Женские истории в Кремле

МЫ МОЛОДЫ, ПОКА НАС ЛЮБЯТ!

Подруга первой Bi мире женщины-дипломата Александры Коллонтай Зоя Леонидовна Шадурская (они познакомились в Софии в семилетием возрасте) писала 23 декабря 1935 года: «В жизни таких великих женщин, как Цеткин, Софья Ковалевская, мадам Кюри, Жорж Санд, много богатства, творчества и даже женских драм, но нет тех контрастов и запутанных психологических узлов, какими интересна твоя жизнь. А если кому захочется написать о тебе в духе приключенческой повести, то на это имеется богатый материал».

Александра Коллонтай выросла в очень почтенной, но не совсем семье — ее мать была второй раз замужем. Она развелась и вышла замуж за человека, которого любила. Это был скандал в обществе. Вслед за скандалом, как это часто бывает, произошла трагедия.

Первый муж матери Александры — инженер Мра-винский был арестован и осужден, как сообщник революционеров, намеревавшихся совершить покушение на царя. Мравинский в качестве эксперта обследовал подкоп под зданием, где позднее произошел взрыв во время проезда Александра II.

Позже Коллонтай напишет о себе:

«Девятнадцатого марта 1872 года в Санкт-Петербурге на Средне-Подъяческой улице в доме-особняке номер 5, во втором этаже в семье офицера Михаила Алексеевича Домонтовича родилась девочка, голубоглазая, как ее мать. Девочку хотели назвать Марией, потом передумали и назвали Шурой.

Эта девочка — я.

Девочка как девочка, но если внимательно вглядеться, то замечаешь настойчивость и волю. Старшие сестры говорили: «Что она захочет, того всегда сумеет добиться».

Живу я благополучно в обеспеченной семье, где не знают ни бедности, ни голода».

А теперь прочитаем письмо, отправленное подруге из Санкт-Петербурга со Средне-Подъяческой улицы в Гельсингфорс (Хельсинки) в 1890 году: «Дорогая Эльна! Я неплохо развлекаюсь. В январе я была представлена императрице и побывала на двух придворных балах. Большой бал, на котором было более трех тысяч приглашенных, мне не очень понравился, хотя там все было пышно и элегантно. Малый бал, бал-концерт, отличался большим блеском. На нем присутствовало четыреста человек Я встретила там много знакомых, танцевала и веселилась вовсю.

Самым примечательным на балу-концерте был ужин. В трех больших залах дворца, обрамленных цветущими деревьями, благоухало море цветов. Я ужинала за одним столом с наследником царя (то есть с будущим императором Николаем II — Г. К.) Да, я забыла тебе сказать, что мама обещала мне купить верховую лошадь. В Куузе, куда, я надеюсь, ты скоро приедешь, мы будем вместе совершать верховые прогулки и веселиться».

Автор этого письма — «девочка Шура» — Александра Михайловна Домонтович (по первому мужу — Коллонтай).

У очень красивой девочки с голубыми глазами было ничем не омраченное детство с. нянями, прислугами, кучерами, поварами, лучшими в Санкт-Петербурге педагогами, которые обучали английскому, французскому и немецкому языкам.

В августе 1889 года ее отец генерал Домонтович принял приглашение своего бывшего начальника по службе в Софии князя Дондукова и, взяв с собой младшую дочь, выехал в Ялту в его поместье.

Поездка была предпринята не только с целью отдыха. Шуре уже семнадцать лет — возраст, когда девушка уже на выданье.

В Ялту приехали погостить молодые офицеры Генерального штаба. Там находится его превосходительство генерал Тутолмин, адъютант императора Александра III.

Он еще в Петербурге дал понять, что имеет вполне серьезные намерения. Сватовство в Ялте не состоялось. Шура решительно отвергла этот вариант замужества.

— «Папа, что ты придумал? Неужели ты хочешь продать меня этому старику?

— Но Тутолмин вовсе не стар. Он самый молодой генерал.

— Мне это безразлично, папа. Мне безразлично его положение. Я выйду замуж за человека, которого полюблю». — Это строки из семейной хроники.

В балах, выездах, посещениях императорских театров протекали девичьи годы Шуры Домонтович.

В гимназии она не училась, получила домашнее образование. Родители замечали ту страстность и сексуальность, которой наградила их дочь природа. Родители видели только один способ для того, чтобы дать выход энергии Александры — удачное замужество.

В 1891 году в Тифлисе Шура знакомится с Владимиром Коллонтаем. Чувство симпатии перерастает в любовь.

О своем первом браке Коллонтай рассказывала следующее: «День моей свадьбы вышел бестолковый и не праздничный. В течение двух лет я боролась с родителями, чтобы получить их согласие на брак с моим троюродным братом, веселым и красивым Владимиром Коллонтай. Мы все, молодые девушки, очень любили его: он необыкновенно хорошо танцевал мазурку и умел веселить и смешить нас в течение целого вечера. Хотя Коллонтай был моим троюродным братом, но его жизнь протекала в со-' вершенно других условиях. Отец его был сослан на Кавказ царскими властями, и он с детства познал бедность и лишения. Воспитала его мать-учительница; она содержала всю семью.

Мое сердце переполнялось нежностью и сочувствием, когда Коллонтай рассказывал о своем тяжелом детстве и всех лишениях. Мне хотелось, чтобы он забыл все тяжелое, перенесенное им, и стал бы счастливым. Тиранию царского самодержавия я ощущала особенно остро, когда это отражалось на таком славном юноше, как Владимир Коллонтай. Коллонтай иногда надо мной смеялся:

— Это было так давно, я уже это все забыл.

Он был весел и счастлив и верил в свои силы. Он ставил себе задачей, стать хорошим инженером, строить мосты и помогать своей старой матери.

