Неисправная система. Том III Благие Намерения

Глава 38 Эпилог 2

-Грегор, внутри одинокой крепости-

Темный, мрачный коридор крепости совершенно не подходил для ведения боя. Одно неуверенное движение, и твой меч уткнется в каменную стену, сбивая рисунок боя и открывая в защите брешь. И противник не станет молча стоять и смотреть, как ты возвращаешься в боевую стойку. Верным ударом он насадит твою тушку на свой клинок, а после заставит караульных сбросить труп в канаву. Если же ты окажешься достаточно сильным, чтобы выдержать удар меча, в бой пойдут заклинатели. За долгие годы, они успели превратить крепость в настоящую мышеловку, способную выжечь мозг любому незваному гостю... да и званому тоже, ибо ради победы эти чертовы фанатики не стеснялись засылать своих же товарищей на самоубийственные атаки.

Жаль, что все их засады, многочисленные ловушки и отработанные техники ведения боя оказалось полностью бесполезны против врага, способного перемещаться по стенам, потолку и даже проламываться сквозь барьеры. Однако стоит отдать им должное, даже когда я проламывался сквозь «непроходимые» препятствия, пожирая и людей, и барьеры, и артефакты, они не бросались паниковать. Как и полагается воинам, они гордо шли в бой, стараясь выиграть время товарищам на подготовку к пришествию угрозы в моем лице.

И вместо тихого проникновения, я вошел внутрь через главные ворота, протаскивая защитников крепости по собственным ловушкам. Все ровно по-тихому «на цыпочках» войти не получилось. Так чего притворятся воришкой, если можно смело идти по пути силы?

И возможность видеть потоки духовной силы серьезно помогала в этом, обращая вражеские засады мне на пользу. Ибо готовясь напасть на вошедшего противника, ты совершенно не ожидаешь, что он вырвется прямо из стены, разрушая метровую кладку голыми руками и отрывая головы соратников. Особенно если командир либо ударное ядро группы, укомплектованное самыми сытными артефактами, первым лишится жизни...

Так шаг за шагом оборонительное сооружение превращалось в засыпанные прахом защитников капище.

И хоть мое воплощение не оставляло от жертв даже следов, трупный смрад все никак не желал исчезать. Наоборот, чем глубже я пробирался, тем сильнее он становился. В один момент даже форма воплощения не могла полностью защитить от этого приторно-сладкого запаха разлагающейся плоти вперемешку с вонью телесных выделений.

Оттого, когда лабиринт нескончаемых, тесных коридоров окончился огромным колодцем, едва ли не превосходящем в диаметре саму башню, я испытал двоякое чувство. С одной стороны — я был рад, наконец, закончить блуждания по этому омерзительному месту. С другой же... именно здесь стояла нестерпимое зловонье, способное вызвать резь в глазах и мотивировать нападающих к отступлению.

И именно здесь находились выдолбленные в породе загоны, за стальными решетками которых ютились дети. Но если клеток было свыше трех десятков, то серых точек, принадлежащих маленьким попаданцам, на карте оставалось всего лишь четыре...

От гнева, я проигнорировал винтовую лестницу, и спрыгнул прямо вниз. Узкие, каменные дорожки, ведущие к небольшому алтарю в центре, оказались неспособны выдержать моего напора и разлетелись щебнем по сторонам. И под ними меня дожидались далеко не арома масла, а густая, смердящая массу, о происхождении которой лучше не задумываться.

— Вам больше ничего не угрожает, — я старался говорить громко и четко, чтобы каждый из запертых детей смог услышать мои слова. Все равно больше не от кого скрываться или прятаться. — Державших вас взаперти людей больше нет. Сейчас я освобожу вас, и мы вместе выберемся на свободу.

Шумиха от мордобоя должна была напугать детей. Потому мне было важно если не успокоить их, то хотя бы уверить в безопасности. Особенно учитывая мой внешний вид в форме воплощения...

...

Но только хлюпы моих шагов эхом разносились по дну колодца.

Ускорившись, я подскочил к ближайшей клетке. Но только рука коснулась ее решетки, как та отворилась без лишних усилий. Стражники даже не трудились запирать своих узников... но те все равно и не думали о побеге. Даже после моих слов, после открытия камеры, после появления в облике многорукого монстра... сидящий у стены ребенок, одетый в нечто, больше напоминающее тряпичный мешок, даже не думал двигаться с места. Взглянув на мене сквозь редкие, сальные патлы, ниспадающие до самого кончика острого подбородка, он словно провел контрольную проверку. И судя по тому, что он так же спокойно уткнулся обратно в собственные колени, проверку я не прошел...

И даже треск сминаемой стальной решетки был не способен привлечь его внимания.

— Я тебя не трону, больше нет нужды тут сидеть, — не выдержав, я частично развеял воплощение, оголяя лицо и протянутую руку. — Ты ведь хочешь попасть на свободу?

Однако тот даже не реагировал на мои слова

Поторопись, я чувствую, как приближается нечто опасное.Нужный тебе ребенок находится поодаль от остальных — в дальнем проеме по правой стороне. У тебя меньше десяти минут. И за это время ты должен оказать как можно дальше от этого каземата. Хочешь спасти всех? Придется силой вынести их отсюда, ибо долгие годы заточения сломили их волю.

Шайзе.

Не могу сказать, что мне понравилось его предложение, но я прекрасно понимаю, где нахожусь и чем занимаюсь. И если Первородному потребовалось вмешаться, значит, грядут крупные неприятности.

Полностью развеяв воплощение, чтобы случайно не изувечить мальца, я закинул его через плечо и рванул к следующей клетке...

