Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку

– Эй, эй…, русский человек, а сумка?

Обычно я зорко слежу за своими вещами и по несколько раз проверяю, не забыла ли чего. Но от понимания того, что я уже на родной земле, где все понятно и знакомо, а также от присутствия брата потеряла бдительность. И вот…

– Ну ты даешь! Нельзя же так! – озабоченно произнес брат.

На ручке тележки, на которой я везла свой багаж, беззащитно висела моя белая сумочка со всеми документами и деньгами.

– Спасибо, Илюх, что-то я слишком расслабилась.

– Такси, такси, такси… – наперебой кричали таксисты, когда мы вышли из здания аэропорта. Я в России никогда не ездила на такси, так как это дорого. Более того, у меня даже мысли такой никогда не возникало. Но после того как в Америке я спокойно могла себе это позволить, подумала, что Илье было бы интересно проехать на такси.

– Сколько стоит доехать до Павелецкого вокзала? – спросила я одного из таксистов. Нам нужно было сначала доехать до вокзала, оттуда 8 часов на автобусе до Воронежа и потом еще 5 часов до нашего села.

Быстро окинув меня оценивающим взглядом с ног до головы, выдержав 5-секундную паузу, как будто сражаясь у себя в голове со здравым смыслом и жаждой наживы, таксист тихо ответил:

– За 50 довезу.

– Ну, 50 рублей вполне можно потратить на такси, чтобы не мучиться в автобусе с таким огромным чемоданом, – подумала я и вопросительно посмотрела на брата.

– Вик, это долларов, – как будто прочитав мои мысли, произнес Илья.

– 50 долларов?

– Ну не рублей же!?! – ехидно хмыкнул тот.

Да, учитывая, что я привезла с собой только 1000 долларов, 50 долларов – ощутимая сумма, но я все-таки хотела, чтобы мой брат прокатился на московском такси до вокзала.

– Илюх, я могу заплатить, поехали, – уже не так уверенно предложила я.

– Нет, Вик, не надо, поедем на автобусе.

Сцена 19. НЕГЛУПАЯ БАБА

В университете занятия начались месяц назад. Я училась на отделении менеджмента экономического факультета. До отъезда в Америку я проходила собеседование в магистратуру сразу на две кафедры: на кафедру «Организации предприятия и предпринимательской деятельности», на которой я проучилась четыре года до этого и получила диплом бакалавра, и на кафедру «Управления человеческими ресурсами».

Меня взяли на вторую. Нас в группе было 6 человек, и занятия проводились 2 раза в неделю. В остальное время подразумевалось, что мы должны заниматься самостоятельно, писать диссертацию.

Моя радость от приезда домой и от того, что не надо больше работать в поте лица на кухнях ресторанов, продолжалась ровно две недели, пока я сдавала все хвосты в универе. Теперь жизнь снова потекла спокойно и обыденно.

Я жила в университетском общежитии на девятом этаже в комнате номер 345 вместе с двумя девчонками. Здесь было весело – пьянки, гулянки, песни под гитару.

В университете я была старостой, ко мне постоянно приходили люди то попросить лекцию переписать, то просто поболтать. Раньше меня все это радовало и воодушевляло, но сейчас что-то во мне изменилось, и я все чаще стала испытывать раздражение.

Сейчас я сидела в комнате, ждала, когда закипит чайник на кухне, чтобы попить горячего зеленого чая в полном одиночестве.

Да еще Светка на прошлой неделе разбередила мне душу своими разговорами о маске. Светка – одна из моих воронежских подружек. Мы с ней познакомились в загородном пионерском лагере, куда четыре лета подряд ездили работать вожатыми.

Ни Светка, ни я не учились в пединституте, но нам очень нравилось работать в лагере. Платили копейки, но дело было не в деньгах, а в атмосфере творчества, самовыражения, непосредственности, которой у детей всегда хоть отбавляй. И нас там по-честному ценили.

