Бусы из плодов шиповника

* * *

В середине мая меня назначили старшим мастером по буровым работам на Братский участок.

Участок небольшой, по нашим сибирским понятиям: всего лишь половина Испании или Франции, или одна Англия, или три Греции, или пять Голландий – на выбор, по вкусу.

На участке четыре буровых бригады. «32 соколика! По восемь человек в каждой бригаде, если, конечно, они укомплектованы полностью».

– Три бригады, – говорил мне начальник участка Задумов, знакомя с делами, – довольно благополучные. И план дают и поддают в меру. А вот четвертая нервы тебе потреплет. То авария у них! То запой! То запчастей не хватает, то еще чего. И люди у них не держатся. И заработки ниже, чем в других бригадах. Одним словом, из такой бригады и в тюрьму без протекции не возьмут… В общем, принимай участок! Налаживай работу! Воспитывай! – жизнерадостно закончил он. И добавил еще, но менее радостно и даже как бы с угрозой.

– Да знай, что план мы с тебя спросим! Чтоб две скважины в месяц на каждую бригаду как минимум было. Да не сухих, а с самым ценным на земле минералом – водой. Нечего попусту дырки в земле вертеть. В ней их и так хватает. Слышал, небось, по радио, что даже ООН объявила десятилетие питьевого водоснабжения. Ибо среди существенных проблем человечества проблема воды стоит на первом месте… В общем, действуй! Решай глобальные проблемы. Ты молодой, здоровый, красивый. – На счет ООН не знаю, а на счет красоты, по-моему, он все-таки загнул. – Тебе и карты в руки.

Да… перспективка была обрисована светлая.

Перво-наперво я решил осмотреть свою вотчину. Объехать бригады. Познакомиться поближе с людьми, да еще кое-что подвезти им из бурового оборудования. Кому обсадные трубы, кому – водоподъемные, кому – глубинные насосы. В зависимости от стадии буровых работ.

Хотел выехать сразу же, на следующий день с утра – в пятницу. Но не удалось. Начальник гаража заявил, что свободных лесовозов нет. А готовящийся к выезду из гаража шофер лесовоза на мой вопрос, куда он поедет, «может, по пути?», уклончиво ответил.

– Да, надо тут в одно место бревна отвезти. – Сказал и скрылся, как будто его и не было.

Насколько мне известна технология бурения – бревна там нигде не применяются.

Начальник гаража, когда я спросил его об этом, после слов: «Ну и настырный же ты, парень!» просто и искренне сказал:

– Не лезь не в свое дело. Отдыхай! Успеешь еще на свой участок. А подрастешь – поймешь побольше.

Выехали в понедельник.

Шофер лесовоза, с которым мы отправились осматривать мои владения, попался тот самый, который в пятницу так мгновенно куда-то исчез. Это был рыжий и, как оказалось, очень разговорчивый парень.

Я попробовал по неискоренимой с детства привычке «выкать» ему. Но он сразу отрубил:

– Брось. Не «с-вы-кнемся». Не получится. В одной кабине едем. Так что сразу давай на ты. И заводись на сто двадцать километров разговора – на больше не получится.

– Почему на сто двадцать?! Нам же дальше ехать.

– От Иркутска до Черемхово 120 кэмэ, верно? Верно! И 120 кэмэ асфальта. А нам с тобой 400 верст с гаком пилить. Чуть не всю Болгарию из конца в конец проедем. Был я там, – пояснил он мне, – по турпутевке, в прошлом году.

– Ну вот, из четырехсот верст почитай 280 кэмэ не дорога, а стиральная доска. Если бы слышали дорожники, что мы говорим в кабинах о них, то, наверное, сгорели бы синим пламенем. Так что не до разговоров будет. Головенку бы не оторвало – и то хорошо. А говорить начнешь – язык откусишь. Хотя дорога первой категории считается. И расценки нам на ней пониже – первокатегорийные. Че ж не ездить по «хорошей»-то дороге. Верно? Верно.

