Сага о Северных островах

* * *

Хандельсби. Город, размазанный по берегам вдоль фьорда.

Ярл Гейр сошел с «Сокола», не поблагодарив за спасение. Его люди забрали тюки и ушли. Что же там было такого, что они рисковали жизнями ради их вывоза?

Стиг забрал Магнуса и тоже ушел. А мы остались брошенными на пристани. Ни благодарности, ни платы, ни прощальных слов.

Мы нашли таверну, выгнали оттуда всех, заставили стол бочонками с пивом и блюдами со снедью. Я щедро заплатил хозяину таверны вперед, чтобы не думать об этом после. Затем поднял тяжелый рог и сказал:

— Сегодня мы пьем за Энока Ослепителя. Я знал его три зимы. Он был отважным воином и верным другом. С ним хорошо было и ходить в бой, и сидеть на пирах, и грести в море. Энок думал о хирде больше, чем о самом себе. Пусть он отыщет Хвита, Рыбака, Эйрика, Фастгера и остальных ульверов в дружине Фомрира! А потом и мы найдем их! Дранк!

— Дранк!

Кто-то из новых хирдманов, может, и удивился тому, что первую застольную речь сказал я, а не Альрик. Но мне было чихать на их мысли. Наполнив рог, я поднялся снова.

— Все слышали про Скириров дар, что есть в нашем хирде. Все видели, как сражаются ульверы под ним. Этот дар мой. И потому…

— И потому, — перебил меня Альрик, вставая, — отныне хёвдингом будет Кай. Он решает, кто останется, а кто уйдет из хирда, за какое дело мы возьмемся и куда отправимся.

Я не разозлился на Беззащитного, что тот влез в мою речь. Верно, надо уважить прежнего хёвдинга.

Офейг вытаращил глаза от удивления. Бритт что-то негромко переспросил у Рыси на бриттском. Коршун, Слепой, Свистун и Росомаха даже бровью не повели. Синезуб наморщил лоб, но промолчал.

Беспалый проворчал:

— Раз от разу не легче. Теперь хёвдинг — безбородый мальчишка.

А Лундвар Отчаянный голос не придерживал.

— Если я тебя одолею, стану хёвдингом?

Я с размаху вонзил окованный железом кончик рога в стол.

— Попробуй!

Отчаянный вскочил с горящими глазами, в руке нож, видать, приготовился выплеснуть из себя половину крови.

— А давай! Заодно повеселим Энока доброй дракой!

Альрик равнодушно сказал:

— Хочешь подраться с Каем — дерись, но хёвдингом не станешь. Скириров дар-то не у тебя.

— Да что там за дар? Почему мы не знаем? Или мы не ульверы? — подал голос Свистун.

— Верно! Почему они чуют дар, а мы нет? — поддержали его и другие хирдманы.

Я кивнул Альрику, тот сел, оперся спиной о стену и замолчал, улыбаясь себе в бороду.

— Пока мой дар не особо силен и принимает людей не сразу. Если я не верю человеку, так и даром поделиться с ним не смогу. А что за дар? Не знаю, как и сказать. Херлиф, вот ты как его слышишь?

— Как будто у меня выросли еще руки и еще ноги, — тут же ответил Простодушный. — Десятки глаз во все стороны. Я вижу всех врагов и слышу всех соратников. Мы как один, а один как все. И не нужна стена щитов, чтобы прикрывать друг друга.

— Это что же? Когда один на бабе, другой тоже спускает? — насмешливо спросил Гвоздь.

— Дурень! — оборвал его Росомаха. — Ясно же, что Скириров дар не такой, как Фомрировы. Он то есть, то нет.

— Верно. Когда стану хельтом, буду крепче держать дар в узде.

— Так драться-то будем? — растерялся Отчаянный.

Видать, он толком и не слушал, о чем мы говорили.

— Да сядь уже. — Коршун дернул его обратно на скамью. — Пей.

И мы пили. За Энока, за Бешеного Пса, разодранного тварями в тумане, за людей Гейра, погибших и спасшихся. Простой хмель не брал нас. Вскоре хозяин приволок хельтов мед, и лишь тогда я смог забыться.

Проснулся от ощущения, что тону. Взмахнул руками, дернулся и врезался лбом в скамью. Где я?

