Зарубежный детектив - 87

ГЛАВА 19

С разрешения Бернис Себастиан я закрылся в кабинете и позвонил Элберту Блевинсу в «Боумен-отель». После долгого молчания на линии мне начали отвечать один за другим разные голоса: Элберт сейчас подойдет, Элберта в номере нет, но его ищут, Элберт, по-видимому, куда-то ушел, и неизвестно, когда он вернется, наверное, он в кино на Маркет-стрит, где за один сеанс показывают три картины.

Я попросил передать Элберту, чтобы он позвонил мне за мой счет, хотя и не очень-то надеялся услышать его голос еще сегодня.

Можно было испробовать еще один источник информации. Я вынул бумаги, приобретенные мною у Элберта Блевинса, и, разложив их на письменном столе Себастиана, перечитал письмо, которое Элма Р. Краг, теща Элберта, проживая в собственном доме за номером 209 по Уэст Капо-стрит в Санта-Монике, прислала ему в 1948 году.

«Джаспер, Лорел и малыш некоторое время поживут у нас, — писала миссис Краг, — а потом Джаспер хочет перебраться на ранчо».

Я поискал имя Элмы Краг в телефонной книге, потом позвонил в справочную, но все напрасно. Письмо было написано почти двадцать лет назад. Миссис Краг либо была уже очень старой, либо умерла.

Выяснить это можно было только одним путем, поэтому я, пожелав Себастианам спокойной ночи, поехал обратно в Санта-Монику. Автострада по-прежнему была забита, но машины шли без остановки. Фары заливали Сепульведу потоком света.

Настроение у меня было приподнятое. Если миссис Краг жива и скажет мне, где находится ранчо, то к утру я доберусь до истины. Я даже позволил себе потешиться мыслью о том, как распоряжусь сотней тысяч долларов.

Черт побери, да я ведь могу даже бросить работу! Эта перспектива меня напугала. Я вынужден был признаться себе, что жил ради ночей, вроде этой, когда метался из одного конца города в другой, отыскивая связи между миллионами его ячеек. Я даже носился с фантастической мечтой о том, что в один прекрасный день я восстановлю все эти связи, и город, очистившись от скверны, восстанет живой и невредимый.

Возле Уилшира я съехал с Сепульведы и по Сан-Винсенте добрался до Уэст Капо-стрит. Дом 209 по Уэст Капо-стрит оказался двухэтажным жилым зданием. Его свежеоштукатуренный фасад украшали откуда-то пересаженные и залитые зеленоватым светом прожекторов пальмы.

В квартире номер один я разыскал управляющего домом, средних лет человека в рубашке с короткими рукавами. Он с трудом оторвался от книги. Я назвал себя. Он сказал, что его зовут Ральф Кадди.

Кадди говорил с южным акцентом, похоже, он был из Техаса. Над камином висели крест-накрест два пистолета, а на стенах несколько нравоучительных сентенций.

— Когда-то здесь жила некая миссис Элма Краг, — сказал я.

— Совершенно верно.

— Вам известно, где она живет сейчас?

— В доме.

— В каком доме?

— В доме для престарелых. Несколько лет назад у нее случился перелом шейки бедра.

— Какая жалость! А мне хотелось с ней поговорить.

— О чем?

— О ее семье.

— У миссис Краг никого не осталось. — И, ухмыльнувшись, добавил: — Если не считать меня.

— В Сан-Франциско живет ее зять. И где-то скрывается правнук по имени Дэйви. Она когда-нибудь упоминала про свое ранчо в округе Санта-Тереса?

— Про ранчо я слышал.

— Можете ли вы подсказать, как его найти?

— Я там ни разу не был. Они от него отказались, чтобы не платить налога.

— Вы родственник миссис Краг?

— Не совсем. Я был другом ее семьи. И остаюсь им.

— Не дадите ли мне адрес дома для престарелых?

— Может, и дам. Только зачем вам миссис Краг?

— Я сегодня встретил ее зятя Элберта Блевинса.

— Первого, значит, мужа Этты, — сразу сообразил Кадди.

