Клешня

Я с достоинством поправил помятую рубаху, и прошёл за свой (то есть Павла Трофимовича – он рубанул себе по пальцам топором в процессе починки крыши, и восстанавливался от травмы) стол. Ури пришёл с переговоров уставший и злой, Юлевич быстро подняла его боевой дух рассказом про Дюймовочку.

– Серёж, ты должен что– то сделать, она обещала пойти к Сохатому.

– И что?

– Как что, его – она показала на меня – уволят.

–Да его всё равно уволят, учитывая его ценность для нашей организации.

–Ну, хотя бы не так скоро.

– Вы как дети малые, сами ни одной проблемы решить не можете.

– Ну, сходи, поговори с ней, она тебя уважает.

–Ладно, только покурю вкусную сигаретку – во! Benson&Hedges! Сегодня купил.

Он отсутствовал минут пять, пришёл, масляно и жирно улыбаясь.

– С тебя Чебуреки, всё улажено, теперь она тебя любить будет.

– Не надо, я недостоин её любви!

– Да я в другом смысле, в общем, сам поймёшь.

Вкусные, сочные, ароматные, поджаристые чебуреки продавались в чебуречной на станции метро теперь называющейся – Сухаревская. Весь отдел с полной серьёзностью собирал меня в поход за едой. Мне вручили сумку, внутри была чудовищных размеров (похоже, что из неё ел Гаргантюа), кастрюля, обложенная бумагой – чтобы не остыли чебуреки. Когда я вернулся обратно, на моём столе лежал пакет круглой формы.

– Это что?

–К тебе приходила Дюймовочка.

– И?

– И кое –что оставила.

Внутри была тарелка, с какой – то жуткой размазнёй, похожей по цвету на перекрученное на мясорубке дерьмо. Я решительно отказался это пробовать и понёс к ведру, но Ури не дал пропасть продукту, и распознал в нём селёдку под шубой, вызвав мои злобный комментарий,что в этой шубе похоже умерло несколько поколений предков Дюймовочки. Ури невозможно отвлечь от еды подобными замечаниями, поэтому он съел всё. Я чувствовал себя глупо, поскольку не понял, чем я мог заслужить благосклонность Дюймовочки, но добиться правды от Ури я не смог. Теперь каждый день на моём столе появлялись тарелки с разной снедью – супы,пирожки,салаты, всё это Ури сосредоточенно пожирал, по –прежнему заставляя меня недоумевать – что происходит? Дюймовочка превратилась в невидимку – еда появлялась на столе в те моменты, когда я отсутствовал в отделе. Моего терпения хватило на две недели, я подкараулил её в коридоре, пришлось прятаться за шкафами минут сорок, пугая женщин из соседних отделов и организации. Увидев меня, Дюймовочка покрылась свекольным румянцем и, опустив глаза, прошептала жаркой скороговоркой.

– Не надо меня благодарить, я всё равно худею, и ем как можно меньше.

– Я хотел попросить вас не делать этого больше, вы меня ставите в неудобное положение перед коллегами.

– Я могла бы отдавать вам это перед работой.

–Спасибо, не надо больше, у меня обострился гастрит, так, что я тоже на диете.

–Вам не понравилось?

–Очень вкусно, но здоровье не позволяет, спасибо.

– У меня есть пароварка, я могла бы готовить для вас диетическое…

– Не надо – рявкнул я, теряя терпение – спасибо большое, больше не надо.

–Ну, хорошо, а могу я попросить вас об одолжении?

– Всё что в моих силах.

–Когда вы покажете мне своё сокровище?

–Что простите?

– Ваше чудо, ваш маленький секрет.

–Я, я не понимаю…

– Об этом знают уже все, я, конечно же, не хотела, но вы же знаете – организация у нас маленькая.

–О чём вы говорите? – я почувствовал, что теперь моя очередь краснеть.

–С вашей стороны нечестно было скрывать вашу маленькую штучку, и самое главное ваше умение ей виртуозно пользоваться.

