"Вы просто не знаете, куда смотреть". Часть первая: "Бармен и его Швабра"

Глава 7. Односолодовый Директор

— Чел, ты меня засунешь в эту стрёмную конуру? Рили? Не надо так!

— Это точно такая же комната, как моя, — сказал я терпеливо. — Просто забита хламом. Если его вынести, открыть окно, отмыть и вычистить, будешь жить кум королю.

— Это ж какой гемор, чел!

— Камера в тюрьме тебе нравится больше?

— Блин, чел, не надо так! Ты меня теперь вечно будешь тюрягой стремать?

— До тех пор, пока ты не уяснишь, что никто тут тебе ничего не должен, а вот ты — ещё как. В любом случае, раскладушка в моей комнате — это было один раз и больше ни за что. Так скрипеть зубами во сне — это нечто! Мне снились фрезерные станки и лесопилки.

— Чел! Давай просто перенесём раскладушку, чел! Например, вниз…

— Я не оставлю тебя наедине с пивным краном. Он явно наводит тебя на криминальные мысли.

— Чел, ну какой криминал, чел? Это же просто пивцо!

— Ты видел, чтобы я или уборщица пили в баре?

— Не, чел, рили, не видел, чел. Вы трындец странный пиплз, чел. Я бы пил. Я бы лёг под краном, раскрыл рот и не закрывал его, чел! Это был бы парадайз, чел! Может быть, я бы лопнул, но лопнул счастливым!

— И зачем мне в баре лопнувший ты? Те, кто работает в баре, в нём не пьют. Это правило для всех.

— Рили, чел? — уныло переспросил панк.

— Абсолютли.

— Шит. Факинг шит. Чел, я умру так, чел!

— Ты слишком молод для алкоголизма, так что выживешь. В крайнем случае, в городе есть доктор. Как заключённый на общественных работах ты имеешь право на бесплатную медицинскую помощь. А сейчас вперёд, разбирать кладовку.

— Блин, чел, я думал, что это я говночел… Но ты рили говнее.

— Так я и постарше буду.

***

Кофе и выпечка приносят нам дневную кассу, но с ними бар превратился в гибрид женской гостиной и подросткового клуба. Сначала я сдвинул время открытия на час. Потом ещё на час. Потом сразу до полудня. Потом… В общем, теперь открываю в девять утра, но некоторые дамы ворчат, что надо раньше. А спать я когда буду? Почему бы им не ходить в кафе к Мадам Пирожок? Всё равно выпечка та же.

Швабра наотрез отказалась выходить на работу в такую рань, поэтому, определив Говночелу фронт работ, я, зевая, начал составлять стулья на пол сам. С утра на столах нет пепельниц, но лёгкий запах табака витает. Дети и женщины в моём баре не курят. Таково правило, и оно по разным причинам всех устраивает, хотя некоторые дамы выбрасывают сигарету у входа и закуривают сразу, как выйдут. Здесь вообще почти все курят, сначала я удивлялся, но потом привык.

— Когда вы поставите витрину с мороженым? — спросила меня Училка Два Мохито, располагаясь за стойкой.

Сегодня она мохито не закажет, не понедельник. Выпьет кофе, съест кусок пирога и уйдёт. Комплот местных жён её принципиально не кооптирует. «Я чёрная, я приезжая, а главное, у меня нет мужа, — объяснила она мне. — А значит, трижды третий сорт, да простит меня за это определение арифметика». Но продолжает приходить, демонстративно игнорируя тех, кто игнорирует её.

— Никогда, — кратко ответил я, запуская кофемашину.

Освоился с агрегатом и теперь почти его не боюсь. Разве что самую капельку, когда надо снять панель и подтянуть шланг. Мне всё время кажется, что он вдруг клацнет, как зубастой челюстью, и отфигачит мне руку по локоть.

— Почему, Роберт? — она так произносит это «Роберт», что я иногда думаю: «А не из-за меня ли она приходит сюда почти каждый день?» Сложно найти менее подходящего человека для отношений, чем я, но, возможно, так проявляется инстинкт матери-одиночки. Училка — умная женщина, но инстинкты сильнее.

