Сарыкамыш. Пуля для императора

7. 25 ноября 1914 г. "Разнос"

Оставшись один, ротмистр Листок вновь прошел к окну — по-прежнему снег, люди, как тени, дурацкий фонарь напротив окна… Вот вышли на улицу Росляков и Оржанский, о чем-то потолковали, разошлись по сторонам… А скоро темнеть начнет… Один день, почитай, прошел, а дело ни на шаг не сдвинулось, не сделано ничего… С поручиком, конечно, через час все станет ясно — Оржанский в душу влезет и вывернет наизнанку! Капитан же прибудет с минуты на минуту… Хотя с ним будет не все так просто — в канцелярию не входил, армянина, значит, не травил, а что Оржанский ему в карты продул да "Святую Анну" четвертой степени имеет — так и что? Какой офицер не режется в карты, и какой штаб-офицер не имеет "Анну"? Нет, на агента этого шулера вытянуть не так-то легко… Да, в общем-то, и слабоват он для маститого шпиона. Хотя кто его знает! Щупать надо… И начинать с чего-то надобно!

В конце улицы показалась двуколка. Интересно, куда? На дамбу, к вокзалу? Нет, не свернул… Сюда едет, похоже… Уж не капитан ли? Что ж, тем лучше — раньше покончим с ним!..

Экипаж действительно остановился у крыльца "конторы", и только тогда ротмистр рассмотрел лицо поднявшегося с сиденья офицера в запорошенной снегом шинели. Рассмотрел и обмер — это был только что назначенный начальник разведывательного отделения Управления генерал-квартирмейстера Кавказской отдельной армии, генерального штаба подполковник Драценко! Прямой начальник, поскольку контрразведывательное отделение структурно входило в разведку отдельной армии!

В Тифлисе Листок встречался с ним — среднего роста, сухощавый, с черными усами щеточкой, темными сверлящими собеседника глазами. Его высоко оценивал начальник штаба армии генерал-лейтенант Юденич. Да и как не ценить — офицер исключительно исполнительный, за плечами Русско-японская война, ранение и контузия, служба в должности старшего адъютанта 1-го Кавказского армейского корпуса, работа в корпусном разведывательном отделении, в штабе Кавказского округа… И вдруг он здесь, в Сарыкамыше, у крыльца его "конторы", без уведомления и намека… Да не один, а с надменного вида штабс-капитаном. Что называется — снег на голову! Но какого черта?!

Листок устремился к выходу; оттолкнул идущего на стук Яшку и сам отпер дверь; выскочил на крыльцо и по табелю представился:

— Ротмистр Листок, господин генерального штаба подполковник! Что так внезапно, Даниил Павлович? Не предупредили…

Подполковник нехотя протянул руку:

— Значит, надо, раз приехал. Веди, разговор есть!

У ротмистра внутри екнуло — никак Воробанов, сукин сын, успел доложить об армянине? Вот тебе и Ваше Превосходительство! Вот тебе и генерал!

В кабинете Драценко и штабс-капитан сняли шинели — первый признак, что не праздное любопытство привело обоих — разговор явно предстоял долгий, и, словно в подтверждение тому, подполковник прошел к столу, не спрашивая, сел на его, начальника контрразведывательного пункта, стул.

— Садитесь, Виктор Николаевич! — демонстративно, глядя только на штабс-капитана, сказал он.

Листок остался стоять.

"Круто начинает, однако…" — подумал Алексей Николаевич и, словно желая показать, что нанесенный по самолюбию удар вовсе для него ударом не является, по-домашнему предложил:

— Закурите, Даниил Павлович? Или чайку?