–Что происходит? Что вам наговорил Ури? То есть Сергей Юрьевич?

– Я понимаю, вы не хотели огласки, но таким талантом должны наслаждаться все, я тоже хочу получить свою долю Удовольствия.

Меня передёрнуло, накатила тошнота. Что несёт эта старая, толстая дура?

–Я знаю всё, и про вашу тяжёлую жизнь в переходе, и про флейту которой вы зарабатываете на жизнь, именно поэтому я и…

Я не стал дожидаться, пока она закончит, и ворвался в отдел, рыча от злобы. Увидев моё лицо коллеги злорадно загоготали

– Как там твоя флейта?

Ури не нашёл ничего умнее, как наврать Дюймовочке будто бы я – уволенный из второго состава «Виртуозов Москвы» флейтист, сирота, живущий в переходе метро, и зарабатывающий игрой на флейте и сбором милостыни, а грубость моя вызвана отсутствием родительской ласки и окружением, состоящим из отбросов, и « скудоумных приматов». Себя он изобразил моим благодетелем, человеком, спасшим меня, цитирую « от неминучей гибели в окружении подонков общества», по версии Ури именно он взял меня на работу – из жалости, разумеется. Удивительнее всего, что сентиментальная дура поверила в эту чушь, и решила, что её долг – облегчить мне мою нелёгкую участь, и стала бомбардировать меня своими салатами и прочей дрянью.Я неоднократно пытался переубедить её, что всё это выдумки Ури, но в ответ натыкался на сочувственный взгляд – она смотрела так, будто у меня на лице вырос чудовищной формы лишай, и тихонечко говорила –Сергей Юрьевич предупреждал, что вы будете всё отрицать, и что вы очень застенчивый. В итоге я понял, что мои усилия напрасны, и во время отвальной, посвящённой моему призыву в армию, я услышал обрывок разговора Дюймовочки и Юлевича.

–Теперь у него хотя бы на два года будет крыша над головой, и горячее питание.

5.

2002 год.

Я вошел в центр занятости, что на Полежаевской, внутренний интерьер здорово напоминал вокзал – ряды сидений, прикрученных к полу, такие же скучные, усталые лица, мерцающее табло с номерами счастливцев, чья очередь уже подошла, и так же многолюдно. Стоять не хотелось, в поисках места обошёл зал – вот же оно, рядом с мужчиной, чьё лицо закрыто газетой. Подошёл поближе.

– Здесь свободно?

Газета опустилась вниз сантиметров на пять – мужчина несильно кивнул, я со вздохом опустился на сиденье и полез в пакет за книгой – ждать предстояло долго. Сосед зашелестел газетой, что –то знакомое в чертах лица, нет, не может быть, у этого бородища чуть не до пупа, похоже старообрядец какой –то, ладно спрошу.

–Ури это ты?

Бородач спокойно посмотрел на меня в упор, и опять экономно кивнул.

–Вот это да! А ты –то, что здесь делаешь среди этих недотыкомок? Ты – безработный?

Ури приложил палец к губам, и потряс передо мной бесплатной газетой, из тех, что раздают в метро.

– Занят, читаю, позже поговорим.

Урезонил, ладно, всё приходит к тому, кто умеет ждать. Часа через полтора мы оба отметились, получили листки с распечаткой вакансий, и вышли на улицу. Ури заговорил первым.

– Ну, что поехали за пособием?

– Автобус?

–Хорош придуриваться, у меня машина за углом, специально подальше оставил, чтобы работников центра не смущать.

– Так ты безработный или нет?

– Конечно безработный.

–Не понимаю.

–Это хорошо, ты и не должен.

– Проясни ситуацию.

– Успеется, садись.

В машинах я не разбираюсь, но это был не автомобиль, а танк – здоровенный внедорожник, блестящий, размером с двухкомнатную квартиру в хрущевке, начищенный, мощный, он занимал весь переулок.

– Это ты на пособие купил?

