Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку

Ночка нам предстояла длинная. Мы съездили в местный магазин и купили ликер. Продавец не сразу понял, что мы хотели. Liquir по-английски означает алкоголь. А алкоголя у продавца был целый магазин.

Не знаю, как Дима ему объяснил, что нам надо. Наверное, сказал, что нужен сладкий алкоголь. И тогда продавец радостно воскликнул:

– А, ликер?

Оказалось, что ударение надо было ставить на второй слог и немножко тянуть окончание. Звучало это как что-то романтично-французское. На бутылке желтыми буквами было написано «Banana Liqueur».

Мы не уставали удивляться, почему американцы нас не понимают, ведь разница в словах порой такая небольшая. Вот если, например, сказать слово cat и вместо длинного звука «э» посередине произнести короткий, они не поймут, что ты говоришь про кота. Будут делать удивленные глаза и повторять «Sorry? Sorry?» Имея в виду, что нужно повторить.

Даже после нескольких усиленных попыток произнести это слово правильно, они могут не понять, пока не начнешь мяукать. Мы вспомнили иностранцев, которые учились с нами в универе. Хотя они многие слова произносили неправильно, но мы же понимали, что они имели в виду…

После трех рюмок нам с Аней стало веселей.

– Ну, эта Катя… Все косточки трясутся внутри, – смеясь, сказала Аня.

– Да, слава Богу, что есть ликер – наш спаситель, – я тоже смеялась, но внутри было совсем не весело. Хотя, конечно, этот душераздирающий звук по радио, который периодически прерывал наше общение и сообщал последние новости о Катрине, уже не казался таким пугающим.

– Ничего, девчонки, вы еще потом будете вспоминать с гордостью, как к городу подступал ураган, а русским было все равно, они наслаждались банановым ликером, – подбадривал нас Дима.

Да, правда, так хотелось, чтобы это все быстрее закончилось, и мы вспоминали этот день как страшный сон только с банановым ликером в эпицентре.

Время шло, и после двух часов ночи мы решили пойти спать. Вернее, прилечь, так как спать нам ни чуточки не хотелось. Как в Пушкинской «Метели» за окном завывал ветер. Из моего крохотного окна в спальне было видно, как качались фонари, будто их кто-то постоянно бил с разных сторон, соревнуясь, у кого получится сильнее. А они все не сдавались и горели еще ярче.

Наш трейлер тоже «был напуган» этой ночью, он кряхтел и дрожал мелкой дрожью, как избушка на курьих ножках. Казалось, что и он переживал и маялся в ожидании судьбоносного приговора Катрины, ведь он в любом случае никуда не смог бы убежать.

А где-то далеко в океане бушевала и металась из стороны в сторону могучая и страшная яга Катрина, выбирая себе наиболее лакомый кусок на завтрак. До завтрашнего утра будет неясно, какой город или, может быть, города пострадают от ее дикого голода и безудержного пятибалльного гнева.

Сцена 16. ШТИЛЬ ПОСЛЕ БУРИ

Около семи часов утра отключился свет. Катрина ворвалась в Берас-Триамф, а потом в Новый Орлеан в начале седьмого утра 29 августа в понедельник. Эти города находились в соседнем штате Луизиана в четырех часах езды от Форт Уолтон. По ураганным меркам это очень близко. Гнев урагана уменьшился на два балла. Когда Катрина коснулась земли, ее скорость была 205 километров в час, что считается третьей категорией по шкале ураганов Саффира-Симпсона.

Я позвонила в «Макдоналдс», и мне сказали, чтобы я не приходила на работу. Еще позвонила маме, успокоить, что все в порядке. Она тоже себе места не находила в России. Тяжело, наверное, когда знаешь, что ребенок в опасности, а сделать ничего не можешь.

Дима с Аней съездили в ресторан, в котором они работали, но быстро вернулись, так как света в ресторане тоже не было. Ветер на улице выл еще сильнее, чем ночью, но это были всего лишь слабые отголоски того, что происходило в Новом Орлеане.

