Исторические романы и повести. Компиляция.Книги 1-10(романы)

Сильвестр и Шакловитый залюбовались ловко составленным рисунком, а Шмит заметил им, что идея рисунка заимствована с гравированного портрета кесаря римского, у которого кругом, в особых медальонах, помещены его семь курфюрстов.

– Но я предпочел, – продолжал Шмит, – окружить царевну и изображениями тех добродетелей, которыми она сияет. Вот здесь «благочестие», а здесь «целомудрие», а здесь «щедрость»… Ну а тут внизу я осмелился добавить стихи своего сочинения, и в них превозношу великую царевну, сравнивая ее с Семирамидой, и с греческой Пульхерией, и с Елисаветой Британской… Надеюсь, что не оскорбят ее эти сравнения…

– Да, этот лист почище будет, чем Перекрестов! – сказал Шакловитый, внимательно вглядываясь в иезуитский рисунок.

– И вирши латинские куды как ловко написаны! – заметил с улыбкой Сильвестр. – Видно, что мастером сделаны! Вот этот лист хоть кому так не стыдно поднести!

– Что ж? Один другому мешать не должен… – И затем, обратившись к Шмиту по-польски, сказал: – Я твоим рисунком доволен – проси за него, сколько тебе нужно. Да и за мастера спасибо… Сведи его туда, где печатают черкасы свою доску. Ведь ты знаешь, как туда пройти?

– Знаю, знаю, ясновельможный пан секретариуш! Не изволь беспокоиться – сведу его туда, все укажу, как сделать, и затем вернусь сюда – поговорить об этом листе.

И с этими словами достопочтенные отцы, раскланявшись Шакловитому и Сильвестру, удалились из моленной.

Когда дверь за ними захлопнулась, Шакловитый подошел к Сильвестру и сказал:

– А возьмешься ли ты, Сильвестрий, подписать на том иноземном листе полную титлу царевнину и вирши на добродетели ее русским языком переложить?

– Отчего не взяться? Это наших рук дело.

– Ну коли так, то я велю и этот немецкий лист на доске за морем вырезать и в Голландии отпечатать. По тем листам, что у меня на дворе печатано, пусть будет слава царевне в Московском государстве, а по тем листам, что за морем станут печатать, пусть прославится она и в других государствах…

Новые два удара в дверь заставили Шакловитого смолкнуть и прислушаться.

– Обросим Петров пришел к твоей милости… Просит тебя повидать без всякого мотчанья…

Шакловитый тревожно оглянулся, насупил брови, проворчал сквозь зубы: «Что бы это значило?» – и вышел в смежную комнату.

Навстречу Шакловитому из полутемного угла комнаты поспешно отделилась высокая фигура в стрелецком строевом кафтане, с саблею на поясе. Обросим Петров был богатырь и ростом, и сложением; но его рыжие волосы и густая рыжая борода, его весноватое лицо и быстрые черные глаза производили чрезвычайно неприятное впечатление на каждого, кому впервые приходилось с ним встречаться. И в лице, и во всей его наружности крылось что-то недоброе, зловещее… Жутко было бы сойтись с таким человеком в темном, глухом переулке или на пустынном проселке…

Шакловитый отошел с Петровым в самый дальний угол комнаты.

– Недобрые вести тебе принес, Федор Леонтьевич! – шепнул пристав Шакловитому на ухо.

– Ну что такое? Говори скорее!

– Преображенские пошевеливаться стали… Вчера в дому у стольника Григория Павлова Языкова ночное собранье было… Дворян собралось человек с десяток, и Льва Нарышкина приказчик был. Пили и шумели, и про государское дело говорили; и сам-то Языков кричал, что-де «великого государя, царя Петра Алексеевича имя в челобитных видим, а бить челом ни о чем ему, государю, не смеем». И про царевну Софию Алексеевну всякие непристойные речи говорил и тебя ругал ругательски. И согласились они будто бы и на сегодня у него ж, Языкова, собраться…

– Посади на конь человек тридцать стрельцов и отправь немедленно к его дому. Да чтобы до темноты держались в скрыте… А чуть только стемнеет, пусть в дом войдут и заберут Гришку Языкова и всех, кто будет у него в гостях, и всех людей его. Дня три велеть их выдержать в подвале, что за садом, а там и к розыску… Спознается он у меня с виловатою сосною, что в Марьиной роще… Мигом все исполни! А на завтра не забудь созвать сюда всех наших попозже ночью. Надо нам решать скорее!