Летчик Михеев

НА ЛИНИИ МОСКВА-БЕРЛИН

Ровно в восемь часов утра открывается контора воздушной линии Москва — Берлин. В светлой комнате, напоминающей чистотой операционную хирурга, развешаны пестрые плакаты международных воздушных линий. В одном углу — автоматические весы для взвешивания пассажиров, в другом — уютные кресла. На столике газеты, журналы, и путеводители. За окном виден огромный самолет "АНТ-9", что "повезет" нас на Запад.

За двадцать минут до девяти часов утра светло-желтый автобус с надписью "Дерулюфт" привозит пассажиров. Среди них несколько иностранцев.

Ровно за пять минут до отлета в дверях комнаты показывается знакомая фигура. Это Михеев. С 1930 года он летает на линии Москва — Берлин. На нем синий костюм с крыльями на правой стороне груди, пальто, перекинутое через руку, и черная с золотыми крыльями фуражка — форма летчиков этой линии.

Гут морген (доброе утро), — произносит он и садится за карту погоды. Он не хмур, но и не улыбчив. Свои улыбки дарит он только детям. Это им приносил он в 1919 году, возвращаясь с аэродрома, кусочки замусоленного сахара. Это они кричали ему у калитки старого домика в Петровском парке:

— Дядя Ваня идет!.. Добрый вечер, дядя Ваня!

Сейчас он кажется предельно сосредоточенным человеком. "Это аккумулятор, бережно и экономно тратящий свою огромную силу", думаю я.

Это летчик перед полетом. Настоящий летчик, понимающий свою ответственность за человеческие жизни, доверенные ему.

Вез двух минут девять, закончив просмотр карт, он встает. Это знак.

Начальник бюро приглашает пассажиров к самолету. Занимаем комфортабельные кресла кабины. Посредине кабины — проход, кончающийся дверью, ведущей в пилотскую рубку. Над дверью окно — иллюминатор. Крылья этого трехмоторного самолета расположены высоко: в сплошные окна, идущие в стенках кабинки, прекрасно видна земная поверхность.

Я вижу через окно, как последний раз обходит свою машину бортовой механик Сергей Федорович Матвеенко. Вот он усаживается в пилотской рубке на кресле с правой стороны от Михеева. Взлет — и поплыла внизу плоская, опрятная земля.

Велика скорость машины: через восемнадцать минут я уже различаю купол Истринского городского музея. Мы уже в шестидесяти километрах от Москвы. А левое колесо самолета (очевидно, получившее удар при взлете) все еще вращается, создавая иллюзию поездки по невидимым рельсам.

Мы идем на высоте шестисот-семисот метров. Под нами редкие перелески, холмы. Неожиданно впереди, на незамеченном ранее экране, у двери, ведущей в пилотскую рубку, зажигается надпись:

ВНИМАНИЕ: СЕЙЧАС БУДЕТ ВИДНА РЕКА ВОЛГА И ГОРОД РЖЕВ

Это Матвеенко сообщает пассажирам о том, где сейчас находится самолет.

Справа показывается рассыпанный над Волгой город. Это Ржев — половина пути до Великих Лук.

Впереди все гуще и гуще леса. Сегодня утром они закрыты белыми клочьями тумана. Над лесами — ниже самолета — убегают на север тучки, похожие на шелковисто-белые болотные цветки. Тучки все чаще и чаще. Их стена все выше и выше.

Машина лезет вверх. На высоте в полтора километра Михеев ведет машину среди облаков. Облака рядом с нами. Изредка, словно в страшном ущелье, внизу показывается земная поверхность. Мы — над облаками.

Тень нашего самолета, окруженная ореолом радуги, перескакивает с одного облака на другое.

Вдруг замирает сердце. Утихает звук моторов. Мы несемся вниз к огромному, покрытому рябью волн озеру. Это Жижицкое озеро, неподалеку от города Великие Луки — промежуточного аэропорта этой линии.

Внизу серый холодный день. С высоты в шестьсот метров мы ясно видим леса, реки, запруженные плотами.

