Тот самый сантехник 5

Глава 17 — Всё, как захотела женщина

Боря стоял перед толпой врагов, но втащить им никак не получалось. Так как стоял с завязанными за спиной руками. А ноги то ли колодки обязательств сковали, то ли на них цепи обстоятельств навешали. Сразу и не разобраться.

При этом нужно было идти в атаку, потому что враг должен быть разбит. И победа будет за нами. Они тут всё-таки не в бирюльки играют.

Правда, с кем играют и какие правила — тоже не сказали. По ходу дела дойти надо.

«Понять бы ещё что такое бирюльки? Видимо, что-то армейское», — ещё подумал Боря.

Прикинул, что противника, в конце концов, можно и обоссать. Раньше люди стрелялись, когда честь теряли и достоинство. Или хотя бы укусить с намёком на фатальный исход. Кровью враг изойдёт, ослабнет, а так выбор прост — добить или помирится, чтобы окреп. И снова в драку.

Поклацав зубами, чтобы враги не теряли, сантехник нахмурился. Нацелив «орудие превентивного мщения» в самый вражеский эпицентр, Боря даже приготовился действовать.

«Главное самого главного обоссать, остальные сами разбегутся», — ещё подумал Боря, хотя в Уставе об этом не было ни строчки.

Но додумать не дали. Тут из глубин собственного Я раздался голос Степаныча. Только вот разговаривал он почему-то совсем как Князь.

— Боря, не меньжуйся. Их же всего миллиард! Говно вопрос. Это такой миллиард, который вроде бы умный, но если присмотреться — дурак дураком. И не лечится.

— Миллиард? — тут же точно пересчитал всю толпу Глобальный и кивнул. — Ну да. Миллиард. Но это немало, Степаныч. Сам понимаешь, всех не обоссать. И не думаю, что их это сильно расстроит. Напротив, многим даже понравится.

— Против нас миллиард, — уточнил наставник уже голосом Леси и тут же добавил охрипшим басом Аполлинария. — Но за нас-то, сука, семь миллиардов! Если все соберёмся, то покажем им Федькину мать.

— А где Кузькина? — уточнил Боря.

— Занята на другом объекте, — ответил собеседник голосом Гусмана. — Помни о союзах, союзниках, но не забывай, что у нас есть только мы, а у тебя — только ты.

— Да? — спросил Боря и оглянулся. — А где все союзники?

Позади валялся конь, чтобы никто не мог сказать, что он не валялся. Но никаких семи миллиардов не обнаружилось.

— Видимо, дома сидят, — ответил уже голос Лиды.

И Боря понял, что скучает по этой маленькой девчушке в примёрзших джинсиках. Бодро он тогда их отодрал. «Отодрал» тогда — вообще глагол дня получился.

Боря присмотрелся к общей картине. Нет, конечно, были вдалеке какие-то люди, которые уже своего коня валяли. Хотя бы ради того, чтобы и им никто не мог сказать, что у них ещё тоже конь не валялся. Но пока ни во что определённое это не вытекало.

Они то давили какие-то кнопки на джойстиках, то махали игрушечными флагами, чем только того коня смешили.

Резко нос зачесался. И верхняя губа. А затем и нижняя. Затем рот у Глобального вообще зачесался так, что почесать его хотелось больше, чем идти убеждать тех, кто за нас.

Тех самых, которые хотя бы в теории против тех, кто против нас.

«Но у них пока конь и не думает валяться», — ещё подумал Боря: «А у нас уже валяется, но ещё не осёдланный. Тоже дело!».

Чесотка вдруг стала нестерпимой. Затем наступило резкое облегчение. Начался дождь. Целый ливень!