Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы

10. В полумраке истории

Я уже не раз повторял, что цель наших бесед – ставить вопросы: ставить вопросы перед собой, всматриваться в то, что представляется таким простым и очевидным, но порой оказывается для нас серьезной проблемой, вызовом. После моей прошлой беседы я получил письмо с комментариями по поводу ее содержания. Письмо мне кажется таким ценным и интересным, что я попросил его автора сегодня перед тем, как я начну свою беседу, прочитать его вслух. Ознакомьтесь с ним и примите его к сведению. Теперь я приглашу Джиллиан Кроу[50] прочитать письмо.

«Я изложила свои возражения по поводу того, что говорил владыка. Первое касается дерева познания. Если я поняла Вас правильно, Вы говорили о том, что Богу любви было бы не свойственно посадить в Эдеме дерево, несущее смерть. Однако, согласно Книге Бытия, Он несомненно это сделал, а также позволил там находиться сатане, поэтому мы не можем уйти от того факта, что смерть вошла в мир. Но смерть присутствовала в мире задолго до этого и, похоже, является естественной составляющей тварного мира. Я не знаю, что об этом говорит Церковь, но смерть после вкушения плода дерева познания – это другая смерть, разрушительная, неестественная, которая впоследствии была упразднена во Христе. Сотворенный Богом мир существует по поразительному принципу: жить можно, только питаясь другими живыми существами, будь то растения или животные. И все религии признают, что растения и животные, даже люди должны приноситься в жертву Богу. И мне кажется, что в этом состоит удивительное таинство всего библейского процесса: весь Ветхий Завет – это приношение Богу. И в конечном итоге Бог отдает нам Себя. Это – обратное тому, что происходит в окружающем нас мире: Бог должен бы быть последним звеном в пищевой цепи, поедая нас. Весь процесс смерти и принятия пищи указывает на тайну Самого Христа.

Мое второе замечание касается Иуды. Владыка сказал, что намерением Иуды было не предать Христа, а спровоцировать кризис. Я не понимаю, как это можно вывести из слов апостола Иоанна, согласно которому Христос говорит Иуде: Что делаешь, делай скорее (Ин. 13:27). Кроме этого, в Евангелии от Иоанна говорится: и вошел в него сатана (Ин. 13:27). И весь отрывок определенно говорит о предательстве, и предыдущее замечание Христа, что лучше было бы не родиться человеку, который предаст Его, никак не похоже на описание участи того, кто хочет спровоцировать кризис. Книга Деяний ясно говорит о злонамеренности Иуды. Имеется также евангельское свидетельство о том, что Иуда был нечестен с деньгами. Деньги были одним из мотивов его предательства, и он торговался о цене с первосвященником. Возвращая тридцать сребреников, он признается в том, что предал невинного Человека. Далее, тот факт, что Иуда указал на Христа целованием, а не знаком юридического обвинения. Первосвященник намеренно не стал использовать Иуду как обвинителя. Мнение о Христе уже было составлено, не этого ждали от Иуды. И, мне кажется, Церковь признает это в словах, которые читаются перед причащением: «Ни лобзание Ти дам, яко Иуда». Священники обмениваются поцелуем перед причащением. Логически можно предположить, что Церковь должна считать поцелуй дьявольским действием. В этом состоит тайна и нелогичность Божьего прощения.

Мне кажется, что можно получить неопровержимый аргумент в пользу того, что Иуда – предатель, из человеческого опыта. Временами, я уверена, мы ощущаем себя Петром, который отрекся от Христа, но нам также знаком чудесный опыт Христова прощения. Но временами – и здесь я, разумеется, говорю о себе – мы ощущаем себя Иудой, когда опытно понимаем, что не только Иуда предал Христа в широком смысле. Это, несомненно, происходит из человеческого желания освободиться от Бога, полностью уничтожив Его. И сводить это к тому, что Иуда хотел спровоцировать кризис, мне кажется, означает не заметить самый трагический аспект драмы. Нет сомнения в том, что Иуда собрал в себе все намеренное, убийственное безбожие, которое существовало во все времена и в котором мы тоже имеем свою долю. Нужно сознавать, что наши поступки – это не провоцирование Бога на какое-то действие, а акт настоящего предательства. Встреча Бога с Иудой в аду – это нечто внушающее благоговение и согласуется с нашей верой в Бога любви».