С трудом собрав мысли в кучу, я осторожно выполз из-под лавки, увидел Альрика с пустым ведром, тела храпящих хирдманов, кости и объедки на полу. В волосах что-то шевелилось, я запустил пальцы и выудил оттуда жирную мышь. Швырнул ее в стену, но та отскочила и удрала. Вот же бездново пойло! Я, девятирунный, не смог убить мышь!

— Вставай! Конунг зовет.

— Меня?

Сейчас я не был уверен, какой именно конунг и кого он зовет вообще. И зачем. И где я? В таверне вроде бы. Так плохо мне было лишь во время первой попойки, когда я едва не лег со старухой. На всякий случай я огляделся. Старух рядом не было. Да и вообще женщин любого возраста.

— Вставай-вставай! Уже за полдень, а ты всё дрыхнешь.

Альрик выглядел так, будто и не пил вовсе.

— Ты как с хёвдингом… — невнятно проговорил я, но закончить не успел.

Беззащитный схватил меня за шиворот, выволок во двор и плеснул водой из второго ведра. Хитрый, Бездна его задери!

— Вставай! Мойся! Чистую рубаху сейчас принесут. Конунг созывает к себе всех хёвдингов в Хандельсби. А кто нынче хёвдинг?

Я отряхнулся, сменил рубахи, глотнул кислого молока, чтоб взбодриться, и потащился за Альриком на конунгов двор. А ульверы остались досыпать, везунчики! И чего мне вчера не сиделось?

У Рагнвальда было не очень людно. Впрочем, много ли хирдов сидит в Хандельсби? Вольным долго на месте топтаться нельзя, нас, как и волков, ноги кормят. Редко какой хирд застревает в каком-нибудь селении больше, чем на месяц. Если не на зиму, конечно.

Но Альрик приметил, что пришли не только хёвдинги с заплечными. Конунг созвал так же и ярлов, которые случайно или по делу оказались в городе, и лендерманов, и именитых хельтов, и двоих сторхельтов, давно отошедших от ратной службы. Все здешние, северные, ни одного иноземца или даже бриттландца. И так тревожно на душе стало, будто Рагнвальд собирался сказать о нашествии драугров или кого похлеще.

Мы вошли в тингхус, отыскали себе местечко возле стены. Вокруг вовсю спорили, зачем Беспечный нас созвал, и пока побеждало мнение, что он прилюдно лишит Магнуса наследства или вовсе отречется от сына.

— Магнуса больше месяца видно не было, — уверенно говорил какой-то краснорожий толстяк. — Уплыл, поди, к солнечным, вот Рагнвальд и решил…

— Глупости! — оборвал его конунгов дружинник. — Магнус по делу уходил, вот и привез какую-то весть.

— А, может, его к жрецам возили? Ну, к Мамировым. Пальцы резать! — подал голос совсем молоденький парнишка, едва ли проживший более четырнадцати зим.

Как только пустили сюда юнца? Или он ярлом стал заместо погибшего отца? Такое порой случается.

— Язык бы тебе отрезать, — буркнул седоголовый хельт. — О том людям не говорят. Мамировы жрецы без имени и без родни живут.

Долго рядить не пришлось. В дом вошел Рагнвальд, за ним Магнус, Стиг, ярл Гейр и жрец Одноруки. На шее конунгова сына висел небольшой знак в виде щита, символа Скирира-защитника земель. И если уж я, наполовину хмельной, наполовину сонный, это приметил, значит, и все в тингхусе тоже. Магнус отрекся от бога-Солнца и вернулся к вере предков.

Конунг не стал тянуть и сразу взял быка за рога.

— Беда пришла на наши земли, и сладить с ней сможем только сообща. Потому я и созвал лучших воинов в Северных морях.

Ну, тут он польстил гостям. Неужто красномордый ярл лучший воин? Или тот мальчуган, на днях прирезавший свою первую козу?

— Вчера в Хандельсби приплыл ярл Гейр. Все вы его знаете. Многие побывали в его землях, брали твариные сердца, а то и сами охотились. Вы видели силу его хирда, толщину стен и глубину рвов. Так вот. Из всего поселения выжило всего полтора десятка.

Если Гейрова дружина и уступала конунговой, так лишь в числе, но не в силе. И о том знал не только я.