–Угу.

– Ури просвети меня, не дай сдохнуть от любопытства.

Он вытащил из кармана телефон причудливой веретенообразной формы, окрашенный в цвета известного оператора мобильной связи – Знакомая фирма?

–Да.

– Когда вся эта бодяга с сотовой связью только затевалась, я вложил в неё деньги и теперь живу на проценты с вложенного капитала, вот машинку купил пару недель назад.

– Так ты работаешь там?

– Я до конца жизни теперь ни на кого работать не буду.

– А как же центр занятости?

– А с какой стати упускать бабки, сейчас фруктов детям куплю.

– А поездки по вакансиям?

– Весь прикол в том, чтобы тебя на работу не приняли, если сам два раза откажешься – лишат пособия. Мне нравится, в прошлый раз я припадок изобразил – всё по-честному, с пеной, судорогами, а потом умолял взять меня на работу, схватил эту дуру из кадрового отдела за грудь и говорю – я не буйный, и мне у вас нравится, и вы мне нравитесь, она чуть коричневого творожка не подпустила.

– Развлекаешься, в общем.

– Потихоньку, а ты что, правда, безработный?

–Да, Урри устрой меня на работу.

– А что ты умеешь?

Я задумался, да ничего не умею, работал продавцом селективной косметики, тренинг –менеджером, администратором в зале игровых автоматов – короче полная бездарность, моя ценность для общества равняется нулю.

–Ни хрена не умею.

–Это ценно, только руководящие должности уже заняты, вакансий нет.

–Кончай глумиться, мне работа нужна

– Давай телефон, тебе позвонят

. -Слушай, а чем Трофимыч занят?

– Работает в совместном российско –канадском предприятии, выпускает весла для подводных лодок.

– Какие вёсла?

– А ты не знал, как, по-твоему, подлодка передвигается в случае обнаружения кораблями противника? – исключительно на вёслах.

– А Юлевич?

–Замуж вышла, за какого– то бородатого, неопрятного свободного художника.

–Ты был на свадьбе?

– Ну, ты чего, так не делается.

Ури остановил свой танк у здания Сбербанка.

– Пошли.

На все полученные деньги он набил багажник своего монстра фруктами.

– Долбаная зима, авитаминоз, надо валить отсюда.

– Куда?

– В эмираты, послезавтра улетаю, хочешь со мной – в качестве обезьяны на плече?

– А ты не изменился.

–Не все мы умрём, но все изменимся. Кто сказал?

–Ленин?

–Почти. Нет, не об этом я мечтал, девяностые мне больше нравились, сейчас как– то примитивно всё стало, даже за бабами ухаживать не надо, бабки только плати.

– Так насчёт работы – я могу быть уверен?

–Жди звонка.

Прошло всего десять лет .Ури – я всё еще жду.

Увольнение.

– В камере темно, под самым потолком прибита жестянка с прорезями – лампочка рассеивает вермешелины света по потолку. Спали все, кроме двоих – меня и Вовчика.

– Главное – это пидором не стать, вот, что самое главное, а то я в кино видел, что они там с новенькими вытворяют.

–Ты о чём сейчас?

– Я говорю, что главное пидором не стать, а то…

– Вован заткнись, а то я тебя сам отпетушу.

Проскрежетал ключ – дверь отворилась – Каморкин?

– Я

–На выход.

– Зачем?

– Иди, щас всё узнаешь.

По коридору щедро, рукой невидимого сеятеля разбросаны арбузные корки, я прошел, отпихивая их ногами. Поднялись на второй этаж. По коридору направо и в дверь. Сидевший за столом старательно писал, скривив лицо и высунув неестественно розовый кончик языка. Писал он ещё минут пять, так же, старательно не обращая внимания на моё присутствие. Глумится – понял я и сел на стул. Тут же последовала живая реакция – сначала разгладились мышцы лица, затем их обладатель подался вперед и громко рявкнул – А ну встать! Кто разрешал садится?