Коллективная вина. Как жили немцы после войны?

Основные проблемы Федеративной Республики

Поскольку некоторые критики пребывают в неведении относительно сущности дела и вопросов, касающихся существования Федеративной Республики в целом, я могу отразить их нападки лишь в форме дополнений к моей первой книге.

Экскурс в 1948 год. Широко распространенный тезис гласит: в 1948 году мы основали новое, демократическое государство. Поэтому якобы ложен мой тезис, что это государство и его руководящие политики фактически навязаны немцам. Ложно будто бы и мое утверждение, что эти политики не были утверждены голосованием населения. Отмечают, что и в 1949 году, и на всех последующих выборах федеральные немцы пользовались свободой избрать те партии, какие они хотели.

Да, но сами партии не были тогда вновь созданными, вышедшими из народа. Они сами были навязаны как старые партии догитлеровского периода. Следует напомнить некоторые основные факты. Германия времен Федеративной Республики – не та, что была первые четыре года после 1945 года. В те годы союзники единолично принимали решения, самым главным из которых было требование создания немецкого государства – сначала земель, а потом – Федеративной Республики. Я хотел бы рассказать об этом как очевидец.

С самого начала союзники знали, что они будут иметь дело с немецкими политиками из старых партий, существовавших еще до 1933 года. Этими партиями были Социал-демократическая партия Германии, коммунисты, Свободная демократическая партия (все это возрожденные старые партии), а также ХДС, название которой было новым, но в которой, в сущности, сосредоточились те, кто голосовал раньше за Центр, за Народную партию и Немецкую национальную партию. И здесь тоже были старые политики.

Таким образом, это были политики, которые несли ответственность за приход к власти в 1933 году Гитлера и национал-социалистов, которые в предшествовавшие годы своим поведением способствовали этому и которые, за исключением социал-демократов, в состоянии полной растерянности одобрили закон о чрезвычайных полномочиях. Этих политиков союзники признали представителями Германии. В своих мероприятиях союзники даже и не думали пробуждать и поддерживать в немецком народе тенденции к свободному политическому развитию. Напротив, они с самого начала сотрудничали с этими четырьмя партиями (ХДС был основан летом 1945 г.). Небольшая деталь: тогда в Констанце выходила «Зюдкурир», одна из издававшихся повсюду по лицензии газет. «Зюдкурир» была абсолютно свободной газетой; руководившие ею люди, беспартийные, не ориентировались ни на какие партии, занимаясь поисками новой политики. «Зюдкурир» была в то время необыкновенно интересной газетой. И союзники вдруг отдали распоряжение, чтобы газетами руководили на паритетных началах редакторы от четырех партий. В каждой газете появились представители четырех партий. Из оригинальной газеты «Зюдкурир» превратилась в самую скучную, какую только можно себе представить. Каждый из представителей четырех партий говорил на своем языке, всем известном и не содержавшем ничего нового. Этого момента, когда союзники, сами того не подозревая, в зародыше подавили признаки политического мышления в Германии, мне не забыть.

Далее, западные державы с самого начала считали, что нужно как можно быстрее ввести парламентскую демократию, то есть сначала создать земельные парламенты (о федеративной республике тогда еще не было речи). Газеты опубликовали тексты земельных конституций. Не было никаких дискуссий. Через несколько недель эти конституции были поставлены на голосование населения. Это происходило в период приблизительно с ноября 1946 по апрель 1947 года. Я был тогда в Гейдельберге. Земельная конституция была отработана специалистами, конечно, хорошо, в традиционном духе. Это было сложное сооружение, которое не поймешь без основательного изучения. У нас была одна умная девушка. «Вы пойдете голосовать?», – спросил я ее в день голосования. Она ответила: «Нет, я не понимаю этой конституции. Как я могу голосовать за то, чего не понимаю?». «Какая мудрость! – подумал я. – Эта девушка в политическом от-ношении умнее американцев!». Население проголосовало в прежнем верноподданническом духе: раз уж издано распоряжение – его нужно выполнять. Земельные конституции возникли по принципу: «fides implicita» – если этого хочет высшая инстанция, то так тому и быть.

