Восхождение Примарха - 4

* * *

— Чего уж может быть хуже, — проговорил дед, когда мы поднялись к нему на этаж. — Я думал, что потерял тебя.

— Не дождётесь, — ответил я, хмуро улыбаясь. — Я же не второй носок.

Дед шутку не оценил. Он явно перенервничал за последние минуты, и мне нужно было ему объяснить, что со мной было и где я пропадал. Вот только будет ли от этого лучше деду или наоборот?

— Что с тобой было-то? Перепугал до чёртиков, — ворчал дед, но я видел, что у него буквально от сердца отлегло. — Только не смей опять отмалчиваться.

Я знал, что у деда есть средства защиты от прослушки, но сейчас пожалел, что у меня пока нет чего-то типа купола отрицания Марио, когда даже по губам нельзя прочесть, о чём говорят двое. Отмалчиваться я всё же не собирался. Как обычно: правда, одна только правда и ничего, кроме правды, но не вся и не до конца.

— Скажем так, налаживал канал связи с Магнусом, — ответил я. — Ему понадобилась срочная консультация, вот он меня и выдернул из тела.

— А водителя нельзя было предупредить? — поинтересовался дед. — Ну или хотя бы записку какую-нибудь оставить? А то действительно — словно в кому впал, а отчего, почему — не ясно.

— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался я, прохаживаясь по дедову кабинету. — Ром, я сейчас буду некоторое время выглядеть, как овощ, но ты не волнуйся, так и надо? — я развёл руками, как бы подчёркивая глупость подобной ситуации. — И нет, не успел бы я. Меня самого не предупредили, так что ни записки, ни привета.

— Ты же к Скуратову до этого ездил, — Державин-старший, наконец, созрел до того, чтобы совершить набег на бар.

На этот раз я решил поддержать его. Мне самому надо было кое-что уложить в голове. Пространственные скачки сознания — это не та вещь, к которой можно подготовиться.

Я ходил по мягкому ковру кабинета, смакуя пряную жидкость. Мне нравилось, как дед привносил что-то своё в любое место, где бы ни находился. Будь то его собственный небоскрёб, этаж в нашем, самолёт или автомобиль. Везде была специфическая атмосфера, подчёркивавшая его присутствие.

— Было дело, — вздохнул я, невольно вспомнив тот ужас, что довелось увидеть.

Больше всего меня, конечно, поразили глаза, полные боли и понимания, что происходит. Я даже знать не хочу, какую боль испытывал Сергей.

— Туда-то тебя чего понесло? Ходят слухи, что это та самая магическая чума, которая уже свирепствует в Европе. А вдруг заразишься, что тогда? Понимаю, что ты должен всегда быть на самом острие событий, но пускай эта зараза обойдётся без тебя!

Дед выговаривал мне, но я видел, что на самом деле он распекает кого-то другого. Возможно, даже самого себя. Кстати, очень даже может быть, что он увидел во мне себя прежнего. Таким вот образом решил вернуться в прошлое. Но я не он.

— Нет никакой магической чумы, дед, — медленно, смакуя каждое слово, произнёс я.

— Да отку… — он уже хотел что-то мне возразить на предполагаемую отговорку, но тут осознал то, что я сказал. — Как это?

По его лицу я видел, что в который раз смог произвести на него впечатление. И подумал, что это становится у меня привычкой. Словно Державин-старший — подопытный, а я на нём отрабатываю ошарашивающие заклинания.

— Вот так, — я выставил руки ладонями вперёд. — Самое банальное эфирное отравление.

— Эфирное отра… Что⁈ — дед никак не мог принять, что мне уже не только известно о том, о чём только-только начали шушукаться в кулуарах, но также я знаю истинную причину происходящего. — То есть вот эта вот вся беготня — всё это пустое? Неопасное?

— Ну как неопасное, — ответил я, вспоминая чернеющую плоть, опадающую на простыню пеплом. — Люди умирают по-настоящему. И достаточно мучительной смертью. А вот истоки этих смертей действительно не в инфекции, а во вполне осознанной человеческой деятельности.

— С ума сойти, — дед наполнил бокал почти до краёв и выпил его залпом. — Это же надо дойти до такого безумия!

— Я тебе больше скажу, — дед должен был знать, что он на самом деле сделал для страны. — Если бы не ты, в России происходило бы сейчас всё тоже самое, что и в Европе, — проговорил я, отпив небольшой глоток. — Ты, можно сказать, спаситель отечества.