Однажды с ребятами из Краснодара в Иркутск водовозки гнали своим ходом. Я еще тогда только подстрекал себя к переезду в Сибирь. После армии все рвался куда-то… Ехали по атласу автомобильных дорог… От Красноярска до Нижнеудинска все кишки через рот норовили выскочить. Такая дороженька. Дальше смотрим… что ждет, загадываем. Асфальт ждет! До самого Тулуна! Обрадовались. А асфальта-то – тю-тю. А атлас новенький – последнего выпуска. Вот и полагай, что кто-то поди и премию хватанул за ввод участка дороги и отрапортовал где надо. Дорогу только доделать забыли. А мы машины до места в таком виде догнали, что их в пору хоть в капитальный ремонт сдавать.

Читал небось в «Известиях» недавнюю заметку «Бетон на Сибирском тракте». Какой-то наш, местный, корреспондент тиснул:

«Одевается в асфальтобетон старинный Сибирский тракт, протянувшийся от Урала до Байкала. После реконструкции сдан в эксплуатацию участок автотрассы, примыкающий к городу Нижнеудинску». И т. д. и т. п. Все так, кроме того, что до Нижнеудинска почитай 30 верст без асфальта пылить.

– Память у тебя хорошая! Статью наизусть помнишь, – позавидовал я.

– Это у меня от матери. Она песен, стихов много знает. Из книг много помнит… Но разговор не о том. Вот прокатить бы тех начальников областных, которые единственную дорогу-то эту – «Московский тракт» – с царских времен отремонтировать не могут, по этому самому тракту. Может, у них мозги-то от тряски на место и встанут.

Он задумался о чем-то. Потом достал из бардачка папиросы. Протянул пачку мне.

– Спасибо, не курю.

Он закурил. И, с видимым удовольствием глотая дым и щурясь на него, так же задумчиво спросил меня:

– Ты думаешь, куда я в пятницу бревна возил?

Я пожал плечами.

– Начальнику нашему на дачу. О себе-то он не забыл подумать. И обо мне тоже, что Бога-то гневить. Ходку мне до Усть-Орды и обратно в путевке проставил. А вот трубы с тобой в Тулун не отправил.

– ?!

– Да не смотри ты на меня так! – вдруг озлился шофер. – У самого-то, наверное, рыльце в пушку. И мяско небось по деревням подкупаешь и медок, так сказать, авансом за скважину берешь? Ездил я тут с одним мастером до тебя – знаю. Да и премию-то за «ввод объекта» да за пробуренные метры снимаешь небось немалую. А сколько их тут объектов сухих, безводных, ненужных и скважин и метров не учитываешь. «Дали пять скважин! Пробурили тысячу метров!» А из этих скважин – может, только две или три действующие. Так, что ли?!

– Так, да не совсем. И не со всеми, парень! – тоже начал заводиться я.

– Да ты не кипятись, – спокойно и устало сказал он. – Это у меня просто на душе муторно. Говорим и слышим одно, а делаем и видим совсем другое. Все мы фигу-то в кармане горазды казать. Да и мужиков жалко. Сидела бригада, почитай, три дня – труб ждала. «Бурить дальше без труб неможно», – подделался он под говор одного из бригадиров.

Мне, конечно, лучше в выходные у женкиного бока погреться, но и буровиков понять можно. Ни дела – ни работы. Сидят там в вагончике, ждут. Керосинят, наверное. А в конце месяца им же скажут: «Пьете! Не делаете ничего! А деньгу какую гребете?! План гоните!» А с другого боку коснись мне, например, чтоб деньгу приличную зашибить – рейсы надо давать. Чтобы по такой дороге рейсы давать – надо запчасти иметь. А запчасти на свои же деньги у барышников не покупаешь даже, а выпрашиваешь, потому что у завгара ни фига нет. Да… Все начинается с дороги…

К вечеру доехали до Куйтуна, где мы решили заночевать.

На теле за девять часов дороги, казалось, не осталось живого места. Особенно пострадала, разумеется, пятая точка опоры, сидячая. Да еще жара стояла весь день невыносимая. Бывает и снег упадет в мае – даже в июне, а тут жарило целый день, как в середине лета. Кабина раскалилась – не притронешься. А стекло в дверце опустишь – от пыли задохнешься.