У меня в то время был разговор с одним американцем. Визиты наносились очень часто, потому что американцы хотели знать, что думают немцы. Помню, что приблизительно я тогда сказал. Он пришел накануне голосования и спросил: «А что Вы скажете, если мы распорядимся избрать земельные парламенты при помощи партий?». «Думаю, – ответил я, – что вы на ложном пути. Вы помешаете нашему политическому самовоспитанию. Вы начинаете так, будто у немецкого народа и у старых партий политически уже все в порядке и прежние политики по своей натуре пригодны для выполнения новых задач. В результате у нас вовсе не будет никакой новой политики, а люди определенного сорта снова станут у власти. Тем самым не получат развития и даже не возникнут признаки самостоятельного мышления. Приведу Вам пример: сейчас здесь, в Гейдельберге, люди недовольны ценами на картофель. Крестьяне возмущены тем, что получают за картофель слишком мало – всего 3 марки за центнер. Горожане возмущены высокими ценами: им приходится платить 12 марок. Проще всего было бы, если бы окрестные общины и жители Гейдельберга переговорили друг с другом и урегулировали дело. Они не делают этого и апеллируют к государству. Государства нет. Есть Социал-демократическая партия, которая готова взять на себя то, что обычно делает государство, и она кое-чего добивается. Так что народ чего-то ждет от властей, и вы тут же готовы создать эти власти и сохранить прежний верноподданнический дух, вместо того чтобы поручить общинам самим разрешить такие практические проблемы, как цены на картофель. Политика начинается с самого малого – с переговоров, с приобретения навыков самостоятельного решения практических вопросов, а не с ожидания их решения откуда-то извне. Поэтому я посоветовал бы вам: сначала дайте общинам большую свободу решать свои дела. В то же время за земли или даже за всю Германию, которая полностью в ваших руках, вы действительно несете ответственность – как за внешнюю безопасность, так и за внутренний порядок. Пока что вам и формально следовало бы взять на себя ответственность, то есть управлять Германией. Потом вы будете постепенно распространять свободу с общин на более высокий уровень, а может быть через десять лет вы всю Германию сможете доверить свободной демократии. На это нужно время. Немецкий народ выдвинет, конечно, не из среды теперешних политиков, а из своей среды политические таланты. Они выделяются в самых маленьких группах, как первые среди равных, получают признание, сменяются и снова уходят. Они не добиваются послушания, а убеждают. Они существуют еще до того, как созданы партии. Незначительное меньшинство политически мыслящих людей пробивает себе здесь дорогу, получает признание других, причем не возникает резкой границы, потому что, другие не обособляются, а думают сообща. Этот процесс требует времени: соответствующим людям нужны тренировка и опыт. Этот опыт и политическое сознание в духе свободы приобретаются в процессе общения. Они не приходят сами собой в готовом виде и не являются врожденными. Демократические убеждения завоевывают сердца только в результате такого общения. Лишь тогда в народе возникает почва, без которой невозможна никакая демократия. А то, что вы делаете сейчас, фактически ликвидирует все попытки политически свободного мышления в Германии. Это происходит не по вашей воле, но это результат ваших действий».

Вот что я услышал в ответ: «Вероятно, Вы правы, но мы не можем поступить иначе. Если мы возьмем в свои руки управление Германией, то американский народ не поддержит нас. Каждый американец сочтет это колониальным режимом, а не тем, чем считаете Вы. И, во-вторых, мы не можем поступить так, потому что если мы сделаем это, то же самое сделают и русские, а мы не хотим, чтобы русские создали на Востоке тоталитарный режим. Но в соответствии со своим планом мы вместе с русскими вводим демократию – сначала в землях, а потом во всей Германии. Так что Ваше предложение неосуществимо».

Эти слова американца произвели на меня глубокое впечатление: по великолепной доброй воле американцев происходит нечто странное и совершенно нелепое. Они не видят реальной действительности, в которой живут народы. Мы всего лишь вновь обретем личную свободу в правовом государстве.

Возвращаешься мысленно в прошлое и думаешь: почему же я не сказал об этом открыто? Ведь у нас был свой журнал «Вандлунг». В нем я мог бы высказать свое предложение американцам. Чтобы понять, почему я не сделал этого, следует принять во внимание тогдашнее положение. Мы жили в условиях военной администрации. Не могли же мы забыть, что это – военная администрация. Нам и в голову не приходило, что мы можем открыто указывать военной администрации, да еще в вопросах большой политики, разве только она сама нас спросит. Нужно помнить о ситуации тех времен. Если американец бывал у нас, он обычно приходил с винтовкой, которую ставил в угол: ничего не поделаешь – военная администрация. Мы в журнале «Вандлунг» не могли высказаться открыто: это было бы дерзостью. Но мы заблуждались. Теперь, вспоминая о прошлом, я думаю, что фактически это не было невозможным. Американцы выслушали бы нас (хотя, конечно, и тогда ничего не изменилось бы). У них, собственно, была лишь одна забота: в народе могли возникнуть беспорядки и даже мятежи. Ко всему остальному они относились терпимо.

В 1949 году, когда был избран первый бундестаг, обстановка совершенно изменилась. Уже не было прежних возможностей. Не могло быть речи и о свободном создании нового государства. Напротив, укрепилось положение, которое было определено без немецкого народа. Внутреннее развитие политического мышления и активного созревания (для чего, возможно, хватило бы десяти лет) было нарушено. Решение в целом было уже принято американцами и союзниками при участии некоторых старых немецких политиков. С тех пор у нас установилась демократия в том виде, как она существует и сейчас: парламентаризм, при котором подданные участвуют в выборах, совершенно не представляя себе, что это, собственно, такое. Правда, в 1949 году действительно состоялись выборы, которые – после того, как было принято основное, антидемократическое решение, – решали нечто важное внутри этой псевдодемократии: кто именно должен править – ХДС или СДПГ? Таково было единственное действительно важное решение внутри этой демократии. Все решил один-единственный голос. Что было бы, если бы дело взяла в свои руки СДПГ, мы не знаем. Принятое решение было, конечно, свободным решением. Но принципиальное решение о нашем государстве состоялось еще раньше, и поэтому до сих пор остается в силе следующая мысль: его нельзя считать окончательным.

На чем мы основываемся? У нас есть национальный праздник 17 июня – «День единства», память о восточно-берлинском восстании 1953 года. В этот день говорят много речей, которые вряд ли кто-нибудь слушает с интересом. Этот день – нерабочий, и этим охотно пользуется каждый.