Как звери

12

Почему вы мне запрещаете? Почему я не могу с ним повидаться? Вы еще не поняли, что ваше обращение ввергает его в панику? Что он боится? Что решетка — это худшее, что может с ним случиться? Вы хотите довести его до сумасшествия? Окончательно? Вы этого ждете? Мой сын растерян и нуждается во мне. Как вы этого не поймете?

Нет, я не угомонюсь! Вы заперли моего ребенка и ждете от меня спокойствия? Я всю жизнь защищала своего сына ровно от этого — жизни за решеткой. Вы сажаете его в клетку и просите меня, его мать, взять себя в руки? Где ваши психологи или хоть кто-нибудь, способный вникнуть в ситуацию? Хоть кто-то из вас имеет представление о людях с особенностями?

Почему я так злюсь? Да вы издеваетесь? А вам не кажется нормальным, что мать, у которой так грубо и жестоко отобрали сына, может выйти из себя? Вы гордитесь тем, что натворили? Отправить вертолет — ни больше ни меньше! Сбросить на парня сетку! Кого вы собирались поймать? Пантеру? Тигра? А теперь представьте, что так обошлись с вашим ребенком! На секунду! И не с любым, а с самым хрупким, с тем, о ком вам всегда говорили, будто у него не все дома, будто он ничего не понимает и всего боится. Представьте. Вы вот не разозлитесь?

Как вы должны были поступить? Как минимум вежливо, достойно, уважительно! Сначала прийти ко мне, его матери. Расспросить обо всем. Выслушать объяснения. Попытаться понять, прежде чем бросаться со всей артиллерией. Есть же какие-то этапы. И не кидаться на него, словно на дикого зверя! Не изображать из себя наемников! Вам что, некуда девать бюджет? Что-то не сходится в документации по задействованию вертолетов? Не выполняется план по грубым задержаниям? Или вам просто нужно выплеснуть адреналин и поиграть мускулами? Так?

Нет, я не успокоюсь! Сходите за ним. Вытащите его из клетки, в которую сами же и посадили. Приведите сюда, в кабинет. Вы еще не поняли, что он не умеет говорить? Он не разговаривает, так и не научился. От него вы точно ничего не добьетесь — он просто не может ничего рассказать. Держите его за решеткой сколько угодно, допрашивайте, вы и слова из него не вытянете. До вас до сих пор ничего не дошло?

Тогда сходите за ним! Приведите сюда! Он меня увидит, я смогу его обнять, успокоить, утешить. Ему наверняка сейчас очень плохо. Он вообще не понимает, что происходит. Сходите за ним, умоляю. Приведите ко мне. Пожалуйста. Обещаю, я постараюсь изо всех сил. Со мной вы его допросите, я вам помогу. Ну сходите за ним, прошу. Без меня у вас ничего не получится. Без меня все впустую.

Я хочу увидеть его. Я требую, чтобы мне вернули сына. Умоляю. Я устала. Я жду под вашей дверью уже сама не знаю сколько времени. Пожалуйста, верните, верните мне сына. Отдайте мне моего малыша. Пожалуйста.

Если вы обещаете, что дело сдвинется с места, что это поможет, тогда я согласна. Но если вы гарантируете.

Вперед. Задавайте вопросы. Я расскажу все, что знаю, обещаю. Начинайте.

Нет, я понятия не имела.

Повторяю: я была не в курсе. А знала бы, что у сына в гроте ребенок, то обязательно бы это с ним обсудила. Конечно же, вмешалась бы. Но я понятия не имела.

Да, я подозревала, что в гроте что-то происходит. И да, мне надо было прислушаться к себе.

Когда он собирается к Альберту или находится у него дома, я знаю. Мы с Альбертом регулярно общаемся. Но мой сын проводил довольно много времени где-то еще. Я уверена. И уже несколько лет. Я привыкла, не задавала вопросов. Так у нас принято. Он редко заходил домой, завел собственное местечко, но ничего не говорил. Я подозревала, что дело в гроте. Надо было сразу спросить его.

Я говорю «сразу», потому что был поворотный момент. Ситуация не развивалась постепенно. Ровно в тот день мне и стоило вмешаться. Когда его поведение изменилось. Я знаю за ним эту особую сосредоточенность, когда он о ком-то заботится, сын тогда отрывается от мира еще больше. Будто он абстрагируется даже от меня. В какой-то момент я почувствовала, что он постоянно пребывает в этом состоянии. Не переставая о ком-то думает.

Я говорю «о ком-то», но точно никогда не знаю, речь о животном или человеке. Думаю, его беспокоит любое страдающее существо. Ему доверяют животных, почему бы не поручить заботу о человеке? Я знала, что однажды подобное случится. Это казалось неизбежным и, может быть, уже произошло. Думаю, для него нет никакой разницы. Он мог спокойно начать заботиться о людях. Для него это одно и то же.