Прошлым летом нас обеих даже повысили – взяли работать старшими вожатыми, меня на первый поток, ее на второй. Это было чудеснейшее время, несмотря на то что мы буквально спали «ночку через трое»: днем работали с детьми, создавали миниатюры, писали конферансы, а ночью пели песни, жгли костры и пили пиво с бутербродами из хлеба, кетчупа и соленых огурцов.

На этот раз встретились мы со Светкой в парке возле моего общежития, выпили вина, спели пару песен группы «ДДТ». Она сыграла «Дождь» (там довольно сложное вступление, но у нее оно очень хорошо получалось). Светка как раз привезла мне назад гитару. Почему-то моя гитара ей нравилась больше своей, и она забирала ее на время моей поездки в Америку.

И вот на такой волне душевного расслабления Светка вдруг выдала:

– Вика, ты же баба неглупая, что ж ты все придуриваешься пустышкой?

Это заявление меня задело.

– Ты живешь в маске, – продолжила Светка. – Иногда люди живут в маске, сами не осознавая этого. Мне нередко попадаются такие люди. И ты знаешь, у меня обычно получается вывести их на откровенность.

Но и я всегда думала, что тоже так делаю – выступаю в роли того, кто может выслушать, задать вопросы и помочь человеку раскрыться или решить свои внутренние проблемы. Просто я никогда не говорила об этом. А получается, что Светка воспринимает меня как очень слабого человека. На протяжении всех четырех лет нашего общения я никогда не рассказывала ничего глубокого о себе.

Я всегда считала, что лучше ни о чем не думать, не загоняться. Нет…, вру, не всегда. В школе я все-таки задумывалась над смыслом жизни. Некоторые вопросы, которые я задавала учителям, ставили их в тупик. Конечно, они старались что-то ответить, выкрутиться. Иногда я сама понимала, что они говорят бред, а иногда они жаловались маме на то, что я задаю «неправильные» вопросы.

Кроме брата Ильи меня никто не понимал. Когда я пыталась поговорить о чем-то душевном с друзьями, часто слышала фразу: «Опять началось…» А после смерти отца я и вовсе оставила все попытки разобраться в себе.

– Триста сорок пятая, ваш чайник кипит, – донеслось из кухни.

В общежитии на каждом этаже была общая кухня с двумя газовыми плитами и двумя столами. В секции 8 комнат, и мы все знали, где чей чайник.

А я неплохая актриса! Вытерев слезы, навеянные невеселыми размышлениями, я совершенно невозмутимо вышла на кухню, как будто у меня внутри никаких переживаний не было и в помине. Поговорила с соседкой на отвлеченные темы, покивала ей с заинтересованным видом. Так происходило и раньше. Я могла быстро спрятать на самое дно свои эмоции и всегда гордилась таким своим «талантом».

Почему мне казалось, что я могла всех обмануть? Потому что не так много проницательных людей, способных отличить правду ото лжи? Многих легко убедить в чем угодно, в том числе и себя. У меня получалось это сделать в течение последних 6 лет.

Что происходило сейчас? Почему я не могла больше обмануть саму себя? У меня было мало занятий, на которые я могла отвлечься и заглушить эти размышления? А почему тогда раньше я могла найти такие занятия, а теперь не могу?

Из детства мне вспомнился образ алкоголика из какого-то фильма, который пил лишь потому, что в трезвом состоянии начинал задумываться о смысле жизни и не мог найти ответа.

Некоторым людям я помогала разобраться в себе, но вот сама в себе, похоже, не разобралась. Философ позавчера на лекции сказал, что чем больше брешь между нами и изучаемым объектом, тем легче его познать.

То есть между собой и собой бреши нет вообще и, соответственно, разобраться в себе сложнее всего. А возможно ли это в принципе? Интересно, хоть у кого-то получилось разобраться в себе?

– Не думать ни о чем – так легче! – призналась я Светке.

– А нужна ли тебе эта легкость? Ведь так не интересно! – ответила она.