— Потому что это не кафе, а бар. Ваши ученики и так вынудили меня завести холодильник с лимонадом, что уже на грани приличия для такого неприличного заведения, как моё. Но в лимонад можно хотя бы добавить водки, сделав коктейль. Мороженое? Я вас умоляю. Что дальше? Цветы? Кружевные занавески? Вышитые салфетки с котятками? Детское меню?

— Почему нет? — смеётся Училка. — Знаете, я бы предпочла, чтобы дети были хотя бы под таким надзором, как ваш.

— Я не люблю детей, они отвечают мне взаимностью, но мне доводилось слышать, что детишки не переносят надзора. Хватит с них и школы со строгой учительницей… — постепенно я привык к исходящим от Училки педагогическим эманациям, и мне даже не требуется постоянно протирать стаканы. Все мы ушиблены школой.

— Почему-то с содроганием жду начала учебного года, — призналась женщина. — Как будто кончится лето — и всё. Словно каникулы держат что-то на паузе, а потом полетит-покатится…

— Все ждут осени, как будто Силы Зла летом отдыхают, а первый школьный звонок будит их, призывая из адских глубин, или где там они проводят обычно каникулы.

— Если бы вы поработали в школе, Роберт, — вздохнула Училка, — эта идея не казалась бы вам такой уж забавной.

***

Попрощалась и ушла Училка, отщебетали своё за кофе Приличные Жёны Достойных Мужей, как именует себя этот дамский курятник. Первая дневная пауза. Смена посуды. Кофейные чашки и тарелки из-под пирога отправились в мойку, дожидаться Швабру. Приходит время лимонадных стаканов.

Подростки меня предсказуемо раздражают и почти не приносят денег, но хуже всего — они бесят Швабру, которой обидно быть уборщицей при одноклассниках.

— Ненавижу их, — сообщила она мне, явившись, как всегда, ровно в полдень.

Уборщица теперь работает с полудня до полуночи, и это, наверное, не совсем правильно. А может, даже и незаконно, ведь она несовершеннолетняя. Но всех всё устраивает, особенно её. Из-за сверхурочных. Моей помощнице по-прежнему нужны все деньги мира, но она готова начать с моих.

— Чего так? — спросил я рассеянно.

— Вонючие снобы. Смотрят на меня как на самоходную швабру.

Я, не удержавшись, хмыкнул, за что был прожжён насквозь злобным подозрительным взглядом.

— Что такое? Чего ты хмыкаешь, босс?

— Ничего.

— Нет, ты надо мной смеёшься!

— Успокойся, над тобой я только плачу.

— Почему? — ещё сильнее ощетинилась девушка.

— Потому что очень жадный. Каждый раз, как выдаю тебе жалование, ухожу в сортир рыдать.

— Что-то я не замечала твоих слёз!

— Я не делаю это мимо унитаза.

— Тьфу на тебя, босс! Но учти, я еле сдерживаюсь, чтобы не плюнуть им в лимонад!

— А ты сдерживаешься?

— Можно я не буду отвечать на этот вопрос под присягой?

— Слушай, — осенило меня вдруг, — есть идея.

— Босс, ты меня пугаешь!

— Она принесёт тебе денег.

— Пугай дальше!

— Не хочешь поработать стажёром бармена?

— Как ты себе это представляешь?

— Сейчас ты с унылым видом слоняешься по залу с тряпкой или подпираешь стену со шваброй в обнимку на глазах у твоих одноклассников. А представь, что ты встречаешь их, за стойкой? Наливаешь лимонад, подаёшь пирог, а главное — берёшь у них деньги!

— Мне нужны деньги!

— Будешь получать процент с продаж.

— Ой, что они там покупают! Больше понтов.

— И чаевые.

— От этих жадин?

— И это помимо обычной почасовой оплаты.

— Хм… А что-то в этой идее есть.

— Тут главное статус. Что написано на той табличке?

— «Мы можем отказать вам в обслуживании без объяснения причин. Администрация», — прочитала Швабра.

— Вот. Если ты бармен, то сама решаешь, кого обслуживать, кого нет.

— Серьёзно? Я могу выгнать любого из этих надутых болванов пинком под зад?

— Тогда ты не получишь с него денег.