Через минуту самолет касается аэродрома. Мы потратили на это путешествие два с половиной часа.

?

В Великих Луках тридцатиминутная стоянка. Ко мне подходит механик Матвеенко. Этот высокий худощавый человек — лучший механик международной воздушной линии.

Он украинец из села Яблоньки, что на Харьковщине. Вместе с ним в 1916 году, мечтая о переводе в авиацию, мы ездили по Москве на военном грузовике.

Лишь в 1917 году была осуществлена мечта: Сережа был послан во Францию на курсы старших авиамехаников. Со смехом вспоминаем мы различные веселые эпизоды наших поездок по Москве и грязные нары казармы первой автомобильной роты.

К нам подходит Иван Васильевич:

— Ну, вы остаетесь здесь?.. Послезавтра могу захватить до Москвы.

Он обращает наше внимание на быстроту и точность работы аэродромной бригады. Весело, с любовью работает советская молодежь.

— Еще бы! Здесь идет не объявленное официально соревнование с немцами, — говорит Михеев. — Половина летчиков, механиков и мотористов — советские граждане, половина — немцы. И наши ребята не уступают. Они активнее. Казалось бы, зачем мотористу немецкий язык, а все они довольно сносно научились говорить на нем. А у немцев — слова на русском не вытащишь, дескать: "к чему это нам?" Здешние ребята не уступят кенигсбергским!

— И темпельгофским — вставляет Матвеенко. — Во сколько минут там нас заправили позавчера?

— Кажется, в двадцать три.

— Так. Посмотрим, как быстро заправят эти. Михеев смотрит на часы:

— Уже десять минут прошло.

Через девять минут бригадир докладывает Матвеенко:

— Готово, товарищ механик!

— Готово?.. Молодцы! Линейный рекорд за вами. Поочередно взревели все три мотора самолета

Михеев жмет па прощание руку и произносит, улыбаясь:

— Ауфвидерзеен, геноссе, юберморген! (До свидания, товарищ, до послезавтра.)

— Ауфвидерзе-е-н!

?

Самолет исчезает на западе. Через три часа (я знаю это) он пересечет полноводный Неман и прибудет в столицу Литвы — город Каунас. После недолгой стоянки он поднимется и возьмет курс на Кенигсберг. Развернувшись над старинным замком, самолет сядет в аэропорте Кенигсберга — Девау.

Здесь обед и маленький отдых. Но хлопотливый Сергей, не доверяя бригаде немцев, будет неутомимо холить моторы. Через час самолет снова в. воздухе. Над взморьем перед Данцигом будет сильно болтать. Увянут, словно цветы без воды, пассажиры, но по-прежнему будет свежа и бодра команда…

Показывается освещенный заходящим солнцем Данциг. Тысячи окон сияют плавленым золотом. Мрачная Мариенкирхе (церковь Марии) уходит назад. Узкие извивы тесных улиц старинного городка сверху кажутся темными коридорами.

Снова небольшой отдых. Чашка кофе, скупой (по-немецки) бутерброд. И снова полет.

Мерно работают моторы. Спокойно лицо пилота. Пассажиры, откинувшись па кресла, мечтают.

Начинает смеркаться. Тьма поднимается снизу от горизонта. Лишь в зените, над самолетом, светлеет кусочек неба. Тускло мерцают звезды. Частые взмахи вращающихся прожекторов указывают путь самолету

Матвеенко оборачивается назад и, видя силуэты пассажиров, включает свет. Вверху на потолке кабинки вспыхивают лампочки в матовых колпачках. На экране вспыхивает надпись:

ВНИМАНИЕ!

СЕЙЧАС БУДУТ ВИДНЫ ОГНИ БЕРЛИНА.

Пассажиры собирают разбросанные на столиках и сетках шарфы, книжки, газеты, укладывают чемоданы.

На горизонте показывается огромное пятно света. Это Берлин.