— Все лишнее… Не стоит терять время! — отрезал подполковник. И вдруг приосанился, точно перед провозглашением приговора, строго взглянул на него и, выдержав мучительную паузу, внезапно объявил то, что, хотя приговором и не являлось, но, признаться, ошеломило ротмистра не меньше: — Должен довести до вашего сведения, господин ротмистр, — отрывисто и четко произнес Драценко, — Его Императорское Величество Николай второй высочайше соизволили выехать на Кавказ в действующую армию! В связи с этим, главнокомандующим Кавказской отдельной армией, генералом от кавалерии графом Воронцовым-Дашковым приказано разведывательному отделению штаба Кавказской отдельной армии принять активное участие в работе по обеспечению безопасности проезда и пребывания Августейшей особы в сарыкамышском гарнизоне!

Драценко вновь сделал паузу, теперь, вероятно, желая убедиться, что все сказанное возымело на местного жандарма должное впечатление, и оно действительно возымело: ротмистр обалдело прошептал:

— Когда же… ждать?

И тут в темных очах Драценко внезапно сверкнули злые искорки.

— На днях, господин ротмистр! Уже завтра Государь прибывает в Тифлис! В связи с этим, я мчусь сюда, в Сарыкамыш, для организации оперативного совещания по встрече Его Величества, беседую с начальником гарнизона — и что узнаю? Оказывается, вами — по сути, начальником гарнизонной контрразведки! — загублен ценный информатор, который не только принес важнейшие сведения о планах нашего врага, но и сообщил еще более важную информацию о наличии в Сарыкамыше неизвестного агента с неизвестно каким заданием!..

В следующую минуту голос подполковника сорвался на крик:

— И это накануне приезда российского Императора! А если агентом готовится теракт? Если целью шпиона является сам Государь? А вы — черт бы вас побрал! — даже не соизволяете своевременно обо всем доложить!! Тогда чем вы вообще здесь занимаетесь, господин ротмистр? Попустительством, равным измене?

Листка словно обдало кипятком; побагровев, он медленно, едва сдерживая себя от возмущения, процедил сквозь зубы:

— Господин подполковник!.. Соответствующее донесение будет составлено сегодня же и передано вам лично в руки! Но только тогда, когда будут выяснены все обстоятельства, поскольку, уверен, вам нужна не формальная отписка, а достоверные факты! И потребовалось время, чтобы убедиться в истинности информации перебежчика!

На этот раз побагровел подполковник и, словно передразнивая, прошипел сквозь зубы:

— Убедиться? И вы хотите сказать, что убедились?

— Насколько позволило время, господин генерального штаба подполковник! — едва не срываясь, отрезал ротмистр.

— А генерал Воробанов утверждает, что вы битый час уверяли его в обратном, — подал голос штабс-капитан. — Что сведения перебежчика есть дезинформация…

— Не имею чести вас знать! — не поворачивая головы, зло бросил в ответ Листок.

— Штабс-капитан Авилов Виктор Николаевич — начальник контрразведывательного отделения штаба Кавказской армии; ваш, к слову сказать, новый начальник, — спокойно, почти ласково, отозвался офицер. — К сожалению, мы знакомы лишь по телефону, Алексей Николаевич… Так, чем вы все-таки это объясните?

Листку понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

— Это я объясняю самими обстоятельствами отравления перебежчика — прямо на допросе, от выпитого глотка воды из графина, из которого пили и другие! И если затем выясняется, что никто из заходивших в канцелярию к отравлению причастным быть не мог, то что вам оставалось предположить? Да только то, что перебежчик сам наложил на себя руки! И если добавить, что отравление произошло цианидом, который навряд ли мог оказаться в руках рядового бродяги, то у вас бы уж не оставалось никаких сомнений, что перед вами не перебежчик, а лазутчик, и все его сведения — элементарная дезинформация для введения в заблуждение относительно планов противника!

— И что же, в таком случае, изменило ваше мнение? — все тем же спокойным, умиротворяющим голосом спросил штабс-капитан.

— Новые обстоятельства, господин штабс-капитан! Обстоятельства, которые заставляют утверждать, что не было у перебежчика причин уходить из жизни. Наоборот, он пытался сохранить ее!

