Сага о Северных островах

Глава 13

Да нет. Не может быть. Эрн, сакравор подло отравленного ярла Сигарра? Он так жаждал отомстить за смерть ярла, что ненароком получил одиннадцатую руну прежде, чем отыскал сердце твари. А потом убил поединщика ярла Хрейна, виновного в гибели Сигарра, отправился в погоню за самим Хрейном, и больше никто ничего не слышал ни о Хрейне, ни об Эрне.

Но это было две зимы назад!

Если Эрн догнал корабль Хрейна, забрался на него и убил всех, как быстро он стал измененным? Успел ли он направить судно в какую-то сторону? Или попытался убить себя, прыгнув в воду? Или Бездна поглотила его разум во время боя? В любом случае, почему он так долго не появлялся?

— Так ты про твейрхусского говорил? — спросил один из новеньких хирдманов. — Не, я не пойду. Лучше вернуться обратно. Или в Хандельсби! Не нужны мне такие подвиги.

Почему-то я не удивился. Опытный хускарл не пойдет в первый попавшийся хирд, сколько бы серебра не навешал на себя их хёвдинг. Добрая слава, она ведь впереди тебя бежит, добрый хускарл без хирда не останется. И Альрик понимал, что берет по сути отбросы. Или неудачников, что еще хуже.

— Значит, на другого измененного ты пойти согласен, а на этого нет? Почему? Что ты о нем знаешь?

— На него не один хирд ходил, а два. Осенью и этой весной. Весной пошел хирд Гапи Журавля, а у него был один хельт. И где Гапи? Нет Гапи. Не слыхать про него.

— Брехня, — отозвался другой. — Говорили же, что Гапи видели потом у нижних островов. Струсил Журавль.

— Да хоть бы и так. Но ведь струсил не просто так. Знать, и впрямь страшен тот измененный. Ростом с мачту, морда троллиная, лапищи медвежьи!

— На ходу ведь придумывает, — рассмеялся Энок. — Ты ж его не видал!

— Зато Эрикссоны видели. И где они?

Перетрусивший хускарл не выглядел трусом. На вид обычный мужик. Если не смотреть на руны, и не скажешь, что он воин. Так может выглядеть землепашец, рыбак, кузнец, да кто угодно. Немногим выше меня, широк в плечах, короткая курчавая борода красноватого цвета, приплюснутый нос, прищуренные глаза в глубоких заветрившихся морщинах. Эх, не запомнил я, каков у него дар. За что Альрик выбрал его?

— Ты как последние две руны получил? — резко спросил я. — Насчет первых пяти я уже всё понял.

— Что ты там понял, сопляк? — вскочил краснобородый.

Альрик не вмешивался. По его хитрой морде я понял, что примерно этого он и ожидал. А значит, могу творить всё, что захочу.

Я тоже встал, подошел к краснобородому вплотную.

— Да что свиней и коз можешь вслепую резать. А может, и не только резать! Скучно же было только ножичком махать, да?

— Хлебало закрой! Не дорос еще со взрослыми говорить, — процедил сквозь зубы хускарл.

Кажись, увидел, сколько у меня рун.

— А ты заставь.

Он постоял, гневно уставившись на меня, а потом сел на место, ничего не ответив. Я так и думал.

— Альрик же сразу сказал, что мы не простой хирд. Ульверы ищут не только серебра, но и славы. Или вы думали, что слава дается просто так? За три года мы с кем только не сражались: и с морскими тварями, и с земными, и с троллями, и с драуграми. И это не первый измененный, которого мы увидим.

И неважно, что тех измененных победили не мы. Великана убили люди Гейра, у малахов Альрик не сам завалил того монстра. А если вспомнить, что Альрик и сам немного измененный…

— Да мы ж не против, — откликнулся другой новенький, смуглый темноволосый хускарл с острым, как клюв, носом. Чем-то напомнил Гачая, солнечного жреца, но говорил, как уроженец Северных островов. — Только уж больно страшные слухи ходят про твейрхусского.

— Вот и проверим, — сказал Альрик. — Кай, Булочка и Коршун, пойдете со мной.

Мы с Ледмаром восьмирунные, с нами всё понятно, а новенького зачем брать?

— У Коршуна дар, обратный слепому. Он очень хорошо чувствует рунную силу. Хельта слышит за несколько сотен шагов.