— Верно.

— А при чем тут ранчо?

— Эдберт о нем упомянул. Он там когда-то жил.

— Понятно.

Ральф Кадди отложил книгу — она называлась «Роль офицера безопасности в деловом мире» — и направился к письменному столу в дальнем углу комнаты. А потом вручил мне аккуратно написанный на листке бумаги адрес Оуквудского дома для престарелых.

Дом для престарелых оказался внушительным на вид особняком, выстроенным в калифорнийской разновидности испанского стиля в двадцатых годах этого века. Находился он в Санта-Монике и стоял в обнесенном каменной оградой парке.

Я очутился в обширной приемной. Группами по два-три человека сидели, беседуя, не давая жизни окончательно остыть, старики. Они почему-то напомнили мне беженцев, нашедших приют в каком-то замке.

Весьма современная на вид сестра в белом нейлоновом костюме повела меня по коридору в комнату миссис Краг, просторную, хорошо обставленную, служащую одновременно и спальней и гостиной.

Седая старая женщина в шерстяном халате сидела в кресле-коляске — ноги ее были укрыты пледом — и смотрела по телевизору шоу Мерва Гриффина. В изуродованных артритом руках она держала открытую Библию.

Сестра приглушила звук телевизора.

— Вас хочет видеть один джентльмен, миссис Краг.

Она подняла на меня удивленные глаза, увеличенные линзами очков.

— Кто вы?

— Меня зовут Лью Арчер. Помните Элберта Блевинса, который был женат на вашей дочери Этте?

— Конечно, я его помню. На память я пока, слава богу, не жалуюсь. А в чем дело?

— Я видел его сегодня в Сан-Франциско.

— Правда? Я уже лет двадцать ничего о нем не слыхала. Когда у Джаспера родился сын, я пригласила Элберта к нам, но он мне даже не ответил.

Она замолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг, наклонившись ко мне, вернулась в настоящее.

— А как Элберт поживает сейчас? Он все тот же, что и прежде?

— Вероятно. Я не был знаком с ним раньше.

— Вы ничего не потеряли, — улыбнулась она. — Мой муж говорил, что Элберт родился слишком поздно. Ему бы следовало быть ковбоем в прошлом веке. Элберт всегда чурался общества.

— И сейчас чурается. Он снимает комнату в отеле и живет там один.

— Ничего удивительного. Ему и жениться-то не следовало и уж никак не на Этте. Сначала я считала, когда они поссорились и Элберт, швырнув лампу, поджег дом, что виноват только он. Но, увидев, чем моя дочь занималась потом… — Она, лязгнув зубами, захлопнула рот, словно откусила и проглотила воспоминания. — Вас послал ко мне Элберт?

— Не совсем. Когда мы с ним разговаривали, он упомянул про ранчо, которое вы подарили ему или дали во временное пользование.

— Это было в 1927 году, — оживленно кивнула она, — когда они с Эттой поженились. Если хотите знать правду, мне это ранчо надоело. Я выросла в городе и была по образованию учительницей. Я двадцать лет кормила кур, но потом решила, что хватит, и заставила Крага перебраться сюда. Он нашел неплохую работу, служил охранником, пока не вышел на пенсию. На ранчо остались Элберт с Эттой. Продержались они там два года, а потом разошлись. Несчастливое было это ранчо. Элберт вам рассказывал?

— О чем?

— О том, что произошло на ранчо. Нет, — покачала она головой, — Элберт не мог вам рассказать, потому что сам не знал, во всяком случае, не знал всего. Сначала он устроил пожар в доме, и Этта сбежала от него. А маленького Джаспера оставила ему. Когда это случилось, мы с мужем забрали Джаспера и вырастили его, что было совсем нелегко, должна вам сказать. Сущее наказание был этот ребенок!

