Явление

Евгений Подстебенко

Евгения весь день подначивало желание спросить Марка о картине, которую тот, по слухам, мог видеть, но Евгений никак не должен был выдавать свою причастность к её появлению, а всё началось со случайного знакомства с сотрудником известной PR-компании. Познакомился Евгений с менеджером «ИФА-консалтинг» Олегом на каком-то мероприятии, когда уже заканчивал учёбу в Вышке — обучение в этом заведении помог оплатить мэр посредством фандрайзинга.

Мероприятие проходило в центре Москвы в шикарном старинном особняке, бережно отреставрированном, но покурить участники выходили во внутренний двор с обшарпанными стенами соседних домов и мусорными контейнерами. Компания «курящих» разделилась на две кучки: солидные дяди и начинающие пиарщики. Евгений, хотя и не курил, подошёл к стоящему чуть поодаль молодому человеку с наивным вопросом.

— Извини, а вот тот «чел» с бородкой и есть тот самый Владимир Александрович?

— А ты из каких пенатов будешь, что Зиновьева не знаешь? Командировочный? — молодой человек посмотрел на Евгения удивлённо.

— Да нет, учусь в Вышке как стипендиат города N.

— А, муниципал. Ты угадал — это Владимир Александрович, мой шеф.

— А это правда, что он придумал «либерастов»?

— Либерасты, простилигенция — это Илья Смирнов. Ты его книгу «Либерастия» не читал, что ли? А детишки моего шефа — это «пиндосы» и «гейропа». Давай знакомится, меня Олег зовут, а тебя как?

— Очень приятно, меня зовут Евгением, сейчас у меня времени хватает только на специальную литературу и иногда, для души, читаю Пелевина, его книги для меня как симфония мыслей.

— Евгений, — оценивающе повторил Олег, — понятно, а с какими мыслями покидаешь альма-матер, Евгений?

— Хочу заняться выборными технологиями, — Евгений почувствовал, что его тестируют.

— То есть в политтехнологи метишь, а не в фигуранты?

Евгений замялся, но Олег, вроде как, и не обратил на это внимание и продолжал.

— Мы, в отличие от Вышки, работаем не с брендированием, а с обратной стороной луны — с профанацией нежелательных инвазий и глубинной аутоагрессией. Вижу — не понимаешь. Ну, вроде как настраиваем иммунную систему общества. Мы разрабатываем технологии маркировки нежелательных агентов с помощью доступных глубинному народу понятий, а потом зацикливаем агрессию народа на этих агентах. Это наша команда имплантировала в обиход такие клише агрессивного неприятия, как «либерасты», «гейропа», «пиндосы» и прочие. Агрессия здесь привязана к коду «свой-чужой». Поднимаем из глубин эволюции стайные инстинкты защиты территории: «наших бьют», «стенка на стенку» и т. п. Подключаем языческую убеждённость в заговорах. И самое удивительное, что люди верят в заговоры против них. Конспирология — это полезный вид невежества, низводящий людей до дождевых червей. Что у них общего?

1. Их много.

2. Их не жалко.

3. Про них вспоминают, когда они вылезают из своих нор.

4. Пласт их жизни могут перевернуть некие высшие силы (для дождевых червей — это тракторист или дачник:).

— А как же разработка позитивных политических брендов, технологии избирательного маркетинга, создание завлекательных образов кандидатов — разве за это уже не платят? И ещё, росжигание агрессии в обществе — разве это правильно?