Коршуном оказался тот самый смуглый остроносый хускарл. И прозвище ему подходило как нельзя лучше. И дар его весьма полезен. Недавно, возле Сторбаша нам бы очень пригодился такой человек. И хоть я ничего про него не знал, он бесил одним только сходством с Гачаем.

Мы взяли лишь мечи-топоры да ножи, но кольчуги и шлемы оставили на корабле. Не в бой же идем! Я лишь надел наручи. Спрыгнули в воду, быстро добрались до каменистого берега, немного отжали воду из штанов и рубах и двинулись вверх по склону, где виднелась еле заметная тропа.

— А мы точно его отыщем? Тут же можно месяц ходить без толку? — только сейчас додумался спросить я.

— Многие корабли нарочно делают крюк, чтобы проплыть мимо этих мест, хотят увидеть этого измененного. И седмицу назад один торговец видел поблизости что-то вроде человека, только крупнее.

— Мож, медведь?

— Думаю, измененный уже сожрал всех медведей в округе. Поищем следы.

Мы поднялись на плоскогорье, обогнули обрыв, который судя по всему углубляли люди, а там, за небольшой рощицей увидели поселение. В частоколе были проломаны дыры, дранка на крышах почернела от сырости, и тишина. Ни лая собак, ни квохтанья кур, ни блеяния овец. Мы подошли ближе. Альрик взглянул на Коршуна, тот покачал головой. Измененного тут не было. Потому мы вошли в пролом.

Наверное, это хутор Вифритссонов, потому что я не увидел костей во дворе. Но заброшенное хозяйство и без них выглядело удручающе. Измененный сюда явно заходил: двери вырваны полностью, один сарай странно перекособочился, возле другого из земли торчали ростки ячменя, словно кто-то просыпал зерно. Много зерна.

Мы обыскали всё в поисках следов, но измененный тут был очень давно. Он разломал в доме лавки и стол, опустошил кладовую, Альрик нашел следы его зубов на куске воска. Пасть у него была в два раза шире человеческой, клыки остались прежними, зато зубы словно в два ряда выстроились. Или он два раза подряд в одно и то же место их вгонял? От скота не осталось ни косточки, хотя в одном сарае Коршун заметил высохшую кучу дерьма, а в ней остатки перьев, костей и непереваренного зерна.

— Жрет всё подряд? — удивился Коршун.

Я тоже прежде думал, что измененные только людей едят. Выходит, им всё равно, что в себя пихать.

Осмотрев хутор, мы пошли дальше в поисках свежих следов. Улучив момент, я подошел к Коршуну и спросил о том, что меня так интересовало.

— Слушай, а ты не сарап ли?

Хускарл удивился.

— Сарап? Ты знаешь сарапов? Обычно меня уродом да жженным кличут. Часто спрашивают, не роняла ли мать меня в очаг или в золу. Только торговцы, что ходят в иные моря, понимают, почему я так выгляжу.

— Так ты сарап?

— Наполовину. Мать — сарапка. Ее когда-то купил мой отец.

Значит, он сын рабыни.

— А их язык знаешь? В каких богов веришь?

— Да, сарапский немного знаю, мать научила. Все смерти я отдаю Фомриру. Отец растил меня как воина.

Угу. Но подленькая сарапская кровь в Коршуне есть. И этого достаточно. Потому и дар такой: чтобы сбежать вовремя от врагов.

Мы прочесали всю округу и не нашли ни следов, ни измененного. Так что Альрик дал знак, чтоб корабль причалил, и на ночь мы разбили лагерь на берегу.

На следующий день мы снова отправились на поиски, только уже всем хирдом. Беззащитный разделил ульверов по три и послал в разные стороны с твердым наказом удирать, если кого увидят. На «Соколе» остался только Живодер, потому что еще не заговорил на нордском, Офейг, потому что четырехрунный вряд ли удерет от измененного, и Неви.

И на третий день, и на четвертый… Даже краснобородый больше не трясся и уже не мог дождаться, когда мы отыщем тварь. За все время поисков я не увидел ни одной сбежавшей овцы или свиньи, по ночам не было слышно волчьего воя, только совы и ухали. Совсем вымершими эти леса назвать нельзя, птицы-то щебетали, шуршали мыши, пару раз я видел ежей. Но крупного зверья тут не осталось. Даже свежий помет не попадался.

