Сарыкамыш. Пуля для императора

* * *

С началом активных действий начальник гарнизона Сарыкамыша размещался в штабе, неподалеку от казарм 156-го полка. Рядом же находились двухэтажные, красного кирпича дома офицерского состава, квартиру в одном из которых занимал и ротмистр Листок. Так что до штаба он добрался быстро.

— Вас ждут! — кивнул на дверь начальника адъютант штабс-капитан Сивцов.

— Что за спешка? — переведя дыхание, спросил Алексей Николаевич. — Стряслось что?

— Да уж… — мрачно отозвался адъютант и предупредил: — Подождите, сейчас доложу!

Через минуту ротмистр Листок стоял перед начальником гарнизона генерал-майором Воробановым, коего оставил всего несколько часов назад. Ему Алексей Николаевич был представлен недавно, сразу по приезду в гарнизон, но и столь мизерного времени хватило, чтобы через почти ежедневные доклады и совещания сложить о нем мнение весьма благоприятное. Особенно после вчерашнего общения. Листок хорошо помнил первое впечатление — невысокого роста, в изящно сидящей на нем генеральской форме, с гордой осанкой, не позволявшей поворачивать голову иначе как всем туловищем. Говорил генерал негромко, спокойно, слушал со вниманием, а торчащие на щеках пышные бакенбарды времен прошлой русско-турецкой войны, участником которой он действительно являлся, невольно вызывали благоговение и наводили на мысль о мудром, опаленном сражениями "слуге царю, отце солдатам"; Правда, была одна странная, не вяжущаяся с этим представлением деталь, слышанная им от обер-офицеров Кубинского полка, прибывших в Сарыкамыш по ранению. Якобы временно замещая убывшего в Тифлис начальника 39-й дивизии генерала Де-Витта, Воробанов устраивал смотры только что вышедшим из боев полкам и в весьма грубых выражениях распекал господ-офицеров за неряшливый вид не успевших привести себя в порядок солдат. Это было тем более странным, что здесь, в Сарыкамыше, в тылу действующей армии, генерал в словах и эмоциях был неизменно сдержан — как в сношениях с офицерами, так и нижними чинами. Заметную нервозность, как успел приметить Алексей Николаевич, проявлял генерал лишь в тех случаях, когда сталкивался с внезапно возникшими проблемами, решение которых требовало его немедленного и личного участия.

Вот и сейчас, войдя в кабинет воинского начальника, по возбужденному тону в голосе, с каким он встретил появление ротмистра, Листок понял, что произошло нечто, нарушившее его душевное равновесие.

— Отчего так не скоро, господин ротмистр? — раздраженно воскликнул Воробанов.

— Виноват, Ваше Превосходительство! Не повторится… — извинился Листок.

— Садитесь! — бросил в ответ генерал.

Алексей Николаевич прошел к столу и сел напротив.

— Что-то случилось, Николай Николаевич? — спросил он, поскольку Воробанов, угрюмо уставившись красными глазами на лежавшие перед ним бумаги, внезапно замолчал.

Генерал пробарабанил ногтями по столу и поднял голову:

— Да, случилось, Алексей Николаевич! Час назад привели перебежчика — какого-то турецкого армянина. Несет черт знает что! Якобы Энвер-паша — этот возомнивший себя "Наполеоном" военный министр чертовой Османии — самолично прибывает в Эрзерум, где, как известно, располагается штаб-квартира третьей турецкой армии, и более того, якобы его прибытие связано с началом общего наступления турецких войск в соответствии с его дьявольским планом: обойти наши основные силы с фланга и, захватив через Ольты Сарыкамыш, перерезать пути на Карс! Вы представляете, что это означает?!

Воробанов вдруг выпучил глаза на Листка.

— Они ударят по тылам и откроют себе дорогу на Тифлис и все Закавказье! И это произойдет здесь, в Сарыкамыше! Это же крах всей Кавказской армии! А у меня войск-то — две дружины ополчения да два безоружных батальона!

Теперь комендант смотрел на молчавшего ротмистра так, словно вопрошал — ну, как, впечатлило? Ты понял весь ужас положения?

Листок осторожно предложил:

— Быть может, доложить в штаб первого корпуса?

— Алексей Николаевич, голубчик! — вскрикнул в сердцах Воробанов. — Георгий Эдуардович[3], как и мы с вами, глубоко убежден, что общее наступление турка начнется не ранее весны! А если и начнется, то непременно в направлении сарыкамышского отряда, через Пасинскую равнину, ибо наступать в обход зимой, через непроходимые горные дороги Восточной Анатолии, в полуметровом снегу и без соответствующего обмундирования — есть самоубийство! Так что ни о чем-то другом Берхман и слышать не желает! Вы думаете, наш армянин единственный информатор? Говорят, казачки Баратова[4] целого курда-полковника взяли с документами по наступлению на Ольты, да только, подлецы, не довели до штаба — зарубили при конвоировании! Ну и что? Берхман на устные донесения только отмахнулся — говорит, все это солдатские байки! Так что, прежде чем докладывать наверх, надо быть на двести процентов убежденным в надежности источника! Вы меня поняли?

"Похоже, страхуется!" — невольно подумал ротмистр, но тем не менее утвердительно кивнул:

— Понимаю, Ваше Превосходительство — надобно все проверить!

— Вот именно, Алексей Николаевич! Затем вас и вызвал. Займитесь этим немедленно! Сейчас перебежчика допрашивает генерального штаба подполковник Лавренюк из инспекторского отделения Управления дежурного генерала штаба армии. Два дня как прибыл для контроля снабжения фронта. Офицер грамотный, хороший штабист, но, к сожалению, не из жандармов — не хватает опыта в подобных делах! Так что от вас требуется в кратчайшие сроки установить, что за фрукт этот перебежчик и возможно ли доверять его информации. Понятна ли задача, Алексей Николаевич?

— Точно так, господин генерал! — кивнул ротмистр.

— Ну, а коль понятно… В общем, перебежчик сейчас в канцелярии сто пятьдесят шестого полка. Лавренюк о вас предупрежден, так что без промедления займитесь этим делом, а к концу дня жду ваших выводов! Да, еще! Подполковника пришлите ко мне — он нужен здесь! Все, Алексей Николаевич, идите!

Листок встал и, склонив голову, вышел.