Встреча в пути

Приведя в порядок дом, принялся за усадьбу: выстроил теплицу, насадил сад. Одного не хватало им с Антониной Юрьевной для полного счастья: ребенка. И, как он догадался, виноват в этом был он. Антонина Юрьевна проконсультировала его у своих госпитальных врачей. Несколько дней ходил сам не свой, потом, ночью, сказал:

— Роди от кого-нибудь. Только чтобы не пьяница был. Чтобы ребенок здоровый. Привыкну.

Антонина Юрьевна поворошила пальцами его густую шевелюру, вздохнула:

— Разве я смогу теперь с другим? Подождем еще. Может… у нас и свой еще будет?

Не получилось у них своего. А потом уже и поздновато стало. Тем заботливее относились друг к другу. Жили, что называется, душа в душу. И вот…

Григорий Иванович вздохнул:

— Не надо было позволять ей столько работать. Надорвала сердце.

Разговаривали на этот раз уже не в палате, а в холле на первом этаже, куда Але теперь разрешали спускаться. Ее готовили к выписке. Кресла тут были низкие, удобные, а перед ними такие же невысокие столики. Григорий Иванович все задевал край стола коленями. Он был расстроен ее предстоящим отъездом.

— Значит, не к кому мне теперь будет больше сюда ходить? И поговорить не с кем. Разве что с бутылкой. Выходит, с чего начал, с того и…

Девушка свела темные брови, несильный детский голос прозвучал неожиданно твердо:

— А еще говорите, что любили ее, Антонину Юрьевну. Уважали. Разве она стала бы так, если бы что-то случилось с вами?

Мужчина озадаченно задумался.

— Она-то нет. Все ходила бы на могилку. Работала бы. Помогала бы людям. В деревне у нее двоюродная сестра померла, сынишка остался. Подросток. Хотела его к себе взять. И не успела.

— Вот вы и сделайте все, что она не успела, — сказала Аля.

Григорий Иванович не отозвался, угрюмый, потом уронил глухо:

— Разве я сумею? Она-то, конечно! Она все могла.

— А вы попытайтесь, — все так же настойчиво продолжала девушка. — Если очень захотите… Мальчишке отец, мужчина нужен.

— Может, и правда съездить? — вслух неуверенно подумал он. — Посмотреть на пацана, разузнать, как да что?.. А вы здесь больше уже не появитесь?

Девушка объяснила, что через два месяца ей нужно будет приехать в больницу на консультацию. И затем еще раз. Уже через год.

— Может, у меня остановитесь? — не очень уверенно пригласил Григорий Иванович. — Такой домина пустует. И вообще рад буду. На могилку сходим. Я к тому времени уже и памятник поставлю. Запишите адрес. Кто его знает, может, и помощь какая понадобится?

У девушки с собою был учебник по химии. Она заканчивала педагогический институт. Записала адрес на обложке.

Григорий Иванович тут же поднялся. Словно бы враз потеряв к ней интерес. Это ей вначале так показалось. А когда посмотрела из окна ему в спину, поняла: просто ему было трудно с ней прощаться. Оборвалась последняя ниточка, что хоть как-то еще связывала его с женой.

Через два месяца, приехав в больницу на консультацию, она к Григорию Ивановичу не попала, не хватило времени. Разыскать его дом на окраине удалось только во время второй поездки. На такси это оказалось не так уж далеко. Представляла, как он обрадуется, когда узнает, что врачи нашли ее совсем здоровой. И что институт она закончила. Да и Григорию Ивановичу, вероятно, найдется что ей рассказать.

Эта улица частных одноэтажных домов осталась едва ли не последней в предместье. Ее теснили кварталы серых пятиэтажных коробок нового институтского городка. Таксист круто остановил машину против небольшого бревенчатого дома с кружевной резьбой по карнизу и темной зеленью сирени в палисаднике. На столбе глухой тесовой калитки ярко голубела табличка с цифрой 16.

Калитка оказалась на запоре. Никто не отозвался и на стук в затянутое тюлем окно.