Но я продолжала думать — это счастье, что Коллонтай больше не подвергается преследованию царя и больше не голодает, но ведь в России остаются все те ужасы, от которых страдал Володя, несправедливость, преследования и муки. Другие голодают, других ссылают, другие страдают.

Как мог он с его добрым сердцем забыть, что в России царит самодержавие и угнетение народа? Но Коллонтай не любил разговаривать на «философские темы». Сколько ни говори, практических результатов не получится. Он дразнил меня, что я просто люблю повторять слова моей учительницы.

— Ну, не сердись на меня, — заканчивал он, — давай сделаем еще круг на катке.

Я, конечно, охотно делала с ним не один, а два круга. Я была очень влюблена. Я давно решила выйти за него замуж Мне нравилось, что у него нет «ни гроша», что ему самому придется зарабатывать на жизнь и что мне тоже, может быть, предстоят лишения и трудности. Если бы я жила в роскоши, я была бы очень несчастна и чувствовала бы еще большую несправедливость.

Но мама и слушать не хотела об этом браке. Она считала это величайшей глупостью: Коллонтай ведь еще даже не закончил учебу.

— Все это хорошо, пока папа жив, — говорила мать. — Но если твой отец умрет, а у вас будет семь-восемь детей, как вы будете жить?

Я только пожимала плечами. Коллонтай будет хорошим инженером, и потом я буду сама работать.

— Воображаю, как ты будешь работать, — говорила моя мать. — Ты, которая не помогаешь мне и прислуге даже по хозяйству, ты даже свою собственную постель убираешь небрежно. Ты, которая, по примеру твоего отца, ходишь по дому и думаешь о чем-то другом.

Родители и слушать не хотели о моей «новой фантазии». И было время, когда Коллонтай запретили бывать в нашем доме. Это было большое оскорбление для моего самолюбивого брата, и я еще тверже решила стать его женой.

Отец пытался убедить меня, что Коллонтай для меня неподходящий муж:

— Он хороший мальчик, я не спорю, но что он ждет от жизни? Его цель стать инженером. Но ты посмотри, он, наверное, не читал даже твоего любимого Добролюбова. А ведь ты любишь разглагольствовать на высокие темы. О чем же вы будете говорить? У вас не будет духовной близости, и ты скоро к нему охладеешь.

При следующей же встрече с Коллонтай я дала ему много добрых советов. Я сунула ему в руку первый том Добролюбова. (Открыл ли он его когда-нибудь?..)

Родители упорствовали, но я решила не уступать.

— Если я не получу вашего согласия на этот брак, ну что же, я поступлю, как Елена из «Накануне» Тургенева.

Моя мать на это заметила:

— От тебя всего можно ожидать.

Но понемногу мама начала готовить солидное приданое. Никакой роскоши, вещи простые и ноские. Меня вопрос о приданом нисколько не интересовал. Но факт приданого был уже уступкой со стороны моих родителей. Теперь Владимиру позволили приходить почти ежедневно. Мы весело проводили вечера. Мы играли в разные игры, смеялись и веселились втроем — я, Владимир и моя подруга Лидия. Но вдруг неожиданное препятствие. Для бракосочетания потребовалось получить метрическое свидетельство. Но каково же было удивление родителей, когда в моем метрическом свидетельстве было указано, что крестился мальчик Александр. День и час — все было верно, но только это была не я, не девочка, а мальчик Удивление и полная растерянность. Я чуть не плакала и подозревала, не подстроила ли все это мама, чтобы помешать нашему браку. Но и родители были встревожены путаницей. Начались хлопоты, поездки в консисторию и вообще большая возня. Отец смеялся, особенно, когда он установил, что ошибка произошла потому, что крестивший меня священник раньше, чем заполнить метрическое свидетельство, хорошо позавтракал и выпил у нас в доме. Опросили восприемников, они дали свои показания, и в конце концов свидетельство было исправлено. Наконец, все бумаги были в порядке. Теперь я могла выйти замуж… Решили день свадьбы назначить в конце апреля.

Мама до самого последнего дня надеялась, что я в последний момент одумаюсь и свадьба расстроится. Моя мать на французском языке упрекала меня, что у меня неустойчивые чувства. Я не любила этих упреков, но по-французски они звучали мягче. Мама со всеми нами говорила по-французски для практики. Сама она владела языком в совершенстве. Я тогда думала, что никого я так не любила, как Володю. Все юноши, мои бальные кавалеры, были просто детские глупости.

У меня была канарейка, которую я очень любила. Канарейку звали Макс. Но у меня также была маленькая желтая собачка, без особой породы. Собачка почему-то терпеть не могла канарейки, а канарейка была ручная, и я ее выпустила летать по комнатам. Моя комната была небольшая, но светлая. Здесь я учила свои уроки, писала романы и повести и мечтала «о великих подвигах», которые совершу. Канарейка Макс любила сидеть на чернильнице, а желтая собачка садилась на стул и впивалась в нее глазами. В этот момент собачка была похожа на кошку, которая выслеживает свою жертву. Поэтому, выпуская канарейку полетать по комнатам, я всегда выгоняла собаку. Но в день свадьбы я, по-видимому, забыла о вражде, существовавшей между ними. И тогда это случилось. Макс летал по комнате, и почему-то ему вздумалось сесть на подушку и пощипать вышивку. Его лапки запутались в этой вышивке. Враг использовал это положение. Когда я неожиданно вошла в комнату, то увидела только, что на подушке лежало маленькое желтое неподвижное тельце канарейки. Я пришла в такой ужас, что стала кричать так, как кричат во время большой катастрофы. Мама прибежала в комнату взволнованная и испуганная.

— Боже мой, что случилось? Пожар, что ли? Я стала плакать, протягивая маме маленький желтый комочек.