Встреча в пути

4

Отоспавшись, Оленька заскучала. Купаться не хотелось. По утрам, когда купалась тетя Наля, она еще спала, а днем у реки всегда можно было встретить кого-нибудь из дачников. Они купались, полоскали белье. Тетя Наля сводила ее однажды на городской пляж, это было совсем неподалеку, отправились вдоль берега прямо в купальниках. Оленька помочила там лишь кончик ноги с розовыми от лака ногтями. Вода показалась ей нечистой, а обитатели пляжа слишком шумными, от их визга и хохота у нее разболелась голова, и она поторопилась уйти.

На тети Налином участке ей было уже все известно, да и, если признаться по-честному, не интересовал он Оленьку совсем. Ну, посмотреть на цветы еще куда ни шло, а остальное… Поливка же оказалась просто-напросто адской работой. Потаскай-ка лейку! Еще эти комары!.. Правда, когда поливала тетя Наля, коричневая от загара, совсем молодая в своей белой войлочной шляпе, у нее это получалось даже красиво. Взглянув на нее однажды в такую минуту, Оленька почувствовала вдруг приступ острого недружелюбия к тетке. Если бы она умела анализировать свои чувства, она поняла бы, что это просто самая черная зависть. Да, да! Оленька завидовала тому, что тете Нале работается так легко и красиво, что тетка так много знает и умеет, что она может жить на этой дурацкой даче и ее нисколько не угнетает, что умываться здесь надо из жестяного умывальника ледяной водой, а душ вовсе и не душ, а дощатый ящик, кое-как вымазанный известкой.

Оставалось только загорать, чем Оленька и занималась самым усердным образом. Но загар не приставал к ее белой коже, она только порозовела и облупилась. Это огорчало Оленьку до слез.

Тетя Наля не предлагала ей теперь поливать и вообще не заставляла ничего делать. Мыла полы, а Оленька в это время валялась на тахте, разложив вокруг себя иллюстрированные журналы. Ей было, правда, немного совестно, да ведь не будь ее, Оленьки, тете Нале все равно пришлось бы это делать. Но Оленька чувствовала, тетка все время помнит о ее присутствии, больше того, даже наблюдает за ней. Однажды у тети Нали вырвалось:

— Ничего-то ты не знаешь о жизни, Ольга! Как говорил Дерсу Узала: «Глаза есть, а гляди нету».

Оленька не обиделась. Что поделать, если ей не интересно? «И вообще, не всем же быть такими, как тетя Наля», — мысленно говорила она матери.

Скука, раздражение, недружелюбие к тетке однажды так придавили Оленьку, что высказалась вслух:

— Тут можно одичать, на этой вашей даче.

Тетя Наля пересаживала на террасе цветок, захирел он или еще что, Оленька не поинтересовалась. Она, по своему обыкновению, лежала на тахте и от нечего делать наблюдала в открытую дверь, как тетка возится с землей и глиняными черепками.

— Одичать? — тетя Наля присела на низкий барьер и локтем убрала с лица упавшую белую прядь. — Не знаю, кому как, а я набираюсь здесь сил. На работе иногда с таким столкнешься!.. Вообще, с людьми. Жить не хочется. А здесь деревья, трава, река. Их близость значит очень много. Разумеется, если ты их любишь.

Оленька хотела напомнить про транзистор, тетя Наля и тут, на даче, его из рук не выпускает, но поленилась, а тетка добавила низким, Оленька еще не слышала у нее такого, голосом:

— Люди ведь не зря выдумали миф об Антее. Земля… она не только нас кормит…

Ей хотелось сказать племяннице о том, что она становится здесь, наедине с природой, сильнее и чище душой. Все мелкое, лишнее, суетное спадает здесь с тебя, как пожухлая листва с дерева осенью… Но промолчала. А Оленька уловила это, недосказанное теткой, и едкая горечь вдруг тронула ей сердце: почему все эти простые вещи — природа, книги, работа — доставляют тете Нале столько радости, а ей, Оленьке, — нет? Тетя Наля уже седая, ей уже все должно надоесть, а Оленька так полна сил, ожидания. Это ожидание уже истомило ее, а радость, которую она ждет, все не приходит.

Поужинали, и Оленька заторопилась в постель. Но не уснула, как всегда, а лежала на узкой теткиной кровати, вытянувшись в струнку, и слушала шум поездов за окном.

А может, этой радости и вообще никогда не будет?

Было обидно. Как в детстве, когда пообещают игрушку и не купят. Оленька заснула с трудом, скомкав простыни и подушки.

А утром тетя Наля объявила, что они едут в город. Тем более, что погода испортилась. Дождь еще не шел, но лохматые серые тучи нависли низко, сопки стали сизыми до черноты. А в городе шиферные крыши домов, напротив, посветлели и казались под хмурым небом почти белыми.

Может, потому что не было солнца, квартира тети Нали показалась Оленьке темноватой. А может, она казалась такой потому, что все стены в ней были заставлены книгами? Зимой, наверное, в такой квартире уютно. Мебель хорошая, полированная и современная, но только самое необходимое. Было много ваз: хрусталь, керамика, дерево. Большая высокая ваза стояла у балконной двери на полу.

— Я в нее багульник ставлю, — объяснила тетя Наля. — А осенью ветки боярышника. Они яркие и держатся долго.

Она и на этот раз привезла с собой цветы. Поставила их на кухню и по две ветки в комнаты.

А Оленька бродила по квартире и представляла себе, как тетя Наля возвращается сюда с работы, принимает здесь друзей. Оленька не замечала, что пытается проникнуться мыслями и чувствами тетки, ее мироощущением.