— Вы бы лучше вечером, — посочувствовал таксист, плотный коренастый дяденька. — Днем все на работе.

— У меня самолет через полтора часа, — объяснила девушка и торопливо обернулась.

Звякнув литым кольцом, отворилась калитка соседнего дома, и через высокий порог непрытко, придерживаясь за столб коричневыми руками, перешагнула худенькая старуха в клетчатом переднике, по-деревенски повязанная платочком в горошек. Приложила ко лбу козырьком руку. Поинтересовалась надтреснутым голосом:

— Григория Ивановича надоть, что ль? На работе он, как жа! А Димка в школе. Племянник ейнай.

Девушка бросилась к старухе.

— Как он, Григорий Иванович? Мы с его женой, с Антониной Юрьевной, в больнице вместе лежали. На моих глазах она умерла. Как он, не пьет?

— Эко каку напраслину на человека возводишь! — старуха сердито подтянула кончики платка под подбородком. — Когда он пил-то? А теперь и вовсе. Парень на руках… А ты, часом, не Аля будешь? Аля? Ждал он тебя, наказывал непременно упредить, если появишься. Не можешь до вечера?

Старуха пожевала вялыми бесцветными губами и снова зорко вскинула глаза.

— И Димку не дождешь? Вот-вот будет со школы. Второй день они только занимаются… Постой, а замуж ты вышла? Вышла, говоришь? Эко дело! Погодь, я мигом.

Озадаченная, девушка подошла к таксисту.

— Письмо, наверное, оставил. Сейчас поедем.

Старуха появилась в калитке, теперь уже прижимая клетчатый передник к груди. Через порог она с занятыми руками перешагнуть не решилась, осторожно развернула передник. В руках у нее была чайная чашка, разрисованная осенними кленовыми листьями. Точь-в-точь такая, какую Григорий Иванович подарил Але в день смерти жены.

— Вот, — сказала старуха. — Так он и наказал, Григорий Иваныч: ежели, говорит, скажет она: «замуж вышла», ты ей эту чашку и вынеси. На счастье, дескать. Чтобы пара была. Как у них в свое время с Тонечкой. На, бери, да не убей чашку-то. В чемодан положи.

Машина мчалась сначала мимо каких-то заборов и складов, пока не вырвалась на простор магистрали к аэропорту. Движение тут было оживленное, настоящее полчище автомашин, движущихся в двух направлениях. Шофер сосредоточенно-лениво поглядывал вокруг, то притормаживая машину, то давая ей волю, и «Волга», будто норовистая лошадь, тотчас набирала скорость, чтобы через минуту опять еле плестись в хвосте громыхающего прицепом грузовика или нарядного «Жигуленка».

Как бы то ни было, шоферу было не до разговоров. И Аля была рада этому. Взгляд машинально замечал все, что попадалось на пути, а мысли были поглощены чашкой с кленовыми листьями. По совету старухи и в самом деле спрятала ее в чемодан. Так было надежнее.

«На счастье», — сказал Григорий Иванович. Теперь они с Олегом будут пить чай из одинаковых чашек. Как когда-то Антонина Юрьевна и Григорий Иванович. Правда, своего дома у них пока нет, комната в четырнадцать квадратных метров, которую они сняли у родственницы-пенсионерки. Но дело не в этом. Еще бы ей, Але, немножко той мудрости, которая в свое время помогла Антонине Юрьевне вырастить свое счастье и сохранить его. Теперь она будет постоянно спрашивать себя: а как бы поступила в таком случае Антонина Юрьевна? Ее уже нет, а ее доброта и мудрость живут в душе Григория Ивановича, который передаст их Димке…

Нет, все-таки недаром, наверное, достались ей эти чашки! Им с Олегом на их веселой студенческой свадьбе подарили целых два сервиза. Красивые и дорогие. Но это совсем не то. Она никому ничего не станет рассказывать, а чашки будет беречь. А может, не чашки, свое счастье?