— В избирательных компаниях очень сильная конкуренция, да и технологии там, в основном, американские, всем давно известные. Мы же заняли уникальную нишу с российской спецификой. А агрессия — это неотъемлемая часть ответа на маркер «свой-чужой». На Западе русских, то есть россиян, часто называют суровыми и неулыбчивыми. Что мы им отвечаем: мы искренние и улыбаемся всегда только искренне, по-настоящему. То есть, первоначальная реакция россиянина на чужого — это агрессия, а когда «чужой» становится «своим» — принятие и улыбка. Но мы должны так поставить барьеры, чтобы нежелательные инвазии никогда не стали «своими». И ещё, транслировать эти установки через телевизор сейчас малоэффективно как для поколения X, так и для поколения Y, аудитория TV постепенно сужается до пенсионеров, домохозяек и контингента закрытых заведений, где у людей просто нет выбора. Посуди сам, когда ты ищешь врача или ремонтника, ты же не веришь рекламе в телевизоре, а спрашиваешь совета у знакомых и друзей. Поэтому наш контент запускается в социальный континуум через горизонтальные связи и люди воспринимают созданное нами парадигмальное суждение как мнение народа, свободное от предвзятости, то есть как их собственное.

— А такие способы допустимы?

— Если тебя смущает негуманность социальных технологий, то, извини, тогда ты не ту сферу выбрал. Самым эффективным инструментом повелевания большими массами людей, как показала всемирная история, является ненависть. Ещё Конфуций говорил: «Если ты ненавидишь, значит, тебя победили». Обуздать народ, поэтому, можно внушением ненависти к врагам — это есть наиболее прочный фундамент для национальной идеи, главное — дать врагу имя. Впрочем, у нашей команды есть и позитивистские кампании — вот будем участвовать в подготовке персонала для Олимпийских игр. Тезисно: мы — лучшие и мы докажем «через не хочу» всему миру, что мы — самые гостеприимные, самые дружественные и самые заботливые. Но работает это, опять же, только на противопоставлении «свой — чужой».

Перерыв закончился, Евгений с Олегом обменялись контактами. Евгений пребывал в необычном для себя состоянии, как будто он постоял под струями огромного водопада и нужно прилагать усилия, чтобы тебя не унесло потоком. Всё, сказанное Олегом, не укладывалось в стандартные рамки. И, вообще, почему Олег так откровенно говорил с незнакомым человеком — может это был стёб столичного сноба над наивным провинциалом? Такая версия Евгения особенно задела — он докажет этому Олегу, что он не просто провинциал.

После учёбы в Вышке Евгений осел в аппарате Городской Думы и мэр уже пообещал ему позицию заместителя руководителя избирательного штаба. Всё-таки в мэрии Евгений был не совсем новичок, он ещё со студенчества протоптал дорожку в Департамент по молодёжной политике. Два года назад Евгений с удивлением встретил в мэрии своего «одна» Артёма. В школе они только пересекались, не соприкасаясь, потому что Артём был легендой, он смог покорить даже сердце математички, а Евгений, наоборот, хотя и имел большой круг знакомств, не имел ещё опыта близких отношений с девушками.

На первом курсе университета Евгений заметил, что засматривается на всех незнакомых девушек, провожая взглядом каждую и невольно думая: а может с ней попробовать? Причём, только исчезнет одна за поворотом, Евгений уже другую рассматривает, и она ему тоже нравится. Однажды Евгения даже напугала мысль: а не маньяк ли он?

Как-то раз на большом перерыве шёл он по университетскому коридору, привычно изучая очередную мимолётную пассию — студентка шла впереди, а из её бежевого плаща сползал пояс, который скоро уже будет совсем волочиться по полу. Евгений машинально поднял падающий пояс, коснувшись нечаянно девушки. Она удивлённо оглянулась, но увидев Евгения с поясом в руке, вовсе не испугалась «маньяка», а, наоборот, вопросительно улыбалась. И Евгений даже не стал придумывать никаких предлогов, просто сказал: «Пояс упал». Потом они говорили о чём-то и даже обменялись телефонами. Девушку звали Любовь. Через какое-то время Евгений уже посматривал на студенток просто с любопытством, каждый раз отмечая, что его Люба лучшая. Конечно, она лучшая — другие студентки даже о себе не могут позаботиться, а Люба, живя в общаге, приносит к большому перерыву два контейнера с перекусом: себе и Евгению. И он для неё самый лучший — всегда. Правда, Люба не разделяет его профессиональные интересы, а её сакраментальная фраза «я политикой не интересуюсь» вначале покоробила Евгения, но потом он догадался, что Люба использует её как своеобразный гандикап в разговоре.

