Ветры границы

4

По своей натуре Степан Федорович любил живую некабинетную работу и даже штабную стремился соединять с практической деятельностью: поездки на заставы, встречи с людьми, проведение занятий в подразделениях считал необходимым условием успеха.

Уже первые командировки дали ему представление о том, насколько возрос за последние годы технический уровень охраны границы, как благоустроенно и удобно стали жить люди.

Самая дальняя от отряда застава неожиданно открылась из-за поворота дороги. Стояла она в густой зелени деревьев, так что сразу и не заметишь. И только потом находишь привычные глазу ворота с красной пятиконечной звездой, видишь часового у проходной. Сколько он повидал за свою службу в пограничных войсках застав! У каждой — свой командир, свое лицо, свой стиль жизни, — и все-таки что-то неуловимо общее было не только в их обличье, но и в самой атмосфере жизни. Высокая воинская выучка? Строгая подтянутость и дисциплина? Патриотизм? Чувство войскового товарищества? И это, конечно. И все-таки что-то неуловимое свое.

Известно, что любой дом хорош людьми, которые в нем живут. Аккуратны хозяева — опрятен и дом.

Степан Федорович с внутренним трепетом входил в двухэтажное здание из белого кирпича, где жили пограничники капитана Глазова. «Прямо дворец, а не казарма». Всюду образцовый порядок — и в помещениях, и на территории. Дежурная служба со множеством блоков управления в специально оборудованном помещении. Рядом — комната сержантов, канцелярия. Отсюда же двери ведут в спальные помещения. Они просторны, в них много света. У каждой кровати — коврик. На окнах — радующие глаз шторы. С другой стороны — вход в столовую. Здесь удобная современная мебель, на столах — вазочки с первыми полевыми цветами. И сервировка — не хуже, чем в кафе «Золотой Рог». Тут же хлебницы, приборы со специями. И компот пьют солдаты из фарфоровых кружек. Эти кружки напомнили Степану Федоровичу конфликт, произошедший на прежнем месте службы. Приезжает он как-то на заставу, а ему подают чай в алюминиевой кружке. В другое время он бы и внимания не обратил на такую мелочь, но начальник тыла отряда попросил, когда Степан Федорович уезжал в командировку: «Погляди, из чего на той заставе солдаты чай пьют, я туда недели три назад фарфоровый сервиз отправил, да есть сигнал, что кто-то боится пустить его в оборот: «А вдруг побьют?!»

Действительно, сервиз лежал на складе, а солдаты продолжали пить из алюминиевых кружек. Пришлось Шкреду кроме своих основных задач на заставе вмешиваться и в такие мелочи. Принесли со склада новые кружки; в первый день, правда, по старой привычке обращались с ними так же, как и с алюминиевыми, разбили несколько штук, а потом — ничего, научились беречь. Привыкли.

Все это Степан Федорович считал мелочами только на первый взгляд. И мебель, и окраска стен, и посуда, и цветы рождают у людей ощущение уюта, домашнего очага. Отсюда и хорошее настроение, бодрость личного состава, а это всегда вызывает стремление служить образцово и старательно.

— Ну спасибо, Глазов, — сказал Степан Федорович, когда они остались одни в канцелярии. — Хорошо у тебя, порядок. Забота о быте солдатском оборачивается заботой о службе, об улучшении показателей в боевой и политической подготовке, ты это знаешь не хуже меня… Спасибо, друг.

Глазов, невысокий, светловолосый, стоял перед Шкредом навытяжку и, довольный, моргал белесыми ресницами. К нему давно уже не добирался никто из начальства, и похвала майора Шкреда была приятна.

— Да ты садись, капитан, рассказывай, как у тебя налажена боевая подготовка, как организуешь занятия, тренировочные стрельбы. Где журнал учета?

Глазов, как обычно, неторопливо достал из стола небольшую толстую тетрадь, очень похожую на бухгалтерскую книгу, и подал ее Степану Федоровичу. Тот углубился в чтение, потом прислушался, спросил: «Что, у вас всегда так спокойно?» И только смысл сказанного успел дойти до сознания Глазова, как в коридоре запищал зуммер тревоги.

Шкред и Глазов одновременно выскочили из канцелярии. Доклад дежурного по заставе, грохот солдатских сапог на лестнице, лязг оружия, выхваченного из пирамид, рубленые фразы команд. На ходу поправляя фуражку, стремительно вышел во двор старший лейтенант Олейников, царапнув антенной радиостанции по деревянному косяку. Все.

— Поехали! — прозвучала в темноте команда Глазова.

«Уазик», отчаянно подпрыгивая, бежал по ухабистой проселочной дороге. Два желтых луча, идущие от фар, искали чужака в придорожных кустах, выхватывали из мглы участки дороги. Ехали молча, крепко ухватившись за поручни, опираясь и валясь друг на друга на крутых поворотах. О чем думали, что вспоминали в это время инструктор службы собак старший сержант Сергей Кулаков и мастер по электроприборам сержант Анатолий Демешко? Тут же, у ног старшего сержанта нетерпеливо перебирала лапами овчарка. Ее глаза горели в темноте нетерпеливым огнем. На переднем сиденье, прижав к щеке наушники рации, сидел старший лейтенант Олейников. Наконец, машина резко затормозила. Начался поиск.

Белый скачущий лучик фонаря шарил по КСП, похожей сейчас на застывшую водную гладь. Растянувшись цепочкой, пограничники двигались по тропинке, до боли вглядываясь в темноту, вслушиваясь. Тишина. Какая обманчивая она бывает здесь, на границе. Нельзя расслабиться ни на минуту.

Собака резко рванулась вперед и замерла на мгновение у кустарника, чуть поодаль дороги. Сергей Кулаков чувствовал, как натянулся поводок, скомандовал: «Фас!», Анатолий Демешко осветил куст, и все увидели, как замаскировался и вжался в землю человек. Казалось, он ничего не видел и не слышал, он только пытался втолкнуть свое бренное тело в земную твердь, а она не брала его, выталкивала наружу, как ненужный элемент. Собака прижала его к земле, не давая подняться. Лишь когда нарушителя окружили пограничники и прозвучала властная команда: «Встать! Руки вверх!», — он с трудом поднялся.

Неизвестного обыскали, сопроводили к машине. Обследовали местность в округе и нашли портативную рацию, запасы продовольствия на два дня, одежду. Да, неплохой «улов».

Вернувшись на заставу, Степан Федорович вытащил свою записную книжку в черном коленкоровом переплете и в графе «Застава Глазова» поставил жирную пятерку. Он всегда считал, что такие вот непредвиденные ситуации и действия пограничников в них и есть самый точный экзамен и солдатам и офицерам, их мастерству, их чувству границы. Если бы его самого спросили, как он понимает это «чувство границы», он, очевидно, прибег бы к сравнениям… Что-то подобное, он читал не раз, испытывает летчик в небе, моряк в море, полярник во льдах Арктики: что бы человек ни делал, он соизмеряет все с тем, что находится в особых условиях. Прослужив не один десяток лет на границе, Степан Федорович определил бы это чувство, как тревожное чувство ответственности за порученное дело, требующее особой организованности и внутренней собранности. Это строгость и мужество. Оперативность. Это готовность принять бой в одиночку, ведь граница — это передний край обороны страны. Он считал, что питомцы капитана Глазова показали в ночном поиске, что такое — «чувство границы».