Под вечер, правда, немного полегчало. Да еще с приютом повезло. Уехала по каким-то причинам раньше времени бригада шабашников. И в районной гостинице оказалось несколько свободных номеров. Гостиница, правда, больше напоминала сарай, разделенный множеством дощатых перегородок, но это все мелочи по сравнению с тем, что в ней имелись кровати и чистые простыни.

Обычно уже в начале лета почти все деревеньки и районные центры укомплектованы одной-двумя бригадами с южным народом. Прямо-таки сибирский филиал Юга.

По колхозам, совхозам строят в основном, почему-то шабашники. Строят быстро, себя не жалеючи (не всегда хорошо, правда – торопятся), но и берут за строительство немало…

На следующее утро выехали с рассветом. По холодку. (Пока я спал, шофер вскипятил чай, прогрел мотор машины. Ночи в мае еще холодные). Чтобы поспеть в бригаду пораньше.

Уже казалось, что выехали из Иркутска не вчера, а давным-давно. Волосы от пыли серые, жесткие, как проволока. Еще утром в гостинице я заметил, что на подушке от головы отпечаталось серое пятно. (Под умывальником, холодной водой как следует не вымоешься.) Серый налет остался у меня и на расческе после причесывания. Да и вообще, районные гостиницы от городских наследуют только название. Ибо удобства у них на улице, воды горячей нет – умывальники. Номера бывают и по 10 и по 15 человек. Но! Все равно, как приятно растянуться на кровати. На свежей, прохладной простыне, скинув с себя скрипящие от пыли одежды. А если еще нагреешь в чайнике воды да вымоешь голову!..

Объехав почти всю нашу область, работая сначала буровиком в бригаде, потом мастером, потом бригадиром, я по достоинству ценю ваш скромный быт. И говорю спасибо за приют.

В деревню, где квартировала бригада, приехали часов в девять утра.

Еще издали заметили одиноко стоящую возле вновь строящегося на краю деревни откормочного комплекса мачту буровой.

Строили комплекс, как выяснилось, друзья из солнечной Армении.

В загоне старого малюсенького, расположенного рядом, на утреннем солнышке резвились телята, похожие скорее на борзых собак, чем на молодых представителей крупного рогатого скота. Они подбирали с земли соломку. (Свежая травка только пробивалась.) Мычали жалобно. Кашляли, вытянув шеи и надуваясь измазанными в навозе боками. Задние ноги и хвосты, которые некоторые представители этой «псарни» пытались задрать повыше, гарцуя на солнышке, тоже были в присохшем навозе. Из этого было ясно, что поносы типичны для этой «золотой молодежи». Крыша фермы, откуда телята выскакивали в загон, прогнулась, как хребет старой, избегавшейся по тайге собаки.

Было безлюдно. И, не смотря на солнышко, грустно как-то по-осеннему.

Слышалась гортанная речь строителей (они рано что-то в этом году нагрянули), да то и дело визжала лебедка с другой, невидимой, стороны строящегося комплекса.

Из трубы бурового вагончика шел дым. «Завтракают, наверное», – подумал я.

Подъехали к вагончику. Никто не вышел, как это обычно бывает, на звук подъехавшей машины.

Буровая не работала. Ротор, забрызганный ссохшейся красной глиной, казался безжизненным, остановившимся навсегда.

На одной из боковых стенок вагончика огромными белыми буквами было написано: «Куда вас, сударь, к черту, занесло! Не уж-то вам покой не по карману?» А над входной дверью в него красными буквами красивым готическим шрифтом было выведено: «Бриг-Ада Гражданина Токмакова. Просю!» Действительно, бриг Ада, а не бригада», – подумал я. И Токмаков в ней первый «пират».

На двери еще красовалась сорванная со столба жестянка с изображением черепа и костей и надпись: «Не влезай. Убьет!», а пониже этой намертво прибитой жестянки, тоже белой краской, но уже довольно посредственным почерком было выведено: «Прежде чем войти, подумай – нужен ли ты здесь!»