Прошлись по магазинам, и тетя Наля купила Оленьке роскошное белье из японского нейлона. Еще Оленьке очень понравились запонки из уральского самоцвета. Она пожалела, что так бездумно потратила деньги, которые мать дала ей на дорогу. В купе ехали военные летчики, они все время приглашали Оленьку в ресторан, угощали всякими деликатесами, а потом у них не осталось денег даже на чай. И угощать стала Оленька. Тетя Наля задержала взгляд на ее лице и купила запонки. Оленька так обрадовалась, что бросилась ей на шею.

На следующий день сходили в краеведческий музей, в библиотеку, зашли на работу к тете Нале в издательство, и она взяла там какую-то папку с рукописью, хотя отпуск у нее еще и не кончился.

Вечером отправились в театр на оперетту, что была в городе на гастролях. Костюмы у артистов были хорошие, и танцевали артисты неплохо, но голоса были слабые. И Оленька заскучала, принялась разглядывать стены и потолок зала, соседей по ряду. А тетя Наля слушала внимательно. Она была очень хороша в своем строгом темном платье с белой вставкой на груди. Оленька заметила: мужчины обращают на нее внимание. И ставшее уже привычным недружелюбие к тетке сменилось ликующей гордостью. Сказала ей:

— А вам нравится, верно?

— Не очень, — неожиданно возразила тетя Наля. — Очень уж у них бедный оркестр. Да и солисты…

Оказывается, тетя Наля заметила все те недостатки, что бросились в глаза и Оленьке. Почему же в таком случае она слушает так внимательно?

— Не будешь же мешать артистам работать, — объяснила тетя Наля.

Она даже припасла с собой два гладиолуса, белый и красный, и вручила их самой молодой танцевальной паре. Оленька видела, каким счастьем озарилось при этом еще совсем детское лицо юной балеринки. Парень отнесся к цветам сдержанно, но и ему не удалось скрыть своей радости. А Оленька опять подумала о тете Нале: хорошо ей, она всегда знает, как поступить!

На следующий день поехали на Байкал. Жить все три дня пришлось не в гостинице, а в какой-то избе, ночевать на чьих-то постелях, застланных овчиной. Правда, тетя Наля взяла с собой простыни. Умывались во дворе из ковша ледяной водой. По вечерам донимали комары. И было довольно свежо. Хорошо, тетя Наля запаслась теплыми вещами. Короче, почище, чем на даче. Однако Оленьку это как-то не огорчало, не задевало. Поразил Байкал. Дышащая прохладой громада воды, скалы, темная сосновая хвоя, куда ни бросишь взгляд. Оленька не знала, на что смотреть, то вскидывала голову к изломанной гряде сопок, то спешила не упустить взглядом прозрачную волну у своих ног, сквозь которую просматривались разноцветные камешки. И что-то зрело в душе, неясное еще, непривычное, чего она не могла бы передать словами. Во всяком случае, это чувство было таким же большим, значительным, как и все тут, на Байкале. Оленька притихла и все отводила глаза от всевидящего взора тетки.

По ночам не спалось. Прислушивалась, как грохочет о каменные валуны байкальская волна, и думала, думала. Обо всем сразу.

Странно! Прожили на Байкале всего лишь три дня и ни о чем серьезном не разговаривали. Пытались ловить удочкой омуля, не поймали, и все же попробовали этой необыкновенной рыбы, испеченной на рожне, угостил старик, местный житель. Карабкались по каменистым тропам в поисках ягод, замирая на месте при виде пышнохвостых рыжих белок, взлетающих по сосновым стволам, слушали по вечерам у костра под звездным небом рассказы бывалых людей-таежников. Но эти три дня словно бы подвели какую-то черту под всем тем, что принесла Оленьке эта поездка.

А в начале последней недели августа она уезжала.

Напоследок тетя Наля приготовила прямо-таки царский ужин с шампанским. Стол был накрыт крахмальной скатертью, в хрустальной вазе также снежно белели астры. Когда пора было уже вставать и браться за чемоданы, тетя Наля проговорила задумчиво:

— Твоя мать просила меня поговорить с тобой. А я вот так и не собралась.

И тут Оленька, помолчав, решилась:

— Тетя Наля, а вы не жалеете? Что ваша жизнь сложилась именно так?

Тетя Наля снова опустилась на свой стул.

— Знаешь, по-другому я, наверное бы, не смогла. Да и о чем жалеть? Твои тетки и дядьки выросли достойными людьми. Это ведь тоже что-то значит. Тем более, что досталось все это не просто, не легко.

Оленька кивнула. Мать рассказывала…

— Помнишь? — спросила тетя Наля, снова поднимаясь:

Стоит жить, чтоб в землю врезать
След поглубже, позаметней.
Чтоб твое осталось дело,
Словно дуб тысячелетний…

Кто это сказал? Муса Джалиль, верно. Ну, вон и машина уже подошла.

На перроне попрощались шутливо. Но когда закопченные пристанционные здания стронулись с места и улыбающееся лицо тети Нали поплыло в окне вагона, Оленька торопливо высунулась из окна. Она поняла вдруг, что не хочет потерять, расстаться навсегда ни с тетей Налей, ни с тем, что окружало тетку и чем она жила, а главное — с теми мыслями и чувствами, что пробудились у нее, Оленьки, за это время, пока она гостила здесь. Даже с теми из них, что причинили ей горечь и боль. Она словно бы очнулась тут от долгого бесчувственного сна…

Рот тотчас же забило ветром. Торопливо глотая его, Оленька крикнула звонко:

— Я приеду!.. Тетя Наля, я вернусь сюда.

И рассмеялась счастливо, испытывая огромное чувство облегчения.

Дождливый ноябрь