– А поехали пофотографируемся возле океана? – воодушевленно предложил Дима. – Ураган идет в противоположную от нас сторону. Здесь уже хуже не будет.

Хотя было немного боязно (а вдруг вот он сейчас передумает и пойдет на нас?), мы с Аней согласились.

Медленно двигаясь по острову Окалуза в направлении океана, мы чувствовали, как ветер пытался выдавить нашу машину с дороги. Но Дима крепко держал руль и вез нас в пучину страстей. Пальмы наклонялись почти до земли, многие светофоры не работали, а некоторые валялись на асфальте без каких-либо признаков жизни. Город казался пустым. Таких смельчаков, как мы, на дороге оказалось немного.

Мы оставили машину подальше от океана. Те, кто вчера решили это сделать поближе, сейчас уже горько пожалели о своем легкомысленном решении. Их железные кони стояли по пояс в воде и теперь вряд ли смогли бы быть такими же резвыми и игривыми, как раньше.

Мы дошли до океана. И к моему глубокому удивлению, оказались там далеко не одни. Парочки и просто группы друзей восторженно позировали и корчили рожи на фоне рокочущего океана, дожидаясь вспышки фотоаппарата, и потом менялись местами. Вода поднялась совсем близко к деревянному парапету, на котором происходило наше молодежное движение.

Мы последовали примеру прибывших раньше нас и тоже начали позировать на камеру по очереди.

Побережье было усыпано ресторанчиками и магазинами сувениров, которые наверняка, как и наш трайлер, очень нервничали прошлой ночью. К счастью, все обошлось. И сейчас, пусть в них не было света, царила пустота и даже хозяева оставили их сегодня, они выстояли и живы!

Уже через несколько дней жизнь войдет в привычное русло, и та страшная ночь останется в прошлом, но при малейшем ветерке будет напоминать о себе приступами необъяснимого страха. Или заставит превратиться в камень, который ничего не будет чувствовать.

Конечно, все, что не убивает, то делает нас сильнее, в теории, но какую рану оно оставляет на практике? И сколько лет нам придется лечить эту рану? Причем неизвестно, заживет ли она когда-нибудь или так и будет кровоточить до конца жизни.

Сцена 17. ОТВЛЕКАЮЩИЙ ДЕСЕРТ

Мы подъехали к ресторану «Сонник».

Дима спросил:

– Будешь банановый сплит?

– А что это? – поинтересовалась я.

– Ой, это такая вкусняшка! – быстро замaхала руками Аня, она всегда так выражала свой восторг. – Это разрезанный пополам банан с двумя видами мороженого, воздушным кремом и одной вишенкой для украшения. Я хочу такое!

– Я тоже попробовала бы. Гулять так гулять! Последний день в Америке – можно! – поддержала я Аню.

– Хорошо, девчонки, я угощаю, – обрадовал нас Дима.

Дима с Аней отпросились с работы, чтобы отвезти меня на станцию Грейхаунд. Мы приехали слишком рано и решили посидеть в ближайшем ресторанчике на прощание. Я уезжала домой.

– Спасибо, Дим, ты так помог мне в Америке.

– Да, ладно, Вик, что уж там… Может, все-таки останешься?

– Приеду в следующем году.

– А если визу не дадут? А так ты уже здесь. Можно на туристическую подать. Хоть поездку отработаешь.

Вместо удвоенной суммы, то есть вместо шести тысяч, в кармане сейчас у меня была только одна тысяча долларов. Грандиозный план по зарабатыванию денег отчаянно рухнул, хотя я и работала на двух работах. Времени не хватило, наверное.

– Посмотрим, Дим. Учебу жалко бросать. Да и не готова я пока к таким переменам.

Нам принесли банановый сплит. Этот десерт правда оказался божественным. В Америке я не поправилась, а даже похудела. Обычно последний раз в день я ела перед тем, как идти на работу в «Макдоналдс», в пять часов вечера, и там уже только воду пила. Плюс обе работы были на ногах, так что это просто миф, что в Америке растешь как на дрожжах. Как и везде – все зависит от того, как ты питаешься и насколько много двигаешься.