– Да, но почему другим интересно, а мне нет?

– Потому что все люди разные!

И она была права. Значит, я пытаюсь плыть против течения, создавая иллюзию, что так проще, и еще дальше отдаляясь от себя настоящей. У меня же есть интуиция, хоть я и стараюсь убедить себя, что это не так. А может, стоит ей доверять?

За день до смерти отца я пропалывала грядки на огороде и, сделав очередную ямку в земле, как будто увидела образ могилы. Я испугалась и постаралась поскорее отмахнуться от этого видения. На следующий день отца не стало.

Как раз после того случая я и не чувствовала больше ничего – наверное, подсознательно боялась. Но ведь чувствовать, по идее, можно не только плохое! Мама всегда бежала от интуиции, от предчувствий. Наверное, и я так делаю. Но правильно ли это?

А еще одна странность – я постоянно пишу слова «чувствовать» или «чувство» с ошибкой. Потом мне приходится возвращаться к ним, чтобы исправить. Вот, даже сейчас, как ни старалась, ошиблась и в первом, и во втором слове.

Сцена 20. ГОСТЕПРИИМНАЯ ХАТА

Кромешная тьма. Луны на небе нет. Обильные хлопья снега, которые падали целый день, укрыли землю толстым ковром. Время за полночь, а я еле волоча ноги по глубоким плотным сугробам снега и постоянно оглядываясь по сторонам при каждом шорохе, направлялась к дому на другой стороне села. При нормальной погоде от нашего дома туда можно было дойти меньше чем за 15 минут.

А сейчас я шла уже минут 20, но, наверное, не прошла еще и полпути. Людей на улице нет, машины не ездят. Каждый раз, когда я слышала, или мне казалось, что слышала треск позади себя, я пыталась идти быстрее, падала в холодный неприветливый снег, поднималась. При этом сердце от испуга выстукивало бешеный ритм.

Моего брата Илью бросила девушка, которую он очень сильно любил. Ну как бросила? Она сказала ему, что устала от однообразия, ей надоело, что каждый раз при встрече он дарил ей одну розу и еще какую-нибудь мелочь – конфеты или шоколадку. И она решила взять паузу в отношениях. Для моего брата это был страшный удар, означавший разрыв, что оказалось для него полнейшей трагедией. Вот уже несколько дней он заливал свое горе алкоголем.

Я не знала точно, где он, но предполагала, что в доме одного из наших друзей. В этом доме еще пару месяцев назад жила старушка, но теперь ее не стало, и дом превратился в хату, где постоянно проходили какие-то гулянья.

Никита, мой второй брат, хотя и переживал за Илью, считал, что не нужно лезть к нему. Дескать, он взрослый пацан, и сам разберется со своими чувствами. Мама не могла пойти его искать, так как знала, что только разозлит Илью своим приходом. Он мог решить, что она его опекает и этим унижает перед друзьями. А он уже взрослый девятнадцатилетний мужик!

Наконец-то я добралась до этой хаты. Во дворе и в доме горел свет, слышалась музыка. Я зашла, делая вид, что тоже пришла просто повеселиться и отдохнуть. Посреди зала стоял большой стол с обильной выпивкой и закуской. У стены ютилась лысоватая елка с несколькими игрушками. Брат сидел за столом, уронив голову на грудь. Кроме него здесь было еще трое ребят в разной стадии опьянения. Когда я зашла, Илья медленно поднял голову. Его покрасневшие глаза выражали сильную боль и отчаяние.

– О, Вик, привет… – сказал он, ничуть не удивившись моему появлению.

– Всем привет, – я бодро и весело поздоровалась, – а я к вам, выпить нальете?

Я пыталась своим настроением подбодрить брата и не показать, что на самом деле пришла забрать его домой.

– Да, давай, сеструха, выпьем, – потянулся он к двухлитровой бутылке водки, которая была еще на треть полной. Другие ребята играли в карты и не захотели отвлекаться.