Звезды и полосы (сборник)

1

Теперь обратимся к России. Судя по некоторым достаточно внятным признакам, ей предстоит сыграть в истории нового мира особую роль. Впрочем, для России это дело обычное. Либо в силу провиденциального предназначения, если, конечно, считать, что такое предназначение вообще может быть, либо в силу специфики подсознательных этнокультурных констант, но Россия всегда играла в истории какую-то особую роль. Она то погружалась в бездны исторического небытия, и тогда само имя ее надолго забывалось Европой, то вдруг возникала, как будто из ниоткуда, и энергией деяний своих сотрясала весь мир. То она переживала трагедии, казалось, сокрушавшие ее навсегда, то внезапно восходила к вершинам, которых не достигал никто, кроме нее.

Николай Бердяев назвал это антиномичностью – стремлением к крайностям, к максимуму бытия или небытия. Самой судьбой, по-видимому, России не суждено было существовать в качестве благополучной среднеевропейской страны. Она признавала только блистательные победы или сокрушительные поражения.

Сейчас положение России стало неопределенным. С одной стороны, потеря долларовых резервов, вне всяких сомнений, отрицательно сказалась на ней, с другой стороны, Россия не настолько была привязана к экономике США, чтобы вслед за ней низвергнуться в пропасть. С одной стороны, падение мировых цен на нефть поставило ее в очень трудное положение, с другой – после распада Соединенных Штатов заметно повысился ее статус как мировой державы.

А неопределенность эта, в свою очередь, порождена была тем своеобразным путем, которым Россия двинулась после первых либеральных реформ.

В экономике существует легенда о «ресурсном проклятии». Суть ее в том, что страны, не имеющие больших природных ресурсов, вынуждены развивать высокотехнологичное производство, в результате – модернизироваться и неуклонно идти вперед. Напротив, страны, обладающие избытком природных ресурсов, могут существовать на довольно низком технологическом уровне, в основном добывая и продавая сырье. Необходимости в непрерывной модернизации у них нет, проще поставить «трубу» и качать дивиденды. То есть, наличие дешевых ресурсов не стимулирует, а тормозит развитие.

Более того, считается, что этот же фактор в значительной мере определяет и политическое устройство страны. Во всяком случае, аналитические исследования, проведенные международными институтами, показывают, что существует зависимость между ценой на нефть и уровнем демократического развития основных нефтедобывающих стран. Эту зависимость можно представить так: чем выше цена, тем менее развита демократия.

В начале двадцать первого века России предстояло сделать исторический выбор. Она могла двинуться по пути дальнейших реформ, стимулируя бизнес и модернизируя производящую экономику – правда, этот путь требовал внедрения реальных свобод, что, конечно, ограничивало всевластие и доходы правящей российской элиты. Или Россия могла свернуть к централизованным формам управления экономикой, при которых власть и государственные доходы остаются в распоряжении небольшого круга людей, но при этом, разумеется, необходимо было, во-первых, поставить под контроль бизнес, который должен был понимать, кто есть кто, а во-вторых, минимизировать критику со стороны политической оппозиции.

Возможно, выбор был сделан в результате ожесточенной борьбы. Возможно, в руководстве России сталкивались разные силы и возникали острейшие противоречия. Мы ничего не знаем об этом. Картина, по-видимому, прояснится опять-таки лишь через много лет, когда будут написаны мемуары и рассекречены соответствующие документы. Однако ретроспективный анализ показывает, что победила вторая, «ресурсная», точка зрения и решающим аргументом здесь, видимо, послужило неожиданное, не предугаданное никем, стремительное повышение мировых цен на нефть. Если в 1999 году баррель нефти стоил всего 11 долларов, то к середине 2008 года его цена достигла уже 140 долларов с лишним. Соответственно выросли и цены на газ. На Россию, основные доходы которой составлял экспорт сырья, хлынул денежный дождь. Выяснилось, что вовсе не нужно осуществлять трудоемкие и рискованные реформы, которые еще неизвестно к чему приведут, проще действительно – поставить «трубу» и качать прибыль оттуда. Тут хватит и на возрастающие запросы элиты, и на социальное умиротворение россиян, которым также необходимо было что-нибудь дать.

Решение выскочило как бы само собой.

Примерно с 2002 года в России началось целенаправленное строительство нового государства.

Прежде всего был поставлен под контроль крупный бизнес. Пользуясь привлекательной для россиян идеологемой о «равноудаленности олигархов», властные структуры России обрушили мощный удар на тех российских предпринимателей, которые пытались играть самостоятельные роли в политике. В результате одни были вынуждены эмигрировать (а принадлежавшие им крупнейшие телевизионные каналы страны перешли под контроль президентской администрации), а другим, глупо упорствующим, были предъявлены разного рода уголовные обвинения. В частности, глава нефтяного концерна «ЮКОС» был признан виновным в присвоении чужого имущества, неуплате налогов и осужден на срок в девять лет. Кстати, основные активы «ЮКОСа» были сразу же приобретены весьма загадочной компанией «Байкал Финанс Групп», представлявшей, как позже выяснилось, интересы «Роснефти», которую, в свою очередь, возглавлял близкий друг и соратник тогдашнего российского президента.