– Хочется домой? – продолжил Дима, пока Аня уплетала десерт за обе щеки.

– Да, ты знаешь, Дим, хочется. Надо отдохнуть. Устала.

– Я бы тоже сейчас все бросила и уехала, – добавила Аня, продолжая наслаждаться десертом. Казалось, он реально помогал ей отвлечься от факта, что кто-то сейчас отправлялся туда, куда ей самой так хочется уехать уже больше года. Она за это время уже набрала 15 килограмм, но казалось, ее это не беспокоило.

– У всех своя судьба, Ань, – подытожила я, – ты тоже скоро вернешься домой, если так суждено.

III. АБОНЕНТ НЕДОСТУПЕН

Сцена 18. РОДНОЕ БОЛОТО

«Ой, а какой паспорт показывать – загран- или внутренний?» – замешкалась я на пункте проверки документов в Шереметьево.

Грузная женщина лет сорока на пропускном пункте проверяла документы только что прибывших в Россию. Ее длинный темно-серый плащ и вязанная коричневая шапка сразу напомнили мне о том, что жаркие флоридские деньки закончились. И уже через несколько минут моя кожа будет покрываться мурашками от октябрьского московского холода.

На мне были черные джинсы, футболка, босоножки и легкая белая курточка. Какая-то женщина в самолете дала мне ярко-розовые капроновые носки, сказав, что я оделась не по погоде. И теперь мои ноги спасали от холода еще и носочки, которые выделялись ярким пятном на фоне черно-белого наряда. Ну разве что они очень подходили к моим розовым пластмассовым сережкам.

– Вы в какую страну приехали? – не поднимая глаз, рявкнула женщина.

– В Россию, – растерянно ответила я.

– Ну… – теряла терпение сотрудница пограничной службы.

– Нужен внутренний, да? – я усиленно пыталась понять, что она имеет в виду.

Женщина ничего не ответила. Я восприняла это как знак того, что правильно поняла ее намеки, и протянула внутренний паспорт. Она медленно открыла его, посмотрела на меня и произнеся сквозь зубы: «Добро пожаловать», – захлопнула паспорт и протянула обратно.

Да, в Америке я отвыкла от такого отношения. Там все ведут себя вежливо и приветливо. Конечно, она меня немного разозлила. Но моя радость от предстоящей встречи с братом, который приехал меня встречать, перекрывала это негативное первое впечатление от возвращения на родную землю.

– Привет! – радостно набросилась я на брата Илью.

Ему было 19 лет, и он первый раз приехал в Москву. Причем один. Я могла бы, наверное, и сама как-то доехать. Но решила прислушаться к совету знакомых и попросить кого-то из родных приехать в аэропорт, чтобы меня не ограбили.

– Привет, сеструха! – сжал меня в объятиях сильный, мужественный, и в то же время очень добрый брат.

Рядом с ним я смотрелась младшей сестрой. Илья выглядел старше своих лет. Кстати, мама говорила, что именно я выбрала ему имя, когда он родился (мне было тогда 2 года и 4 месяца).

В свои 19 лет он уже ездил на заработки в Питер, работал на стройке со своим 28-летним другом, идеально разбирался в электрике и в мотоциклах. Он всегда был избалован женским вниманием, но никогда не превращался в бабника. Уже года четыре любил одну девушку – свою Таньку. Ей единственной удалось сразить этого голубоглазого мускулистого блондина.

– Не забыла русский? – улыбнулся Илья.

– Конечно не забыла, я же русский человек! – с гордостью ответила я.

– Ну что, пошли, русский человек? – по-доброму пошутил он.

– Пошли – согласилась я с улыбкой, чувствуя огромную радость от встречи с Родиной.

Илья взял мой черный чемодан с железной тележки, на которой я тащила его за собой. А я уже двигалась в сторону выхода.