Внизу мелькают пригороды. Справа растянулось Ванзее (озеро), показалась пестро иллюминованная игла Науэнской радиостанции. Прильнувшие к окнам пассажиры видят яркие магистрали Вильгельм- и Фридрихштрассе. Михеев замечает, как на юге вспыхивает огнями Темпельгофское поле. На экране загорается последняя в этом полете надпись:

ВНИМАНИЕ!

СЕЙЧАС БЕРЛИН — ПОСАДКА. ПРИКРЕПИТЕСЬ РЕМНЯМИ К КРЕСЛАМ

Навстречу самолету мчатся освещенные здания аэропорта Темпельгоф, и колеса советской машины касаются германской земли. Полет окончен. Пассажиры идут к автобусу, что увезет их в город.

Долго осматривают машину пилоты! Закончив осмотр, они дают детальные указания обслуживающему линию инженеру, советуются с ним, еще раз втроем осматривают самолет и только тогда уезжают в общежитие советских летчиков.

Завтра у них свободный день, но и завтра утром они приедут на аэродром лично проверить работу мотористов, поэтому их машина всегда готова к вылету, всегда в образцовом состоянии.

?

Два года летал Иван Васильевич на международной линии, изредка отрываясь от этой работы для совершения какого-нибудь сложного полета по специальному заданию. Лучшие летчики Советского союза и Германии работали на этой линии. Но можно смело сказать, что наилучшей парой экипажа были Михеев и Матвеенко. В любую погоду пробивался их самолет, они работали, как часы, всегда готовые к полету, само собой разумеется — без поломок и аварий.

Они работали уверенно и смело, ибо эта уверенность являлась итогом хорошего знания машины и большой подготовительной работы перед каждым полетом.

Достаточно было взглянуть на фигуру Михеева перед полетом, на его неторопливые, спокойные движения, чтобы заразиться этим спокойствием. Он являлся подлинным "люфт-капитэном" (капитаном воздуха), как зовут немцы старых, испытанных пилотов. Он действительно был "пилотом для всякой погоды", как прозвали Михеева они же.

Работа на хорошо оборудованной линии многое дала Михееву. Встречаясь за границей с иностранными летчиками, беседуя с ними, он познакомился с лучшими образцами овладения авиационной техникой.

Его последний полет на север (в Обдорск) на тяжелой трехмоторной машине "АНТ-9" обратил на себя внимание. Этим полетом он показал всем нашим гражданским летчикам, что можно летать везде и всегда. Надо только быть осмотрительным и осторожным.

Перед каждым полетом Михеев обычно вызывал на социалистическое соревнование все экипажи самолетов — участников экспедиции. И он побеждал в этом соревновании! В числе "побежденных" были наши лучшие пилоты.

Он доказал, что хороший летчик может летать хорошо и на линии, оборудованной маяками, посадочными площадками и аэропортами, и над глухими пустынями севера, где селение от селения отдалено на сотни километров.

?

На глазах Ивана Васильевича, пришедшего в 1917 году на пустой аэродром, вырос наш воздушный флот. Он помнил, как над аэродромом поднялся первый металлический самолет "АНТ-2. Им управлял Громов с которым Михеев летал в Китай и которого встречал в Токио. Затем на самолете "АНТ-3" Громов слетал в Европу. Посетив целый ряд столиц, он затратил на весь перелет только тридцать четыре часа. На этом же самолете летчик Шестаков слетал из Москвы в Японию и обратно.

Этот же летчик на новом двухмоторном гиганте "АНТ-4" — "Страна советов" — побывал в Америке, покрыв более двадцати пяти тысяч километров над Сибирью и Тихим океаном.

На трехмоторном самолете "АНТ-9" немало полетал Михеев и выучил летать на нем сотни других летчиков.

В 1931 году советская авиапромышленность создала гигантский воздушный корабль "АНТ-14". Это был пятимоторный самолет, небывалый в мире по величине. Его испытал в воздухе летчик Громов, испытывавший почти все новые самолеты ЦАГИ…

Но кому доверить новый гигант для повседневной работы? Кто самый осмотрительный, самый умелый и самый надежный пролетарский летчик?