Ворошенный жар (сборник)
- Автор: Елена Ржевская
- Жанр: Публицистика / Биографии и Мемуары / Военная проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Ворошенный жар (сборник)"
4
На площади мужчин отделили от женщин и детей, погнали двумя группами.
Ефросинья Кузьминична только до леса дошла, успела сказать мужу: «Я вернусь, там люди погибнут». Он одобрил. «Я сбегу, вернусь. Ждите дома».
Ефросинья Кузьминична со старшим сыном Митей, тринадцати лет, везя на санках больную дочку шести лет и младшего мальчика, мужественно повернула назад к дому, шла на немецкие заслоны с одним паролем: «Киндер кранке!» («Дети больны!») Пропустили, «кто имел сердце», — скажет потом. Но дальше в городе пробирались скрытно знакомыми дворами. Пришли к себе домой ночью, дала знать «узникам» — вернулась, они не оставлены. Ждала Иллариона Игнатьевича с часу на час. Но не дождалась — не вернулся. Одна с тремя детьми и с тремя беглецами в подземелье. Кругом белая пустыня, все занесено снегом. Высунуться на улицу страшно. Приказ: кого из жителей обнаружат в городе — расстреливать на месте. Ефросинья Кузьминична от всех этих переживаний совсем ослабела. Заботиться о пропитании всех пришлось старшему мальчику, подростку Мите.
От водокачки он пробирался траншеями до того места, где раньше был детсад, а дальше ползком к помойкам. Рылся в отбросах немецкой кухни. И однажды его схватил немец, офицер, подтащил к стенке, навел на него пистолет. Но в этот миг разорвался шрапнельный снаряд. Вскрикнув: «Катуша»! — немец повалился на землю. «Катюши» наводили панику на немцев. И хотя то не она ударила, Мите удалось скрыться, пока немец опомнился от испуга.
Как-то раз Митя долго отсутствовал, и встревоженная Ефросинья Кузьминична, заперев детей, навесив снаружи замок, пошла его искать. В ее отсутствие полицейский сбил замок, увидев детей, спросил: «Где матка?» Девочка ответила, что не знает. Полицейский предупредил шестилетнюю, что, если в следующий раз их застанет, перестреляет. «Так и скажи матке».
С того раза, когда она сказала военнопленному доктору, лечившему ее дочку: «Если вам будет нужно сделать побег, мы вас скроем», ее детей вместе с ней каждый миг подстерегала гибель. День тянулся бесконечно. Только нарастающий гул наступления наших войск пробуждал в душе надежду.
Ефросинья Кузьминична делилась с «узниками» последним и, когда ночью носила им ведро с болтушкой, выходила через окно по доскам, чтобы не остался след. Митя стоял на страже.
А немцы усилили поиски сбежавших военнопленных. Опять подключился Алмазов, немецкая ищейка; он выслеживал, предавал. На нем кровь многих ржевитян. Это тот самый Алмазов, я его потом видела, после освобождения города, задержанного, в доме бургомистра в те минуты, когда его узнал брат.
Явившись снова к Ефросинье Кузьминичне, приступил: «Слышала, что из лагеря пленных сбежал тот врач, что лечил вашу дочку? Это хорошо. А то у меня от партизан есть задание доставить им этого врача, они очень нуждаются, иного раненых. Как найти его? Может, знаете, где он?» — «Пошел ты к черту со своим доктором!» — «Может, он придет к вам, ведь вы не заплатили ему за лечение, а он теперь нуждается…»
Ефросинья Кузьминична на хитрость этого предателя ответила, что знать не знает, не до этих беглецов, да еще какая может быть плата, заплатить нечем, в семье горе, угнали от детей отца, кормить их нечем.
Алмазов на этом не успокоился, подсылал свою дочку выведать у Лизы, дочки Ефросиньи Кузьминичны. Маленькая Лиза ничего той не сказала.
— Вот в какой опасности находились они. Можно ли забыть своих спасителей! Преданность этих людей настолько велика, что они взяли на себя ответственность укрыть у себя сбежавших пленных, не испугались, для них всякие угрозы и смерть не страшны. Такие это люди.
Такой он, Земсков, человек. Крепкой, неразменной жизни. В самых пагубных для жизни обстоятельствах он выпрямлял людей, заражал силой духа. Существуя под игом насилия, встретившись с Земсковым, такие люди обретали страсть к добру.
И, стоя с ним на берегу у люка разрушенной водокачки, я снова чувствовала пафос жизни, нераспад ее и верность, без них нет для меня ни полноты жизни, ни смысла, ни поэзии.