Я очень благодарен Джиллиан Кроу за ее отклик, такой четкий и такой резкий, на то, о чем я говорил и что, возможно, было по меньшей мере неполным и в чем-то ошибочным. Продумайте ее замечания и примите их как поправку к моей последней беседе, потому что, я думаю, нам очень важно быть правдивыми и цель нашего разговора, как я не раз напоминал, – размышлять и делать правильные выводы. Во всем ли она права или нет, должен решить каждый для себя, продумав мои слова, ответ Джиллиан, но также и другие беседы, которые я проводил.

Теперь продолжим наш разговор. Если вы помните, мы остановились на том, что после падения человека мир вступил в период, который, как мне помнится, я назвал полумраком истории. Того ясного, сияющего, всепроникающего и всепросвещающего света, который был началом Творения, который был сотворением мира, который был дыханием Святого Духа на все, вызванное к бытию словом Божьим, такой полноты света в мире не стало. Мы вступили в полумрак истории человеческого рода, который будет рассеян новым светом в конце времен.

Вглядимся в происшедшее. Как вы помните, в прошлый раз я говорил о человеке, антропос, о том, как человеческое существо – одна личность в двух лицах – распалось надвое, и эти двое вместо того, чтобы видеть в другом себя, явленного во славе и совершенной красоте, стали смотреть друг на друга как на alter ego — другое я. Слово «другой» очень страшное, в нем содержится признание того, что другой, да, конечно, это я, но «я» иное – «не я», между нами есть различие, есть расстояние, есть отчуждение. И таким образом цельность человека распалась на две сущности. Но разделение на две сущности не было окончательным разрушением: две сущности продолжали обладать почти всем, чем человек был наделен первоначально, и сверх того были призваны к гораздо большему, потому что в конечном итоге от женщины, от Приснодевы Марии родился Сын Божий. Но вся история, как я уже не раз повторял, в определенном смысле – полумрак. То, что было абсолютно отчетливым, теперь мы способны различить лишь смутно, с долей неуверенности, мы видим друг в друге alter ego, «другое я», и, как бы ни становились близки, только через все углубляющееся приобщение к Богу, через принятие Святого Духа, через приобщение к Нему, через преображение мы начинаем возвращаться к изначальным отношениям и дальше, за их пределами, вырастать в новые. Это происходит только с отдельными людьми, не мгновенно и не одновременно со всем человечеством, поэтому в то время, как одни вырастают в святость в своей личности и в своем отношении к людям, другие падают все ниже и ниже. И это проявляется по-разному.

В начале Книги Бытия, в пятой и шестой главах, рассказывается о катастрофах, о людях, которые все дальше и дальше отходили от Бога и становились чуждыми своему первоначальному призванию и служению. Вспомните тех, о ком Книга Бытия говорит: они настолько погрузились в материальный мир, сделались настолько чуждыми духовному, божескому, что Бог посмотрел на них и сказал: эти люди стали плотью и больше ничем (Быт. 6:3), в них не осталось ничего, кроме материальности. Человек таким быть не может. Вспомните Содом и Гоморру: зло настолько овладело двумя городами, зло в них приняло такие размеры, что только их уничтожение спасло человеческий род от полного развращения. Вспомните рассказ о Потопе. Из этих примеров мы видим, в каком положении мир оказался после падения и в каком находится сейчас. Есть люди, которые остаются открытыми Богу, они приобщаются ко Святому Духу, вырастают во Христе в меру своего призвания, но есть и такие, которые отпадают от Бога все дальше и дальше. И это затрагивает не только человеческий род. Мы читаем в Книге Бытия страшные слова о том, как все остальное творение было ранено, разрушено человеческим грехом. Людям, уцелевшим после Потопа, Бог сказал: «Теперь все животные отданы в ваши руки. Они будут служить вам пищей, а вы будете их ужасом» (ср. Быт. 9: 2–3). И с этого момента люди стали питаться за счет убийства, убийства животных. Не в этом состоял замысел Божий, это результат падения человека, отчуждения его от Бога, неспособности жить благодатью Божьей. И мир остается таким: человеческий род живет за его счет, разрушая и убивая. Сначала люди, словно хищные звери, стали питаться животными, превратились для них в ужас, но со временем они принялись поглощать не только животных, но и все творение.

