался, его жена вышла к нему, рассказала, что они «очень заняты», что служанка «сегодня отпросилась» и «ужинай сам». Поведав, что на ужин и где это искать она снова скрылась где-то в недрах квартиры. Я же вышел навстречу.

— О, Юра! Что здесь творится, понять не могу?

— Кажется, у вас появилась новая дочка! — не удержался я от небольшого хулиганства. Глядя на вытягивающееся лицо господина жандармского полковника уточнил: — Мы с Машей котёнка нашли, чуть живого, прямо у подъезда. Вот, выхаживают, переживают, обустраивают.

— Шуточки у вас, Юра!..

Он покрутил шеей и отметил цепочку на пиджаке.

— Кстати, с наградой. Думаю, это дело стоит отметить.

— Можно. Да и прибавление в семействе — тоже.

Мы с Василием устроились по-простому, на кухне — от суеты подальше, ну и чтобы не таскать еду и прочее туда-сюда. К тому, что приготовила Екатерина Сергеевна, будущий тесть добавил едва початую бутылку перцовки и мясную нарезку, которую мы крошили из найденных в холодильнике «заготовок» вместе.

После пары рюмок и тостов за награду и за то, чтобы у нас обоих она была не последняя, я опять поднял тревожащую меня тему.

— Василий Васильевич, и всё же — не слишком ли много мне за моё участие? Тем более, что я там свой собственный интерес преследовал.

— Ты ректору своему вопрос этот задавал?

— Да. Он сказал, что негоже сомневаться в решениях Императора, в том числе тех, что касаются наград.

— Правильно сказал. Абсолютно верно со всех точек зрения. — Мурлыкин вздохнул. — Но ты же не успокоишься, а я сказать не могу. Давай так — я тебе дам намёк, ты — поймёшь или нет, не важно — вслух свои догадки не говоришь и больше ни у кого ничего не спрашиваешь?

— Согласен. Тут, как я понимаю, без вариантов.

— Правильно понимаешь. Итак. — Он прикрыл глаза, уточняя про себя формулировки. — Если бы кое-кто из списка гостей того мероприятия оказался в списке пострадавших, не говоря уж о погибших, ректор мог пойти не в опалу, а на плаху. И всё на этом!

Ну, всё так всё. Главное, никакой ошибки нет и забирать награду, как незаслуженную, никто не будет. Посидели мы с Мурлыкиным душевно. Под конец девушки успокоились и начали по одной подтягиваться к нам, в итоге за столом собрались все, кроме котёнка, но включая забытый было в прихожей тортик. Кстати, когда и куда исчезло «подношение» для «премудро-прекрасной» я не заметил, но судя по хитрой мордочке — ушло адресату.

После тортика нам с Мурлыкиным наконец доверили посмотреть на спасённую кошечку, но только посмотреть, трогать не позволили. Котейка свернулась в клубок, так, что не было даже понятно, где у неё голова, а где хвост. Угольно-чёрная, с короткой шёрсткой, просто плюшевая на вид. Совершив паломничество к Мявеславе Сугробовне, я распрощался со всем семейством и вышел во двор. Поскольку надежда не просто погулять с Машей, но ещё и пообщаться поближе, назовём это так, не угасла совсем, а тратить время на дорогу до Буйнич и обратно не хотелось — пошёл в гостиницу. Смешно, но ночёвка в достаточно приличном для моего положения месте стоила немногим дороже, чем дорога до общежития и назад в город. Правда, ещё расходы на ужин и завтрак, которые в академии для меня с Нового года бесплатны.

[1] Необязательная и почти бесполезная информация. Простая круглая на пол литра — от 300 до 340 граммов, фигурная от 420 до 600, в зависимости от толщины стекла, вычурности форм и количества «лепнины». Сто лет назад из-за более примитивных технологий толщина стенок была существенно больше, чем сейчас.