... где ситуация повторилась с точностью до последнего движения. Запертые здесь дети оказались полностью лишены эмоций.

Словно были не людьми, а куклами из кожи и плоти.

Быстрее!

— Твой рев под ухом не помогает!

Если не сбивает с цели. Все равно я уже успел захватить всех выживших и оставался последний — посаженый в отдельную камеру, что находилась в дальнем тоннеле. Оттуда так и веяло духовной силой. Первородной, грубой, неподвластной моему воплощению и оттого пугающей.

Несложно понять, почему именно заточенный там ребенок является целью Первородного. Они явно повязаны куда крепче, чем мы. И даже их связь с Альбертом, выстраиваемая практически месяц, не сможет сравниться с той, что Первородный установил с заточенным там ребенком...

...тело которого приковали к огромному алому кристаллу. Но если остальные «спасенные» предпочитали смотреть себе под ноги либо вовсе сидеть с закрытыми глазами, то этот не мог позволить себе подобной роскоши. И несмотря на огромные мешки и алую паутину кровеносных сосудов, практически полностью поглотившую белки его глаз, парень продолжал смотреть в темноту, до крови разгрызая собственные губы, дабы притупить желание спать слабой болью. Едва же он опускал веки, как на кандалах вспыхивали руны, приносящие с собой новый заряд бодрящей боли, отвечать на которую криком больше не было сил.

Приложи руку с моей меткой к кристаллу и не смей отрывать, пока на кандалах не потухнут руны. Слышишь меня? Ни за что не убирай руку от кристалла.

— Мог дважды не повторять...

Но, боюсь, не повтори он это дважды, и я действительно одернул бы руку. Ибо к боли готовился я, но досталась она мальцу. Его тело так и взвилось в кандалах. Стараясь освободиться от ненавистных оков, парень молотил руками по кристаллу и пытался орать. Но как из горла вырывался лишь хрип, так и со сбитых в кровь запястий стекала липкая, черная жижа. Ибо тело было не способно выдержать пробудившейся жажды свободы, но и умирать не желало.

Не могло возжелать. Ибо прислужники Первородного не могли допустить смерти сосуда их господина. И только травма становилась слишком серьезной, как сквозь боль и страдания из раны просачивалась черная слизь, отдающая себя без остатка, лишь бы исцелить повреждения...

Но вместо лечения, черная слизь тянулась к алому кристаллу, порождая в моем сознании море сомнений...

Я опустил детей на пол, чтобы случайно не задеть их и...

[Воплощение воли — Ненасытный Бегемот, десятая доля]

— Ублюдок!

Не смей убирать руку...

Но я даже не думал ему подчиняться. Не об этом мы договаривались. И даже если Первородный воспользуется последней печатью, я скорее умру, чем исполню приказ. Ибо вместе со слизью тело мальчика покидала душа...

[Воплощение воли — Ненасытный Бегемот, отложив десятую долю]

Он уже мертв. Клаус мертв. Осталась лишь оболочка, из которой насильно вытягивают мою силу. И если ты будешь тратить время на бесполезные попытки освободить его, то обречешь на смерть и остальных...

— Я шел сюда спасать детей! Шел за прощением! За искуплением! — все четыре когтистые лапы впились рунические кандалы. — Спасать... но уж точно не добивать.

Воплощение шипело, и даже сквозь его покров пробивалась нестерпимая боль. Но как руны вытягивали из меня силу, так и я медленно пожирал заточенную в них духовную силу. Разница была в одном — моя сила поглощалась в кристалл, их же напрямую питала воплощение. Вопрос лишь в том, кто первым сдастся.

Как же я устал вести дела с... со странниками, не способными отступиться от недостижимого, — приятный, бархатный голос сквозил усталостью и раздражением. — Одна потеря... неужели из-за одной потери ты снова готов лишиться всего?

— Не одна... не две... не три... я... я слишком часто терял друзей. И больше во мне не осталось сил смотреть на потери. Кончились они. Вышли все, оставив лишь пустоту и усталость. Потому я скорее умру, пытаясь спасти всех и каждого, чем снова испытаю эту чертову боль.

И разразившийся в моей голове утробный рев Первородного был наполнен отчаянием.

Это будет дорого тебе стоить, — черная слизь, что до этого стремилась проникнуть в кристалл, сменила свое направление. Приняв форму щупалец, она обвилась вокруг оков, помогая мне их разрушить. — Очень и очень дорого.

— Не станешь использовать право приказа?

Одного приказа здесь будет мало. Но если действительно хочешь спасти всех этих детей, то приготовься расплачиваться собственной жизнью, — и к жжению от рунических кандалов добавилась боль от метки, тьма которой все сильнее обволакивала руку. — Тебе придется поглотить духовную силу, копившуюся десятилетиями в этом кристалле. И, будем надеяться, она поможет тебе протянуть достаточно долго.

Первородный явно был недоволен сложившейся ситуацией. Каждое его слово так и сквозило раздражением. И тем не менее он продолжал действовать.

Тонкой ниточкой тьма от моей руки устремилась к кристаллу...

Кристаллу, что резонировал и гудел, отвечая на зов господина. Его алая структура, превосходящая по прочности камни и сталь, не могла противиться воле заточенной внутри духовной силы. И только черная нить соприкоснулась с кристаллом, как все мое естество словно пронзили сотнями игл. Но если тело продолжало чувствовать боль, то сознание не выдерживало свалившейся нагрузки и медленно затухало.

— Зачем? Разве мы не пришли к согласию...

Пришли. И ради его исполнения тебе придется взять на себя бремя моего Аспекта. Иначе никто из присутствующих не дотянет до прибытия черного плана... который явно задерживается...