Вы, вероятно, лучше меня знаете, каким чудовищным образом человечество эксплуатирует весь тварный мир – не просто ради жизненных нужд, а ради выгоды и удовольствия. Страшно подумать: все, что падение, как рана, как разрушительная сила, привнесло в мир, все произошло через человека. И именно через человека мир должен быть восстановлен.

Во Христе было положено начало, но каков наш ответ? Мы верим в Христа, мы – Его ученики, мы живем в свете Божьей благодати, но можно ли сказать, что в нас отобразился Христос, можно ли утверждать, что всякий человек, повстречав любого из нас, посмотрит и скажет: «Я видел Христа, просиявшего в нем»?

Если обратиться к тексту Евангелия, то там перечисляется, какие качества отличают верующих (Мк. 16: 17–18). Обладаем ли мы хоть одним из них? Мы довольствуемся провозглашением истины, которую святые пережили на опыте, а мы познали умственно. До определенного предела мы готовы жить в меру этой истины, но подлинно ли мы посланники Божьи, люди, посланные Христом в мир для того, чтобы преобразить его, не переделать, а преобразить в мир иной – мир Христов? Когда мы читаем Евангелие, неужели нам не становится понятно, что мы не можем называться учениками, верными учениками Христа? Мы «верим», и зачастую этим все исчерпывается, не полностью, нет, но в значительной степени. Мы верим в любовь, мы верим в прощение, мы верим в милосердие, мы верим в то, что призваны отдавать жизнь за ближнего, мы верим в то, что обязаны исповедовать истину и жить согласно истине. Но так ли это? Если говорить о нас лично, о каждом из нас в отдельности, так ли это? Перед нами очень остро стоит вопрос: мы свидетели Христовы или нет? Недостаточно чувствовать, что Божья благодать действует в нас, животворит нас, помогает нам до известной степени стать Его учениками. Как это отражается на окружающих нас людях? Встречаясь с нами, встречают ли они Господа Иисуса Христа?

Есть место в статье К. С. Льюиса[51], где он размышляет о том, кто такие верующие, и пишет: «Когда люди встречают верующего, они должны, глядя на него, увидеть: статуя ожила»[52]. Каждый из нас сотворен по образу Божьему, но мы словно статуи каменные, мы – таящаяся возможность, вероятность. У нас есть призвание, в какой-то мере в нас отпечатлена красота, но жизнь, есть ли в нас жизнь? Вглядываясь в святых, мы видим, что они не обязательно прекрасны, как статуи, но они – живые. Преподобный Серафим не отличался красотой, святой Франциск Ассизский[53] тоже. Апостол Павел, по словам современников, имел на редкость уродливую внешность, но когда он говорил, весь облик его менялся и начинал сиять, становился прекрасным. Можно ли сказать, что нечто подобное происходит с нами в наших отношениях друг с другом и с окружающим миром? В них царит полумрак. Весь христианский мир пребывает в полумраке, но это не просто полумрак, в котором сохранилось немного света, померкшего в результате падения. Церковь – нечто более замечательное. Церковь, по определению некоторых богословов, это общество одновременно и в равной степени человеческое и Божественное. Церковь – это полнота Божества, полнота человечества и полнота тварного мира, пребывающих в единстве благодаря Божьей любви, жертвенной самоотдаче Христа, излиянию Святого Духа, Который изменяет и преображает все существующее; благодаря жажде, устремленности, надежде тех, кто пал, но кто верит, – и не только верит в те или другие доктрины, а верит в Жизнь с большой буквы, верит в Бога, верит в то, чего, быть может, не знает, а только чует.