Новое начало? Западные немцы в первое послевоенное десятилетие

Заключение: почему Бонн не стал Веймаром?

«Бонн — не Веймар» — так называлась книга западногерманского журналиста Фрица Рене Аллеманна, увидевшая свет в 1956 г. [Allemann 1956]. Заголовок быстро стал крылатым выражением, своеобразным девизом молодой ФРГ: главная ее задача заключалась в том, чтобы не повторить трагический путь первой немецкой демократии. Все остальное было во многом подчинено этой задаче.

Ключевое значение при этом имела позиция общества: примет ли оно новую систему? С самого начала результат вовсе не был гарантирован: даже после 1945 г. большинство немцев скептически относились к демократии и хотели не столько свободы, сколько порядка. Это большинство видело себя жертвами Второй мировой войны, возлагало ответственность на горстку нацистских бонз, а немалое число граждан ранней ФРГ и вовсе тосковало по довоенным временам.

Обеспечить порядок, внутренний мир, добиться на первом этапе хотя бы согласия общества с новым государством — такова была задача Аденауэра и его помощников в первой половине 1950-х гг. В качестве одной из главных потенциальных угроз выступало формирование крупных общественных течений, враждебных молодой республике. Именно поэтому федеральное правительство прилагало большие усилия для интеграции бывших нацистов (при условии их лояльности новой системе) и одновременно боролось с правыми и левыми радикалами. Вопрос наказания за былые преступления играл сугубо второстепенную роль.

Реально ли было добиться того же результата более жесткими мерами, включавшими радикальную люстрацию и наказание всех соучастников преступлений Третьего рейха? Можно довольно долго размышлять над этим вопросом. Однако не следует забывать, что у представителей оккупационных держав и новой западногерманской политической элиты не было возможности ставить многочисленные эксперименты. Им приходилось действовать наугад, понимая цель, но не зная заранее результата, идти на многочисленные компромиссы; их возможность контролировать происходившие в обществе процессы была весьма ограниченной. Они, как уже говорилось выше, стремились не допустить худшего варианта развития событий — очередного витка германского «особого пути», — и они успешно достигли этой цели.

Да, Аденауэр и его команда могли в определенной степени опереться на западные державы-победительницы. Было очевидно, что последние вмешаются в случае реальной угрозы превращения ФРГ в праворадикальную диктатуру. Это осознавалось всеми игроками и оказывало свое влияние на внутриполитические процессы в молодой республике. Однако в общем и целом роль держав-победительниц оказалась хотя и весомой, но все же ограниченной. Распространенный в информационном пространстве тезис «победители перевоспитали немцев» не соответствует действительности. Основная работа была проделана самими немцами, и в первую очередь демократически настроенным меньшинством. Меньшинством, о котором ни в коем случае нельзя забывать, описывая настроения большинства. Ведь, как писал К. Ярауш, «без их страстной борьбы за лучшую Германию проект держав-союзников по перевоспитанию не удался бы» [Jarausch 2006: 280].

К концу 1950-х гг. западногерманское общество в массе своей лояльно относилось к существующей политической системе. Именно с этого момента постепенно начал пробуждаться интерес к проработке собственного прошлого, к преступлениям нацистской эпохи. Этому в немалой степени способствовали демографические процессы: на сцену постепенно выходило «поколение детей», не задействованное в преступлениях и потому не имевшее прямого мотива обходить неудобные сюжеты стороной. По мнению того же К. Ярауша, разделяемому многими исследователями, формирование в ФРГ «гражданского общества западного типа» относится к концу 1960-х гг. — спустя много лет после того, как были сформированы работающие механизмы демократического государства [Jarausch 2006: 271].

К этому времени история послевоенной Западной Германии стала считаться «моделью успеха» — моделью, которую впоследствии не раз старались воспроизвести в других регионах планеты (в частности, в Ираке в начале XXI в.). Далеко не всегда эти попытки завершались успехом. В какой степени вообще можно опираться на западногерманский опыт или его следует охарактеризовать как уникальный и неповторимый?

При ответе на этот вопрос необходимо вспомнить, что уникальным и неповторимым является любое историческое событие, любой процесс. История никогда не повторяется в точности, однако это не значит, что знание о прошлом бесполезно. Не одинаковые, но похожие своими отдельными элементами ситуации, проблемы, задачи встречаются в истории сплошь и рядом, и знание прошлого помогает лучше справляться с сегодняшними вызовами. Исторический опыт — это не точная инструкция для решения современных проблем. Скорее, его можно сравнить с подсказками, которые могут помочь найти верный путь — если, конечно, хорошенько над ними подумать.