Штабс-ротмистр

— Капитан Тышкевич, Ваше Императорское Величество. Племянник начальника охранки. Безумной храбрости офицер. Он единственный, кто вышел из разведки в Тартар живым, пленил рептилию, сковав её магией, и привёл ко мне на верёвке. Шагов семь или восемь в длину!

Он извлёк из папки картинку, фотопортрет Красотки, и протянул Государю. Фото самого графа в папке не нашлось.

При виде дракона с раскрытой пастью и вздыбленными шипами на спине император изумлённо поднял брови.

— Хорош! Офицер ваш ордена имеет?

— Только Святого Павла III степени, несколько медалей, — вспомнил Львов не без труда, его офицер не любил висюлек и ходил только с орденской планкой.

— Жалую Владимиром III степени и десятью тысячами целковых, — расщедрился Государь. — А зверя такого негоже держать. Пусть учёные режут да потрошат, из шкуры чучело набьют — в Императорский музей Торжка. То же и с яйцами. И с выродками, коль вылупились.

Львов с готовностью кивнул, памятуя свою оторопь, когда ящер вышел из-за спины Тышкевича и впился плотоядным взором в княжеское семейство. Великий Князь едва сдержался, чтоб не перерубить гада пополам, не хотел тем самым выдать испуг.

Дальше обсуждение протекало обычным образом. Орлов, ревностно подглядывавший за Львовым, старая вражда из-за Анастасии давала о себе знать, доложил о настроениях в Америке. Вроде бы и рады туземцы, что пришли русские и спасли их. Одновременно и ропщут: отчего поздно пришли, столько погибло… Сотни тысяч! Хоть на самом деле — свыше миллиона.

Львов напомнил о Монморанси.

— Как же не вовремя, княже! Вынужден просить вас отложить войну с ним, — бросил Государь.

— Никак невозможно, Ваше Императорские Величество, и резонов несколько. Во-первых щенок Луи Монморанси посмел навязываться моей дочери, офицеру связи моей гвардии, а получив отпор, ударил саблей того самого графа Тышкевича.

— Я наградил покойника⁈

— Никак нет. Тышкевич, получив рану, достойно ответил и отрубил голову стервецу, сам выжил. Но это не случайность. Монморанси знает о моей неприязни к их дому. Наверняка решился действовать первым, нацелившись на мою дочь и лучшего офицера. Не остановится. Если и другой резон. Известно почти наверняка, что в его дворце Санта-Катарина держится в плену тот самый польский учёный, от которого получена масса ценного о науке другой Земли.

— Допустим, — не сдавался император. — А ежели я сам попрошу выдать поляка? И помирю вас с Монморанси? Ваши люди живы, его сын лишился головы… Самое время заключить мировую. Конечно, что для Великого Князя какой-то провинциальный боярин? Но спокойствие на целом континенте важней. Может, позже подерётесь.

— Третий резон. Ходит упорный слух, что в Санта-Катарине разводят тартарских тварей, вывезенных из Европы в прошлом веке. Луи Монморанси косвенно это подтвердил. Но мысль не развил — умер.

— Господи… Зачем они ему?

— Не могу знать, Ваше Императорское Величество. Предполагаю — как оружие. Та же Красотка порвёт любого, если Тышкевич позволит. Убить тварь сложно, мелкие раны на них заживают быстро. К тому же сбособна отваживать фаерболы, мимо летят.

На это император не нашёлся что ответить.

— Предлагаю дать уважаемому Великому Князю свободу действий, но с напутствием — меньше шуметь, — предложил Оболенский. — Кто-то рубит топором, а лучше деликатно — ножичком.

На том согласились.

На коридоре, покинув императорские палаты, он догнал Львова.

— Вашей Светлости хотел бы напомнить, что моя супруга и Её Светлость Великая Княгиня Екатерина уговаривались свести нашего Алексея с Анастасией. Конечно, мы люди современные, детей идти против их воли не заставим… Но кто нам мешает попробовать?

Мешает один кавалер Святого Владимира III степени, подумал Львов, но для виду согласился. Тем более, после скандала с Орловыми княжичи к дочке не сватались, а Оболенский только что поддержал перед Государём и Советом, неудобно отказать.