Тогда Альрик решил перебраться восточнее. Может, измененный сожрал тут всё, что можно было, и пошел к горам? Ведь за хребтом располагались более крупные поселения, а значит, больше и скота, и людей.

И в первой же деревне мы поняли, что угадали. С пристани нам махали и кричали, и ни одной лодки или корабля там не было.

Когда «Сокол» приблизился, несколько человек прыгнули в воду, чтобы побыстрее добраться до нас. Я едва не проломил одному из них голову, но он увернулся, вцепился в весло и прополз до борта.

— Великан! Он пришел с гор! — трясущимися губами сказал парень.

— Где все лодки? — спросил Альрик.

— Ушли. Все ушли. Нас бросили.

Не сразу мы поняли, что из рыбацкой деревни все жители уплыли, а те, кто стоял на пристани, из другого хутора. Они надеялись сбежать, но не осталось ни одной лодки, даже начали строить плот.

— Так где измененный?

— Т-там. Он там. Надо поскорее уходить!

Альрик подумал, потом швырнул парня обратно в воду и приказал уходить от деревни, причем побыстрее. Вслед нам понеслись вопли и проклятья!

Когда пристань скрылась из виду, мы вновь подошли к берегу, но уже в другом месте. И хотя оно было неудобным для высадки, так что придется добираться вплавь, а потом карабкаться по обрыву, но лучше так, чем остаться без корабля вовсе. Обезумевшие от страха жители вряд ли поверят, что мы убьем измененного, и попытаются захватить «Сокол». И хотя тот же Живодер, скорее всего, справится с ними, но зачем попусту резать людей? Лучше отойти в сторону и высадиться на берег левее или правее.

— Живодер, Неви, Офейг, останетесь тут.

Живодер заговорил на исковерканном нордском:

— Не, я понимать! Я говорить! Я норд. Взять меня бой!

— Кувыркнись, прокукарекай и воздай хвалу Фомриру, — тут же отчеканил хёвдинг.

Бритт захлопал глазами, не поняв ни слова.

— Остаешься!

На сей раз кольчугами пренебрегать не стали. Подниматься в них по обрыву скорее неудобно, чем тяжело, сковывает движения. Затем мы пошли в сторону рыбацкой деревни, но заходить в нее не стали. Альрик не хотел, чтобы перепуганные крестьяне поняли, что корабль недалеко, а то Живодер все же принесет их в жертву своей богине.

От деревни пошли по следам сбежавших. Недаром же они удрали? Значит, что-то или кого-то увидели. И следы вели к горам.

К полудню, когда я уже пожалел, что вообще нацепил кольчугу и не прихватил с собой ничего из припасов, Уши вдруг остановился.

— Там хруст. Словно ветки трещат или кости ломают.

Мы тут же перекинули щиты со спин вперед, подтянули шлемы и вытащили оружие.

— Коршун, узнай, сколько у него рун.

Полусарап уточнил у Ушей, откуда идут звуки, и проскользнул в чащу.

Вернулся он быстро.

— Пятнадцать. Но он все еще хельт. Не шагнул дальше.

Интересно, а тварям, чтобы перейти с хельта до сторхельта, нужно есть сердца других тварей? Или просто получают следующую руну и всё? Но я понимал, о чем говорил Коршун. Воин на десятой руне может быть как хельтом, так и хускарлом, и это чувствуется сразу. Как вода и кисель! Если налить и того, и другого до середины кружки, то воды и киселя будет поровну, но их всё равно не перепутать.

Мы еще можем его убить.

А вот Альрик засомневался. Это предел нашего хирда. Среди нас много новеньких, на чьи силы мы полагаться не можем, зато нас два десятка с лишним. Все хускарлы, все опытные, у многих есть дары, хоть и не самые полезные в битве с измененным. И если Беззащитный потеряет в этом бою хотя бы пятерых, вряд ли на Северных островах он найдет хирдманов получше двурунного Неви. Это сейчас он удачливый хёвдинг с хорошей добычей! Иногда успех давит сильнее, чем неудачи. Если ты на дне, то падать ниже некуда, а когда поднялся, вниз уже возвращаться не хочется.