Затем, когда Джаспер женился на Лорел Дадни, он вбил себе в голову вернуться на ранчо. Работать он не собирался, как вы понимаете. Он решил, что там можно жить на гроши и писать пейзажи, сколько душа пожелает. Да, жизнь ему ничего не стоила, потому что после того, как он истратил приданое Лорел, мы с мужем регулярно посылали ему деньги. — Ее руки с вздувшимися венами вцепились в подлокотники кресла-коляски. — А известно ли вам, как проявил свою признательность за все, что мы сделали для него, наш внук?

— Элберт мне не рассказывал.

— Джаспер взял Лорел и мальчика и вместе с ними куда-то исчез. С тех пор от них ни звука. Джаспер — копия своей матери, и хотя она моя дочь, оба они люди насквозь неблагодарные.

Я не стал говорить Элме Краг о том, что ни Джаспера, ни Лорел уже нет в живых. Глаза старухи стали чересчур блестящими. Ей уже и так многое было известно. Горечь застыла в складке ее губ, как предчувствие собственной смерти.

Еще раз, помолчав, она обратилась ко мне:

— Но вы же приехали сюда не для тога, чтобы выслушивать мои жалобы. Зачем вы приехали?

— Я хочу посмотреть это ранчо.

— Для чего? Земля там истощена. И в лучшие-то годы она была почти пустыней. Мы больше способствовали разведению хищных птиц, чем занимались скотоводством. А после того, как Джаспер и Лорел сбежали неизвестно куда, мы отказались от ранчо, чтобы не платить налога.

— По-моему, сейчас там ваш правнук Дэйвид.

— Вот как? А вы знаете Дэйвида?

— Яс ним встречался.

Она быстро посчитала.

— Он уже, должно быть, взрослый.

— Вполне взрослый. Ему девятнадцать лет.

— А чем он занимается? — заинтересовалась она, но по тону ее было слышно, что она не надеялась получить очень-то обнадеживающий ответ.

— Да в общем-то ничем.

— Наверное, пошел в своего отца. Джаспер вечно носился с какими-то мечтами, но этим все и кончалось. — Она повернула одно колесо своей коляски и теперь сидела лицом ко мне. — Если вам известно, где Дэйвид, может, вы знаете, и где Джаспер?

— Нет. И где Дэйвид, я тоже не знаю. Я надеялся, что вы подскажете мне, как найти ранчо.

— Пожалуйста, если только его не унесло ветром, который гуляет по каньонам. Вы знаете Родео Сити?

— Я там бывал.

— Когда доберетесь до центра города, где на одном углу «Родео-отель», а на другом — полицейский участок, сверните направо. Затем вы проедете мимо стадиона, минуете перевал и через двадцать миль очутитесь в маленьком поселке под названием Сентервиль. Когда-то я преподавала там в школе. От Сентервиля еще двенадцать миль к северу. Найти ранчо нелегко, особенно в темноте. Вы хотите поехать туда сегодня?

— Да.

— Тогда лучше спросите в Сентервиле. Там каждый знает, где находится ранчо Крагов. — Она помолчала. — Странно, но почему-то представителей каждого поколения нашей семьи тянет туда. А место это несчастливое. Наверное, семья у нас несчастливая.

Я не стал ее разубеждать. То немногое, что я знал об их семье, — одиночество Элберта Блевинса, страшный конец Джаспера, а через пятнадцать лет — Лорел, склонность Дэйви к насилию — только подтвеждало слова миссис Краг.

Она сидела, стиснув кулаки.

— Если увидите Дэйвида, скажите, ему, где живет его прабабушка. Только не знаю зачем. Деньги, которые у меня есть, нужны мне самой. Я плачу здесь шестьсот долларов в месяц. Нет, если он не спросит, не говорите ему про меня. А то Джаспер опять сядет мне на шею. Или Лорел. Она была очень милой девушкой, но тоже оказалась неблагодарной. Я взяла ее к себе в дом, делала для нее все, что могла, а она отвернулась от меня.

— Лорел тоже с вами в родстве?

— Нет. Она приехала из Техаса. Ею интересовался один очень богатый человек. Он и прислал ее к нам.

— Не понимаю.

— А вам и не надо понимать. Про Лорел я говорить не хочу. Она мне не дочь и не внучка, но я любила ее больше всех.