Это была очень показательная демонстрация силы. Эффективный бизнес в России невозможно было вести, не нарушая те или иные законы. Любой бизнесмен, особенно крупный, обязательно был хоть в чем-нибудь да виноват, и потому карающий меч правосудия мог опуститься на каждого. Выводы в бизнес-среде были сделаны незамедлительно. Один из знаковых олигархов безропотно уступил государственному концерну «Газпром» пакет акций принадлежавшей ему нефтяной компании, а другой олигарх, выражая, по-видимому, общее мнение деловых российских кругов, заявил в интервью газете «Financial Times», что готов в любой момент поступить точно так же. «Если государство скажет, что ему это нужно, я это сделаю. Я не отделяю себя от государства. У меня нет других интересов».

Одновременно начал осуществляться и «партийный проект»: построение «партии власти», способной гарантированно победить на выборах. Ядром ее стал огромный массив чиновников, приводящих в движение рычаги российского государственного механизма. А возглавил это политическое объединение человек, лично преданный президенту России.

Опираясь на консолидированное телевидение, высвечивающее отныне лишь определенный ландшафт, на административный ресурс в лице послушных региональных властей, на личную популярность российского президента, которая в тот период достигла невероятных высот, «партия власти» успешно выиграла сначала одни выборы, затем – другие и получила в парламенте устойчивое большинство голосов. Демократические силы России были маргинализованы и вытеснены на периферию, российский законодательный орган превратился в рутинный штемпелевочный механизм, послушно утверждающий любые указы Кремля. Никакая реальная оппозиция там была невозможна. И лидер «партии власти», ставший, разумеется, председателем Государственной Думы, имел все основания заявить, что «парламент – это не место для дискуссий».

Далее были откорректированы законы о выборах, о средствах массовой информации, об общественных организациях, права которых были значительно сокращены, о российских губернаторах, ныне, фактически напрямую, назначаемых из Кремля, и весь этот комплекс политических мер был обозначен как «суверенная демократия».

Вот теперь можно было заняться делом. В России начали возникать гигантские корпорации, бравшие под контроль целые отрасли российского производства: авиастроение, судостроение, коммунальное хозяйство, перспективные инновационные технологии. Причем, в отличие от западных корпораций, которые возникали сами собой и значит вынуждены были существовать в острой конкурентной борьбе, российские корпорации создавались исключительно государством, а потому сразу же наделялись колоссальными привилегиями. Известный петербургский экономист писал: «Образуются эти корпорации примерно так. Берется большой пакет государственных активов, к нему присоединяются частные (покупаются, разумеется, но только попробуй им не продай!), а затем все это объявляется госкорпорацией, которой управляет уже не правительство, а ответственные товарищи, назначаемые лично президентом РФ. За безубыточность эти новообразования не отвечают и банкротству не подлежат. Зато щедро накачиваются бюджетными средствами».

Или, как писал другой известный экономист: «Суть этой модели – в государственном перераспределении ресурсов «своим». Ее главный принцип – приватизация прибылей, национализация убытков: «своим» предоставляются все возможные льготы, «чужим» – налоговые претензии, завышенные требования и ограничения».

Иными словами, доходы госкорпорации в основном оставляют себе, а убытки, если они случаются, перекладывают на государство.

Любопытно, что россияне против этого не протестовали. Во-первых, разумеется, мало кто понимал, что в действительности происходит: для этого надо было владеть основами экономической аналитики, а во-вторых, «золотой дождь», начавший орошать Россию вместе с ростом цен на сырье, не оставался целиком в социальных верхах, часть его просачивалась и вниз: экономика России стабилизировалась, доходы россиян неуклонно росли, перед ними, как им казалось, открывались вполне благоприятные перспективы. К тому же ощутимо подрос и международный статус России, голос «энергетической сверхдержавы» начинал звучать все более громко, уверенно, «в полный рост». Это создавало ощущение психологического комфорта: нас уважают, с нами считаются, мы более не являемся предметом сочувствия или насмешек.

По сравнению с хаосом недавних реформ это было несомненное достижение. Россияне вновь почувствовали себя гражданами сильной и великой страны. Ничего удивительного, что они дружно голосовали за «партию власти»: пусть лучше так, чем то, что было всего лишь несколько лет назад.

В общем, все были более-менее удовлетворены. «Верхи» пилили бюджет, становясь постепенно миллионерами и миллиардерами, взрастая, ширясь и утверждаясь в среде глобальных элит, а «низы», куда часть «опилок» все-таки просыпалась, согласны были это терпеть, лишь бы избежать потрясений и нищеты.

Избранный путь оказался практически оптимальным.

И, вероятно, Россия, к тому же имеющая до сих пор ядерное оружие, могла бы существовать в данном статусе еще много лет, скорее всего, медленно угасая, поскольку создать крепкую производящую экономику «партии власти» все-таки не удалось, но мир неожиданно изменился, произошло перераспределение социальных ролей, сдвинулись в глубине какие-то тектонические пласты – выступила на авансцену истории сила, впервые обозначившая себя полвека назад.