— Босс, нельзя ставить девушку перед таким тяжёлым выбором!

— Жизнь — боль, поверь мне.

— Ладно, допустим, я согласилась. А ты что будешь в это время делать, босс?

— Спать пойду, — душераздирающе зевнул я, — из-за нового графика постоянно не высыпаюсь…

Я ни секунды не сомневался, что Швабра согласится. И она, разумеется, согласилась.

***

Разбудил меня стук в дверь.

— Босс, а босс!

— Чего тебе?

— Уже пятый час, скоро подтянутся твои алкаши, а мне нельзя торговать алкоголем.

— Дай мне пару минут.

— Зачем? Ты там, надеюсь, не голый?

— Какая тебе разница, дверь закрыта.

— А вдруг я себе это представлю и меня стошнит? Голые мужики омерзительны. Не давай мне повода, босс.

— Убирать блевотину — это обязанность уборщицы.

— А вот и нет! Моя обязанность — убирать в баре! А второй этаж это уже не бар! Это типа твоё жилье и всё такое. Приватная территория, убираешь сам. Кстати, выходит у тебя паршиво, тут кругом пыль и на полу разводы. А ещё куча какого-то хлама в коридоре, я еле прошла.

— Ох, — спохватился я, выходя, — я и забыл про него. Это мой подкидыш вьёт себе гнёздышко в бывшей кладовке.

— Слы, чел, — сказал высунувшийся в коридор панк. Он стал гораздо грязнее, чем был утром: потёки пота по чумазому лицу, серые от пыли руки, паутина в растрёпанных волосах. — Зырь, чо я надыбал, чел! Это рили круто! Отвал всего, чел!

— Ну, что там? — спросил я, с тоской созерцая превратившийся в свалку коридор. Удивительно, как это помещалось в небольшой комнате.

Панк выволок на свет небольшой винтажный сундук из потемневшего дерева.

— Во, гля! — он потянул за ручку, и тот раскрылся вверху, разложившись на две части лесенками, как переносной ящик для слесарного инструмента.

Вот только инструмент этот не слесарный.

— Вот это найфы, чел, скажи? Рили, кул! Такими кого хочешь подрезать можно! А это, гля! Колья! Заточенные, прикинь, чел! Фигасе у тебя коллекция, чел. Во ты кринжмэн, рили!

Содержимое сундука напоминает канонический набор охотника на вампиров: массивное металлическое распятие, острые деревяшки, жутковатого вида ножи, аптечные флаконы тёмного стекла — не исключено, что со святой водой, — самопальные наручники как бы не из серебра, толстые кожаные перчатки с металлическими накладками, защитные очки на ремешке, инструменты, похожие на примитивный набор средневекового хирурга, и крючья с резьбой, видимо, для фиксации жертвы к деревянным поверхностям. Я бы принял это за попытку косплея Ван Хельсинга, если бы не выглядящий совсем не старинным комплект для снаряжения патронов — пресс, пулелейка, банка с порохом и так далее. Сами патроны тоже в наличии. Интересно, они подходят к тому дробовику, что спрятан у меня под стойкой? Отчего-то мне кажется, что да. И пули в них почти наверняка серебряные. Какая прелесть.

— Слы, чел, нафига тебе это всё вообще? Знаешь, это, конечно, кул и всё такое, но чот я начинаю тебя рили сцать. Гля, колья как будто даже в засохшей кровище.

— Любительскому театру, который захочет поставить спектакль по мотивам любимой радиопостановки, не придётся долго искать реквизит. Эй, у вас при школе случайно нет театрального кружка? — я поднял глаза и увидел, что Швабра стоит белая, как простыня, глаза её полны ужаса, а руки прижаты ко рту. — Ты чего?

Она метнулась мимо меня и исчезла в туалете. Оттуда донеслись звуки рвоты. Я огляделся. Омерзительных голых мужиков в коридоре не появилось, значит, дело не в них.

— Чой-та с жабой, чел? — озадачился панк.

— Может, съела чего-нибудь, — я закрыл ящик и поднял его с пола. Тяжёлый!

— Эй, чел, ты его что, забираешь, чел?

— А что, ты собирался сегодня ночью поохотиться на вампиров?