Ворошенный жар (сборник)

Ржев — моя судьба, моя неизжитая боль

— Елена Моисеевна, расскажите коротко вашу житейскую биографию.

— Живу в Москве всю жизнь. После десятилетки поступила в институт Истории, Философии и Литературы — ИФЛИ. Это было замечательное гуманитарное учебное заведение из всех, что когда-либо были в России. Во время войны в эвакуации оно слилось с Московским университетом и прекратило существование, оставшись до сих пор легендой.

Меня со школьных лет тянуло писать. Я подала на конкурс рукописные рассказы в Литературный институт. Меня приняли. И год проучилась в литинституте. Но грянула война, немцы приближались к Москве. Я вступила добровольно в Красную Армию, обучалась на краткосрочных военных курсах переводчиков. Окончив курсы, была направлена на фронт, на ближние подступы противника к Москве — у Ржева. В должности военного переводчика штаба армии, в звании лейтенанта я прошла фронтовой путь до Берлина. Демобилизовавшись, окончила Литинститут, перебивалась журналистикой, пока не стали выходить мои книги.

Вот это, пожалуй, и есть моя биография — внешняя, так сказать. Думаю, каждый человек проходит свой внутренний путь; пережитое оставляет зарубки в душе и памяти, выявляет, формирует характер, личность. У писателя эта внутренняя биография явно или неявно находит отражение в его книгах.

— Вы за свою большую творческую жизнь написали множество книг, в том числе и о Ржевской битве. Это ваша литературная биография?

— С первых дней на фронте я стала делать записи в тетради. У немцев чуть ли ни у каждого солдата дневник. У нас в действующей армии вести дневник, что-либо записывать не разрешалось и весьма строго. Поначалу на меня косились. Но узнав, что я из Литературного института и надеюсь, если жива буду, после войны писать, перестали придираться. Да и заносить в тетрадь записи удавалось лишь изредка — не было на то ни времени, ни условий. И все же, с этой тетради начинается в моем творчестве тема битвы на ржевской земле. В ней и наброски будущих рассказов.

Когда я вернулась домой из Берлина, где мне выпало участвовать в очень значительных событиях, и, казалось бы, они могли заслонить память обо всем остальном, я стала писать рассказы о войне на ржевской земле (рассказы, кстати сказать, опубликованы только через 16 и более лет). Именно в тех долгих, долгих месяцах борьбы за Ржев осталась «прописанной» моя душа.

Изувеченная, сожженная земля, невиданные страдания, жестокость и сострадание, бездны и взлет духа. Война вбирала столько противоречивого, враждующего. Но была великая простота мужества, самоотверженности, какая-то возвышенность тех дней, когда смерть и муки не вознаграждались победой, и до перелома в войне было еще далеко. Я это недавно писала, но повторю: Ржев — и моя судьба, моя неизжитая боль, мое литературное имя, уже почти 40 лет, как ставшее фамилией.

Мной написано немало книг. Из них в первую очередь назову мои «ржевские» повести и рассказы: книга «Февраль — кривые дороги», цикл рассказов «Под Ржевом», повести «Ворошеный жар», «Ближние подступы». И снова возврат к «ржевской» теме спустя годы: «Дороги и дни» (напечатано в журнале «Дружба народов», № 6–1996).

Из книг на другие темы: «Земное притяжение», «Спустя много лет», «Знаки препинания», «Далекий гул», «Берлин, май 1945», «Геббельс. Портрет на фоне дневника».

— Вы вошли в Ржев в день освобождения. Что держится в вашей памяти по сей день, 55 лет спустя?

— Я помню Ржев 3 марта 1943 года и в последующие дни. Мы застали разгромленный войной город, весь в корчах пережитых невыносимых страданий. Об этом моя повесть «Ворошеный жар». Она была напечатана в «Новом мире» (1984, № 5) и потом вошла в состав книги «Ближние подступы» и в другие мои сборники повестей. Из откликов, какие были на эту повесть, мне дороже всех высказывания о ней Вячеслава Кондратьева, моего дорогого земляка по войне, в письме мне, недавно опубликованном, по копии, сохранившейся в его бумагах. Он прочитал повесть еще в рукописи и написал: «Прочел на едином дыхании и сразу же пишу, чтобы выразить, точнее, постараться выразить то потрясение, которое получил при чтении. Это — реквием Ржеву! Величественный, трагичный и в то же время удивительно лиричный, человечный без всякой патетики… И боль наша ржевская тут, как нигде. В полную силу! Никого, по-моему, эта вещь не может оставить равнодушным. Сколько всего под этим Ржевом оказалось — судеб, трагедий. Но хоть частица приоткрылась. Я сам как-то по-новому, по-другому ощутил Ржев…»

Я позволила себе привести эти строки требовательного «ржевитянина» писателя Кондратьева, потому что мне хотелось бы, чтобы эта повесть, да и другие мои книги о войне за Ржев, читались ржевитянами.

— В мае 45-го в Берлине вы участвовали в поисках Гитлера, были в тот момент и на том месте, где его обнаружили мертвого, расследовали обстоятельства самоубийства.

— Я была военным переводчиком в штабе 30-ой армии (она же 10-я гвардейская позже). Эта наша армия осталась в Прибалтике, а я в составе 3-ей ударной армии, переброшенной в Польшу, прошла с ней путь от Варшавы до Берлина, до Победы, которая слагалась из многих решающих битв. В их числе протяженная, самоотверженная, героическая Ржевская битва.

Берлин пал, и сразу же мне выпало участвовать в поисках Гитлера, в обнаружении его мертвого, в проведении всех мер по опознанию его, в расследовании обстоятельств самоубийства.