— Твари или люди? — спросил седоголовый.

— Верный вопрос, — кивнул Рагнвальд. — Пусть ярл расскажет нам о несчастье, обрушившемся на его земли.

Лопата заговорил сразу, сухо, но понятно. Всяко лучше, чем сторхельт из Бриттланда.

— Тварей у нас всегда хватало. Они всегда шли с севера. И с каждым годом становились всё сильнее. Дед рассказывал, что в его молодости твари с силой хельта встречались нечасто, в отцову юность их было изрядно, а когда я стал ярлом, то сторхельтовых тварей убивали чуть ли не каждый месяц. Оттого моя дружина была сильна.

— Здорово! — выдохнул мальчишка.

Гейр сурово глянул на него и продолжил:

— Каждый год, как только сходит снег, я отправлял людей к северной части острова. Сильных тварей лучше отлавливать прежде, чем они доберутся до моих стен. В этом году я послал Дува Голубя, сторхельта. Но он не вернулся. Я сам отправился на его поиски. Мы нашли его в двух днях перехода от селения, обезумевшего и почти шагнувшего за грань.

— Неужто он получил двадцатую руну? — выпалил всё тот же мальчишка.

Вот же наглый сосунок! Не терплю таких.

— Нет. Голубь как был на шестнадцатой руне, так и остался. И твариное сердце он съел три года назад. Из его бреда я понял, что на севере что-то случилось. Он говорил о прожорливом тумане и о бесчисленных тварях. Кричал, что его поцеловала Бездна. А через месяц туман дошел до южной части острова.

— А что стало с Голубем? — спросил кто-то.

— Голубь начал меняться, забывать человеческую речь. Я сковал его цепями и запер в клетке. Но сторхельта мало какие цепи удержат, потому я его убил, — спокойно сказал ярл Гейр.

Неужто именно так он поднялся до пятнадцатой руны?

— Поначалу туман был безобиден. Но постепенно в селении взбесился скот, куры перестали нестись, клевали друг друга и набрасывались на людей. Дети ревели без умолку, не ели, почти не спали. Скот пришлось заколоть весь.

— А чего конунгу не сказали? — спросил красномордый.

Ярл Гейр сверкнул на него взглядом. Даже я хмыкнул от подобной глупости. Мой отец, будучи запертым в собственной бухте, не жаловался конунгу. А сильнейший ярл на всех Северных островах вдруг побежит к Рагнвальду, чтобы рассказать о взбесившихся козах?

— Я отправился сам разузнать, что там на севере. Взял с собой воинов от карла до сторхельта и пару собак. Чем дальше мы уходили на север, тем больше появлялось тварей, туман становился гуще. Да и не туман-то был. Он не уходил ни в дождь, ни в солнце. Первыми взбесились собаки. Чуть не загрызли Эгиля, который растил их с щенячьего возраста.

Я вздрогнул, услышав знакомое имя.

— Потом занеможили карлы. Задыхались, кашляли, блевали. Ночью один из них пропал. Тогда я отправил их обратно. Потом то же началось и у хускарлов. Мы повернули назад. На обратном пути на нас нападали твари, и мы их убивали. Обычно кровь отпугивает остальных, но тут всё было иначе. На запах крови стягивались окрестные твари. Потому я запретил убивать тварей в пределах одного дня пути от стен. Собрал всех низкорунных, усадил на корабли и отправил через фьорд к Хандельсби. Но твари уже пробрались и в море. Во фьорде поселилась водная змея с тремя головами и хвостами. Она утопила корабли, сожрала всех людей и отравила воду во всем фьорде. Пятеро сильных воинов погибло, сражаясь с ней. Тогда я собрал оставшихся и пошел к восточной пристани. Кораблей у меня там не было, но торговцы приходят именно туда. Мой хирд выманил тварей подальше от дороги к пристани и убил так, чтоб ни одно бездново отродье не пришло к заливу. Когда прибыл торговец, я выкинул груз, усадил людей, но черная тварь утопила корабль на моих глазах.

— Черная тварь? — вдруг переспросил Магнус.

— Да. Она отращивает лапы из любого места, убивает, сдавливая и пропихивая тела внутрь себя. И куда ее не бей, не подыхает.