— Какие обстоятельства? — быстро спросил Драценко.

— У одного из братьев перебежчика, Даниил Павлович, проживающих здесь же, в Сарыкамыше, обнаружено короткое письмо. Из него явствует, что бежал он к ним, к братьям, а не к нам! И только потому бежал, что стал свидетелем разговора турецкого командующего с германским советником. Боялся расправы над армянами — вот истинная причина его появления здесь, а не желание передать информацию русским! А письмо на столе, перед вами, господин подполковник!

Подполковник опустил взгляд на стол; пальцем повертел листок бумаги…

— На турецком писано, что ли?

— На другом, видать, не мог, обучен был только турецкому… С десяти лет у них…

Драценко протянул листок штабс-капитану:

— Виктор Николаевич, взгляните, что здесь?

Ротмистра подивило, как быстро и без всяких усилий Авилов почти дословно перевел текст письма. Видать, неслучайно попал в контрразведку…

Выслушав, Драценко некоторое время молчал. Наконец, обращаясь к ротмистру уже без идиотского начальствующего тона, спросил:

— И как же письмо оказалось у брата?

— Передан контрабандистом, выходцем из Сарыкамыша. Вероятнее всего, он же и помог перебежчику пройти границу, минуя турецкие и наши позиции. Это сейчас выясняет сотник Оржанский. Он послан к командиру пограничного отряда, задержавшего армянина в районе вокзала.

Драценко вонзил в ротмистра темные глаза:

— Так, значит, сведения перебежчика все же верны? И о стратегических планах Энвера-паши обойти Сарыкамышский отряд со стороны Ольт, и об агенте в Сарыкамыше? Тогда, возможно, и перебежчика убрал он, агент? И именно за переданную информацию о нем?

В голосе подполковника вновь послышались железные нотки:

— Вы же понимаете, что он во что бы то ни стало должен быть разоблачен до приезда Государя Императора!

— Понимаю. И если армянина действительно убрал агент — а я думаю, больше некому, — то на этот счет, господин подполковник, есть одна зацепка! Дело в том, что перед смертью перебежчик успел упомянуть одну важную для нас деталь — германский полковник убеждал командующего третьей турецкой армией, что успеху стратегического плана Энвер-паши поспособствует не просто находящийся в Сарыкамыше "опытный разведчик", но агент с "Анной".

Драценко опустил голову и глянул на ротмистра из-под бровей.

— Что это, собственно, значит?

— Мы полагаем, что немец намекал тем самым Иззет-паше, что агент весьма надежный человек из русских штаб-офицеров, награжденных орденом "Святой Анны". А это означает, что если перебежчика ликвидировал именно агент, то им должен быть, во-первых, офицер, знавший, какие именно сведения сообщил армянин, а во-вторых, имеющий вышеозначенный знак отличия. А таких, по нашим соображениям, как минимум трое. Во-первых, поручик пограничной стражи Зайков, люди которого задержали перебежчика. Во-вторых, капитан Волчанов — дежурный офицер штаба, к которому тот был приведен, и, наконец, генерального штаба подполковник Лавренюк — штаб-офицер Управления дежурного генерала штаба армии, которому начальник гарнизона поручил провести подробный допрос по деталям военного плана турок. Все трое допрашивали перебежчика, и не меньше, как двое из них, имеют "Анну".

Драценко поерзал на стуле.

— И кого из перечисленных считаете наиболее вероятными?

— Проработку необходимо провести по каждому, господин подполковник. Но Лавренюка считаю в меньшей степени причастным — на допросе мы были вместе и, простите, при мне он чуть не выпил отраву. А вот по двум первым я распорядился установить негласное наблюдение. Кроме того, с поручиком в сей момент беседует сотник Оржанский — понятно, под предлогом выяснения обстоятельств задержания. Капитан же Волчанов вызван мною сюда и с минуты на минуту должен прибыть. Думаю, Даниил Павлович, что и вы бы могли поприсутствовать…