Осенние каникулы

— Такая жизнь, Серёжа, надо улетать! Ну, я к ней на это неделе ещё зайду, попрощаюсь. Хорошая она, разве что ты ей совсем не нравишься.

— Так, а за что ей меня любить? Тетради по математики как таковой у меня нет. На уроках я появляюсь, как это вы говорите, с большим интервалом. Нет, Ваня, я совсем не по математике.

— А глубоко математику, может, и не надо знать. Так, самое основное. Мозг в тонусе держит.

Я достал сигарету и показал, что держит мой мозг в тонусе. Ваня, конечно, не курит.

Мы дошли до кафе. Ваня был в дорогом тёмно-синем пальто, я — просто в куртке, в самой идеи куртки как верхней осенней одежде. У Вани за плечами был богатый опыт путешествий практически во все страны Европы, знание четырёх языков и уверенность в блестящем будущем, у меня за плечами была гитара.

Но мы с Ваней — лучшие друзья, и всегда ими останемся. Во-первых, мы дружим с самого первого класса, уже почти одиннадцать лет. Во-вторых, мы сошлись на гитарах — у Вани тоже есть, очень дорогая электрогитара. Мы даже записывали песни вместе, только Ваня не поёт. В-третьих, после смерти моего папы, семья Вани очень помогала мне с матерью первое время деньгами, и до самой этой минуты — духовно. Ваня всегда был рядом и даже сдружился с Владом и Сашей, но в глубине души, мне кажется, их недолюбливал.

Принесли меню. А что мне туда смотреть? Я взял кофе и моментально лишился четырёх рублей. Но мне было крайне важно вот так выпить кофе со своим лучшим другом, которого я неизвестно, когда увижу в следующий раз. Ваня взял двойной эспрессо.

— А какие у тебя, Серёжа, планы на каникулы?

— Завтра поеду к бабушке. Не был там давно, только Ваня, тут такое дело… — я запнулся. Это всегда нелегко.

— Что такое, Серёжа? — добродушно спросил Ваня, глядя мне прямо в глаза.

— У меня двадцать семь рублей осталось. Дорога туда обратно стоит тридцать. Не мог бы ты мне рублей десять…

Я не договорил, потому что Ваня достал из кармана письмо.

— Я всё ждал удобный момент, когда бы тебе его подарить, дружище. На день рождения не выйдет, я в ноябре тебя поздравить не смогу точно. Поэтому, сейчас, вот держи.

Я хотел было открыть, но Ваня предупредил:

— Ты только дома его открой, пожалуйста. Сейчас не надо.

— Как скажешь, Ваня, как скажешь.

Так мы допили кофе и ещё где-то пять минут посидели, после чего Ваня взял такси (комфорт) и уехал в жизнь, совершенно отличную от моей.

Я пошёл домой. Было всего два часа дня, но я прекрасно понимал, что ничего сегодня уже не успею и не смогу сделать правильно, всё-таки, это воскресенье. До самого вечера я просидел над дневником. Кто-то сказал, что писать нужно пьяным, а редактировать трезвым. Сегодня я был трезв до глубины души, и отредактировал свой дневник, начиная с первой страницы.

Я потерял объективность, и совсем не понимаю — выходит плохо или хорошо, нужно продолжать дальше, или всё бросить. Но если я всё брошу — у меня не останется уже совсем ничего, а потому надо продолжать писать.

В конверте от Вани было сто долларов одной купюрой, или 260 рублей. Чего-то такого от Вани я и ожидал. Я поменял деньги, купил домой продуктов и приготовил матери суп. Кажется, несколько дней она совершенно ничего не ела.

Во сне (как это у меня часто бывает) случился сонный паралич, мой старый добрый друг. Самое ужасное, что я лежал лицом в подушку, и мне было очень тяжело дышать, но подвинуться или перевернуться я не был не в силах. Двигались только кончики пальцев, я пытался расшевелить свои конечности, но не мог ими управлять.