— Колись, — с улыбкой произнёс Державин-старший. — Я должен знать, когда спас Россию… Хотя дай-ка попробую угадать. Телепорт?

— Он самый, — сказал я, а дед хлопнул в ладоши и кивнул себе, видимо, хваля за сообразительность. — Артефакт, на котором всё это дело работает, похищает магию, а взамен «дарит» эфирное поражение.

— Так, это всё отлично, — дед вновь собрался, видимо решив получить сегодня ответы на все свои вопросы. — Но как же Скуратов? Он-то в телепорт не ходил! Да и ещё ж случаи были, так? Горчаков, ещё кто-то.

— Всё так, — ответил я. — Но тут более частные случаи. Для каких-то неведомых мне пока целей они подсаживают некоторым людям магических паразитов, и те отсасывают у них энергию, передавая её в неизвестном направлении.

— Значит, должно стать известным, — сурово проговорил дед. — Убийство наших людей не может остаться безнаказанным!

— Да, конечно, — ответил я, предчувствуя начало очень неприятной части разговора. — Только вот пока нам устроители всего этого не по зубам. Я очень надеюсь, что скоро этот расклад сил изменится, но пока… пока нам почти нечего противопоставить. А самое главное, — я подошёл к окну и посмотрел на светлеющее небо, предвещающее очередной зимний рассвет, — что виноватыми уже назначены мы.

— Это как так? — поднял седые брови Державин-старший. — Мы-то тут каким боком?

— А вот так, — проговорил я, припоминая слова Марио. — Есть информация, что называется, из первых рук, что в Европе на полную катушку разгоняется кампания против России. Мол, магическая чума — наша разработка, раз у нас никто не болеет.

— Чушь какая, — ответил дед, полностью повторяя мою реакцию. — Но мы же можем предъявить своих заболевших. Докажем, что нас сия доля тоже не миновала.

— Ничего ты никому не докажешь, — я покачал головой, вспоминая уверенность итальянца. — Всё уже решили без нас. Скажут, что мы специально нескольких человек умертвили, чтобы их выставить на всеобщее обозрение.

— Чёрт знает что, — я видел, что деда явно разозлила последняя новость. — И нет бы на что-то дельное силы свои пускать, а то ж на такую… — он долго пытался подобрать слово, а потом просто махнул рукой.

— Это не всё, — продолжал я, уже переживая, как бы не довести сегодня деда до приступа. — Есть информация, что готовятся провокации на границах от особо рьяных соседей. Так что я как раз хотел тебя просить поговорить с императором.

— Что ему сказать? — с выражением усталого принятия всего, что бы я ни сказал, поинтересовался дед. — Что будут нападения соседей? Ещё что-то? Раскачка внутри?

— Это обязательно, — кивнул я. — Первым делом начнут народ баламутить. Но на этот раз всё настолько серьёзно, что могут и на императора с семьёй покушения организовать. Так что предупреди его, пожалуйста, пусть побережётся.

— Понятное дело, — кивнул Державин-старший. — Поговорю, чтобы гвардию всю проверил да охрану свою усилил. Границы, опять же, на замок, видимо, придётся закрывать. А тут ещё эти голосования по изменению законодательства…

Дед уронил лицо в ладони. Я понимал, что, по сути, сейчас на его глазах рушился мир, к которому он привык и в котором прожил восемь с лишним десятилетий. Под нашими ногами двигались фундаментальные устои. Вот только мне казалось, что всё это происходило не только в нашем мире, а во многих мирах одновременно.

В том мире, куда выдернул меня Магнус, тоже всё рушилось и изменялось до неузнаваемости.

— И передай ему, что за Варварой я присмотрю, — проговорил я, уже рассчитывая свои дальнейшие действия. — Поеду в Крым, буду защищать её, Валю и Беллу, если потребуется. А заодно… запущу экспериментальную линию ветряков, о которой мы говорили. Как тебе такое?

— Я пока ничего не могу сказать, потому что в шоке, — проговорил дед. — Нет, ты езжай, конечно, все наши договорённости в силе. Просто ты пойми, что мне нужно осмыслить всё, сказанное тобой.

— Я понимаю, — проговорил я, поднимаясь. — Приходи в себя, осмысливай. Если что, я, скорей всего, поеду днём или ближе к вечеру. Появятся какие-то вопросы, всегда буду рад ответить.

— Спокойной ночи, — сказал на это дед. — И береги себя. Кажется, ты — надежда нашей страны.