Феномены Тени и зла в волшебных сказках

Наша жизнь отчасти протекает как драма, написанная в жанре романа-биографии, однако за ней стоит таинственный процесс роста, который происходит по своим законам и стоит за кулисами жизненных перипетий, начиная с детства и до самой старости. С мифологической точки зрения чем более развитым становится человек, антропос, тем больше он похож на дерево. Мотив повешенного на дереве божества в образе человека отражает трагедию человеческого бытия: сознательный человек постоянно рвется на свободу, стараясь освободиться и действовать осознанно и независимо, а затем происходит его болезненное возвращение во внутреннюю несвободу. В этой борьбе раскрывается трагическая констелляция, которая воплощается в такой болезненной форме. Именно поэтому вся христианская философия приносит с собой трагический взгляд на жизнь: следуя Христу, мы должны признать свое умерщвление и подавить в себе импульсы роста. Основная идея заключается в том, что жизнь основывается на конфликте и стремится к духовности, которая не наступает сама по себе, а достигается путем страданий. Та же самая идея, но в более архаичной форме представлена в мифе о Вотане — боге, повешенном на дереве. Вотан — вечный скиталец, странствующий по земле; это импульсивный, порывистый, яростный бог поэтического вдохновения, то есть той части человеческой личности, которая живет в неустанном движении и поиске и испытывает эмоциональные взрывы. И после того, как этот бог провисел на дереве девять дней и девять ночей, он открыл руны — письмена, благодаря которым родилась цивилизация, основанная на соответствующей письменности.

Когда сознательная и животная часть человеческой личности вступают в конфликт с внутренним процессом роста, распятый человек мучительно страдает; как раз в такой ситуации бог оказывается повешенным на дереве и пригвожденным насильно к бессознательному развитию, откуда он хочет вырваться, но не может. Мы оказываемся пригвожденными к чему-то более масштабному, чем мы сами, что распространяется за наши границы и не позволяет нам двигаться дальше.

В мифе об Аттисе, который много старше мифа о распятом христианском боге, эта психологическая ситуация представлена особенно своеобразно. Аттис, возлюбленный сын Великой Матери, воплощающий вечную, нестареющую божественную юность, представляет паттерн puer aetemus, вечно прекрасного юного бога, который никогда не грустит, ему не знакомы человеческие ограничения, увядание и смерть. Многие молодые люди, имеющие ярко выраженный материнский комплекс, подобно этому богу, в какой-то момент понимают, что сама жизнь не позволяет им оставаться вечно молодыми; юность должна закончиться. Их будущее видится блестящим, полным изобилия, славы и богатства; но мы знаем, что ничто никогда не продолжается вечно — всему наступит конец из-за воздействия темной стороны жизни. А потому этот юный бог всегда умирает рано, пригвожденный к дереву, которое снова становится ему матерью. Материнское начало, которое прежде его породило, забирает его к себе обратно таким ужасным образом, и там его настигает увядание и смерть.

Иногда нечто подобное становится заметно у юношей, которые должны жениться или выбрать профессию или которые вдруг открыли, что юность закончилась и что им придется принять обычную человеческую судьбу. В это время многие из них предпочитают умереть либо на войне, либо в результате несчастного случая — лишь бы не становиться старым. В критический период, между тридцатью и сорока годами, дерево растет против их желания, их внутреннее развитие уже не сочетается с сознательной установкой, а происходит наперекор ей, и в этот период они переживают нечто подобное смерти. Такое переживание должно повлечь за собой изменение установки, но может означать и реальную физическую смерть, похожую на замаскированное самоубийство, так как Эго не может сдать своих позиций, — в тот критический момент, когда они жертвуют процессом внутреннего развития, который обернулся против них. Если внутренний рост становится врагом сознания, значит нечто внутри человека хочет его перерасти, значит он должен умереть; своевольная сознательная личность должна быть предана смерти и подчинена процессу внутреннего развития.

Другой аспект повешения как средства убийства заключается в том, что в большинстве мифологических систем воздух — среда обитания разных духов; так, например, Вотан и его армия духов умерших людей летали по воздуху, особенно в бурные ночи. Следовательно, повесив человека, вы тем самым превращаете его в духа, и теперь он должен парить в воздухе вместе с Вотаном и другими духами умерших. В период культа Диониса на повешенных на дереве помещали дары, исходя из идеи, что Дионис — это дух, который должен их увидеть; таким образом дары возносились бы вверх и попадали к живущим там духам. В нашем разговорном языке есть выражение «подвешенное состояние», которое может послужить хорошей иллюстрацией. Когда внутренний психологический конфликт развивается все больше и больше, жизнь человека оказывается «подвешенной»; обе противоположности становятся равноправными, «да» и «нет» имеют одинаковый вес, и жизнь не может продолжаться дальше. Вы хотите пойти с правой ноги, а вас не слушается левая, и наоборот; тогда ситуация становится безвыходной, что означает полную остановку потока жизни и мучительные переживания. Пребывание в тупиковой конфликтной ситуации, в которой ничего не происходит, представляет собой самую мучительную форму страдания.