Теперь, по прошествии нескольких лет, Евгения вдруг смутило наитие, что на его месте в жизни Любы мог оказаться любой другой и всё бы было точно так же. Люба — это матрица, она обязательно родит себе подобных, чтобы передать им код своей матрицы: сохранять семью, заботиться о муже, не предавать, не засматриваться на другого мужчину — жить с ней удобно, пусть так и будет.

Вскоре, после начала работы в аппарате Городской Думы Евгений предложил мэру заказать социологическое исследование, «чтобы определиться со стратегией подготовки к предстоящим выборам». Мэр согласился и Евгений позвонил Олегу уже как заказчик — и вскоре Олег прилетел в город N в командировку. С мэром он увиделся только один раз на подписании договора, мэру не приглянулся, но не корову же проигрываем, если что. Заключение сделки Евгений с Олегом отметили в ресторане как старые друзья.

— Евгений, ты знаешь о технологии геолокационной разведки месторождений? Нет? Тогда объясняю в двух словах. На поверхность земли укладывается антенна, которая посылает мощный волновой импульс вглубь породы и по откликам, которые фиксируют приёмные антенны, рассчитываются толщины пластов, их параметры и делаются выводы об объемах и глубине нахождения полезных ископаемых. Точно также можно послать информационный импульс в общество и посмотреть, как отреагируют на него разные слои контингента. Более того, к удачному резонансному отклику в дальнейшем можно прицепить свои реферальные ссылки. Понимаешь, это двойная экономия ресурсов, мы берём за одну работу деньги дважды, вначале за исследование контингента, а затем за распространение нужных целевых установок. Ты сейчас подпишешь допсоглашение, а потом я расскажу тебе подробности. Подписывай, — Олег протянул ему бумагу, где уже стояла подпись Зиновьева и печать «ИФА-консалтинг».

— Сколько, сколько? — удивился Евгений штрафу в случае нарушения конфиденциальности договора.

— И это без шуток — у нашей компании очень серьёзные связи и одними деньгами ты не отделаешься.

Евгений подписал допсоглашение, и Олег продолжил в том же доверительно-уверенном тоне:

— Мы опробуем в нашем социологическом исследовании модель дрона с краскопушкой. Наши люди в Силиконовой долине прикупили новейшую цветовую матрицу. Этот дрон позволяет, как принтер, но бесконтактно, напечатать на любой поверхности изображение, которое микроскопическое по толщине и через некоторое время само исчезает. Ты представляешь, какие это возможности? Можно на стенах домов, на отвесных скалах, может даже, на облаках создавать картины, которые потом бесследно исчезнут. И делать это будут маленькие дроны, управляемые с одного компьютера. Мы организуем появление в мэрии шок-картины, апеллирующей к подкорке глубинного народа, и затем будем фиксировать реакцию виртуальных фокус-групп — у нас есть возможность фиксировать активность любых аккаунтов в соцсетях. А если эта волна разойдётся очень широко, и мы сможем организовать нужные информационные сцепки с этим событием, то это будет такой же капитал, как миллионы подписчиков в интернете.

«Как теперь доложить мэру не об успехе, не о приготовленном для него виртуозном пиаре, а о фиаско — моём фиаско? И в чём смысл такой немыслимой метаморфозы первоначального образа, который так хвалил Олег? — Евгений хотел вздохнуть, но у него не хватало воздуха, — Задумка с фреской на потолке сразу показалась уж слишком замечательной, даже при одной мысли об этом он испытывал восторг: из-под отслоившейся штукатурки на потолке Большого зала народ увидел бы фреску с портретом усатого генералиссимуса. Даже удивительно, как мне пришла в голову такая идея — это был бы настоящий выстрел в медийное пространство. Хотя, если совсем честно, то натолкнул на эту идею старик Григорьевич».