Сталин запретил предать гласности исторический факт обнаружения Гитлера, и этот факт надолго стал государственной тайной. В народе тем временем распространялось, будто Гитлер скрылся. Это порождало у людей гнетущее чувство. Победа ощущалась неполной, если при всех немыслимых жертвах народа главный виновник злодеяний Гитлер где-то благоденствует.

После смерти Сталина мне удалось напечатать о том, как все было, в сравнительно кратком изложении лишь в 1964 году меня наконец — первую — допустили в секретный архив, где были все акты, протоколы и другие материалы этой эпопеи, в том числе с моей под ними подписью. Опираясь на документы, я написала книгу «Берлин, май 1945». Она вышла в 1965 году. Так мне удалось обнародовать «тайну века». Книга стала сенсацией. Ее переводили и издавали во многих странах.

У нас «Берлин, май 1945» издан 10 раз. За небольшим исключением мне удавалось публиковать под этой же обложкой рядом с «Берлином» цикл рассказов «Под Ржевом».

В 1990 году вышло 10-е издание книги маршала Жукова «Воспоминания и размышления». Впервые в этом новом издании восстановлено все, что прежде было изъято, и выделено особым шрифтом. И я узнала, что маршал Жуков поддержал мою книгу, но цензоры изъяли это место. Теперь в III-м томе его сочинений на странице 272, где Жуков говорит о самоубийстве Гитлера, в продолжении его слов восстановлено: «О том, как велось расследование, с исчерпывающей полнотой написано Еленой Ржевской…»

— Сейчас многие политики и даже писатели делают попытки переоценить значение Великой Отечественной войны, принизить роль советского народа в борьбе с фашизмом. Как вы к этому относитесь?

— Не могу согласиться. Но разговор об этом не может уложиться в рамки нашего интервью. На эту тему я высказывалась в газетах, выступала по радио. Чтобы не быть голословной, приведу цитату из моего высказывания в «Московском комсомольце»: «Отечественная война остается вершиной событий в истории нашей страны, вершиной народного подвига, спасшего родину и освободившего народы Западной Европы от нацистского порабощения… Хотя как каждая война она — трагедия. И анализировать ее провалы, бесчисленные жертвы, методы ведения войны, преступное отношение к воинам, подвергшимся пленению, конечно же, необходимо. Но безответственность, вплоть до травли своей истории, глумление, что стало для некоторой части населения нечто вроде моды, — это невежество и мародерство» («Московский комсомолец», 6 мая 1995).

— Вы носите фамилию, взятую от названия нашего города. Вы — участница Ржевской битвы, сущность которой и через 55 лет не нашла достойного отражения в военной истории, в мемуарах больших военачальников, да и вообще как-то обесценивается на государственном уровне. В чем дело?

— Ржевская битва в трудах наших историков была почти или полностью проигнорирована. В первом собрании «Истории Отечественной войны»[27] едва ли на абзац нашлось для нее упоминание.

Да, громких побед здесь не было, неудачи в наступлении были и, более того, — были окружения противником наших войск, вопреки заявленному официально, что окружения кончились в 41-м. Но нигде не было такой протяженности сражения наших армий с сильным и стойким противником, угрожающим Москве. В захваченных нами немецких приказах, которые я переводила, Ржев назывался «трамплином для повторного прыжка на Москву». И не было другого города такой жестокой судьбы в войну. Ржев — кровоточащая рана войны. Огромны, жестоки наши потери, не считаны павшие на ржевской земле на защите Москвы. В ожесточенных боях за стратегический чрезвычайно важный город Ржев смерть беспощадно косила и немцев.

«В критическую пору Сталинградской битвы ее исход решался также у Ржева», — пишет известный немецкий военный историк, бывший генерал немецкой армии Типпельскирх[28]. Здесь непрерывными атаками «русские чуть не прорвали фронт» и «три танковые и несколько пехотных дивизий», предназначенных к переброске на Сталинград, были здесь задержаны, во избежание прорыва. «Русские, сковав (у Ржева) такое большое количество немецких войск, принесли этим большую пользу своему главному фронту — Сталинградскому», — заключает немецкий историк. Заметили ли наши историки эту важнейшую заслугу армий, бившихся с врагом у Ржева? Едва ли.

Израненная ржевская земля свидетель такой самоотверженности нашего города, отстоявшего Москву от рвущегося завоевать ее врага, что сюда на поклон надо москвичам ездить.

— Скажите о ваших последних изданиях и творческих планах на ближайшее время.

— Последняя моя книга вышла в 1994 году. Она называется «Геббельс. Портрет на фоне дневника». В майские дни 1945-го я участвовала в проведении опознания также и покончивших с собой Геббельса, его жены и умерщвленных ими детей. И в обнаружении его дневников, что оказалось очень важной находкой для истории. Мюнхенский институт новой истории пригласил меня провести семинар, и мне подарили вышедшие тогда первые четыре тома дневников, что послужило толчком к написанию книги, над которой я работала свыше трех лет.

Последнее время, пользуясь счастливым свойством писателя воскрешать пережитое на бумаге, я пишу о себе, о семье, о Москве разных лет, о людях, с которыми сводила судьба.

Поздравляю всех, кто жил, кто живет в Ржеве, кто воевал на этой земле, с юбилеем освобождения города. От всей души я желаю дорогим мне ржевитянам, чтобы жизнь в претерпевшем такие муки Ржеве улучшалась, чтобы не было обездоленности нуждой и страхом от беспредела.