Когда башмачник ослепил портнягу под виселицей с двумя повешенными, мы могли бы сказать, что эта ситуация символизирует безысходность: конфликт, при котором процесс жизни остановился. Противоположности столкнулись между собой, и жизнь зашла в тупик. Два трупа на виселице служат отражением того, что отношения между башмачником и портнягой пришли в состояние бесплодной подвешенности. Естественно, соотнеся всю сказку с состоянием коллективной психики эпохи христианства, нам следует задаться вопросом, что значат эти двое повешенных. Если бы был только один повешенный, ответ был бы близким к тому, что речь идет о скрытом символе Христа, основном символе христианства, боге, распятом на кресте. Но в данном случае на виселице двое казненных, а следовательно, мы хотим выяснить, кем может быть второй повешенный.

Есть несколько сказок, особенно в собрании братьев Гримм, в которых идет речь о злом духе, пригвожденном к дереву или к стене. Или же двое повешенных могут одновременно указывать на Христа, распятого на кресте, и на Вотана, повешенного на дереве: то есть на доброго бога, распятого на кресте, и на иного бога, повешенного на дереве. Это не так уж далеко от истины, ибо мотив двух божеств, пригвожденных к дереву или кресту, содержится во многих христианских легендах, легендах о рыцарях Круглого стола и короле Артуре и о Святом Граале, в которых Парсифаль находит не только Чашу Грааля с кровью Христа, но и оленя — или голову оленя, прибитую к дубу, откуда он должен ее снять. В основной легенде он ничего не забывает и сначала находит Грааль, а затем голову оленя и приносит ее божественному фемининному персонажу. Или же олень является воплощением сил зла, которые губят лес; они представляют собой Тень Христа. Таким образом, олень со своими прекрасными рогами, совершенно ненужными выростами, которые мешают ему двигаться и которые предназначены только для того, чтобы привлечь внимание самки, представляет собой Тень христианского учения, это невероятное высокомерие и надменность, присущие всем нам, которые оказываются самой худшей Теневой установкой, распространяемой христианским учением.

Например, высокомерная Тень часто проявляется в процессе анализа, когда, прикрываясь христианской моралью и добротой к своим собратьям, мы не признаемся в том, что думаем, а вместо этого высказываем разные негативные мнения и суждения, так как придерживаемся слащавой христианской установки, пока происходящее само не проявится в сновидениях. Пациент не говорит о своем сопротивлении, потому что боится усложнить ситуацию, но как бы то ни было, он аналитику «прощает все». Это высокомерие! Гораздо лучше, если бы он сказал: «Я презираю вас за то и за это; что скажете?» Это было бы по-человечески скромно и достойно. Но не выраженная напрямую, негативная реакция прячется под личиной «невзыскательности» и высокомерной установки: мол «аналитик — тоже человек, и у него есть свои недостатки». Таков яд ложных христианских убеждений. Я часто сталкивалась с подобными людьми, и меня возмущала их слащавая добродетель, я бы предпочла, чтобы они вели себя более естественно и прямо говорили, что думают, чтобы можно было достичь уровня обыкновенного человеческого понимания. Такую Тень христианской установки в средневековых легендах символизирует прибитая к дубу голова оленя. Если кто-то в принципе «не осуждает» своих человеческих собратьев, проявляя к ним «всепрощение», это ничего не меняет; негативное высокомерие сохраняется долгие годы! На протяжении трех-четырех лет анализа люди боятся высказать свое негативное отношение к аналитику, им не хватает мужества даже ради приличий обсудить по существу, что происходит, так как они не уверены, что их правильно поймут, и боятся, что это будет не по-христиански. Затем опорой для их постоянной позитивной установки «вежливости и всепрощения» становится негативное высокомерие. Если процесс анализа останавливается, можно быть совершенно уверенным, что произошло нечто подобное. Вам никогда не удается это уловить, но все вышеуказанное здесь присутствует, мешая отношениям развиваться как в лучшую, так и в худшую сторону. Благодаря откровенному диалогу отношения могут восстановиться, и тогда возобновится процесс анализа. Именно здесь обычно нужно прервать процесс и, быть может, направить пациента к своему коллеге; как правило, в таком случае возникает сильный эмоциональный взрыв, который дает материал для дальнейшей работы. Обычно у сознательной личности существует ложная установка с идеей, что «с этим я могу справиться самостоятельно», а потому внутреннему развитию человека мешают предвзятость и узость мышления.

Когда портняга сидит под виселицей, на голову к каждому из висельников садится ворон, и два ворона вступают в разговор. Первый ворон сказал, что роса, которая нынешней ночью падала с виселицы, обладает особым качеством — возвращать зрение каждому, кто ею омоет глаза, и если бы это знали слепцы, они могли бы снова получить зрение, а им это даже и в голову не приходит. Здесь имеет место общее и архетипическое представление, которое встречается во многих цивилизациях и религиозных верованиях, о том, что останки казненного преступника обладают огромной исцеляющей силой. Это подтверждает мысль, что казнь является обожествлением, что преступник обладал высокомерием, взяв на себя миссию богов, и теперь эта миссия снова возвращается к ним. И то, что было пагубно для живого человека, в Запредельном становится благотворным, позитивным, возвращая на прежнее место свои качества. Восстанавливается оптимальное соотношение между человеческим и божественным, и благодаря ему рождается исцеляющая сила, а потому веревку, на которой повесили человека, использовали как лекарство. «Возьмите кусок веревки, на которой повесили человека, или гвозди, которыми его прибили к дереву, и получите прекрасное лечебное средство». Той же самой идее отвечает целительная сила, которой обладают мощи святых. Сам факт, что к казненным преступникам во многом относились так же, как к святым, говорит о том, насколько общей является эта идея.