Согласна, звучит противоречиво. Он настолько боится людей, что трудно представить, как он о них заботится. Но лицом к лицу с кем-то больным, в отчаянии, уверена, боязнь уходит на второй план. Особенно если это маленький ребенок. Или младенец.

Да, я подумала, что, возможно, он теперь лечит человека, возможно, ребенка. Но в ту же секунду сказала себе, что он заботится о животном — неважно каком. Я все меньше и меньше различала людей и зверей. Чувствовала, что он с живым существом, — и точка.

Нет, он мне не рассказывал, я уже упоминала. Он ничего не говорил. То есть, конечно, не говорил, он не умеет. Но если он хотел донести до меня какую-то мысль, то всегда находил способы. Уверена, он не желал, чтобы я знала о ребенке в гроте.

Я никогда не задаю вопросов о работе и полностью доверяю сыну. Я уже поняла, что даже самый огромный и агрессивный на первый взгляд зверь никогда на него не нападет. Я видела его среди стада Альберта, и тот мне объяснил, прокомментировал каждый жест моего сына, манеру прикасаться к животным. Альберт показал, как коровы реагируют на моего ребенка, и сказал, что это удивительно. Он повторял, что у мальчика дар, надо ему довериться. Сын чует, где больно, животные знают, что он подходит к ним, чтобы излечить, благодарны ему за это и ни за что на свете не нападут.

Обычно он не приводил животных домой на лечение, а шел к Альберту и занимался больными там. Кроме осла. Да, для осла он сделал исключение. Я не знаю наверняка, что произошло с беднягой, но сын не хотел оставлять его у Альберта. Точнее, думаю, сыну была невыносима мысль, что хозяин заберет осла. Он почувствовал что-то плохое. Это единственный раз, когда он отказался вернуть вверенное ему животное. Альберт тут же мне все рассказал, сообщил, что сын не хочет отдавать осла. Категорически отказывается. Мы решили заплатить за животное, потому что сын противился изо всех сил. Ни Альберт, ни я не могли и близко подойти к ослу.

Нет, он никогда не был жесток со мной. Он может раздражаться, когда я не понимаю или не согласна. Но нападать — нет. А вот настаивать, это да, он умеет. По поводу осла он твердо стоял на своем, пока я не сдалась.

Нет, он не украл осла! Говорю же, мы выкупили его у прошлого хозяина! Никто никого не воровал.

Вы сами понимаете, что говорите? Как, по-вашему, он мог похитить девочку? Где? У кого? Он ходил только к Альберту — и никуда больше! Ни с кем не общался, кроме меня и Альберта! Вы уже опросили людей из долины? Наверняка вам сказали, что никто из них никогда не пересекался с моим сыном, разве что Люк, который занимается бегом. Как бы мой мальчик украл ребенка? Вы воображаете, будто он спустился в Сен-Марсель, вошел во двор детского сада и просто сбежал, сунув девочку под мышку? Вы так себе это представляете?

Ну конечно, я раздражаюсь!

Да. Простите. Я сейчас успокоюсь. Вот уже. Видите? Все хорошо. Можем продолжить.

Да, тут я согласна с вами. Где-то же он должен был ее найти. Да. Конечно.

Если бы я была в курсе, что речь о ребенке. Да, я уже говорила и повторяю еще раз: я практически уверена, что если бы я достоверно знала, то вмешалась бы. Но я понятия не имела — в этом я уже признавалась. Да, вынуждена согласиться, наверное, надо было его спросить. Но я хотела доверять ему полностью. Поступать так, как всегда поступала. Если бы я ему понадобилась, он бы сам пришел. А так мой сын неплохо справлялся один. Он гораздо одареннее меня и любого другого по части заботы о ком-то в беде. Я ему доверяла.

Конечно, то, что он сделал, с точки зрения нашего общества очень серьезно. Конечно, это преступление. Конечно, никто не должен заботиться о чужом ребенке и скрывать, где он находится. Нельзя оставлять девочку ночевать в гроте или под присмотром осла. Конечно. Но, приняв все во внимание, разве это самое важное сегодня? Разве то, как эта девочка вообще попала к нему, — это не главный вопрос? Кто доверил ему ребенка? Почему никто за ней не пришел? Он не украл малышку, в этом я абсолютно уверена. Повторяю: он выходил из дома только в горы или к Альберту. Ни с кем не виделся. У кого бы он ее украл? Значит, кто-то сам отдал ребенка. Или оставил на дороге, чтобы мой сын потом нашел. Кто-то хотел, чтобы он заботился о ней, как о животных. И доверил моему мальчику, потому что не мог поступить иначе. Я глубоко в этом уверена. Я убеждена, что это основная версия, которой вы должны придерживаться при расследовании.

Да нет, я не учу вас! Я пытаюсь помочь. Стараюсь изо всех сил. Я тоже хочу разобраться в происходящем. У меня есть над вами огромное преимущество, о котором вы, кажется, забыли: я знаю своего сына. Именно поэтому я могу утверждать, что если он так долго заботился о ребенке, сохранял все в тайне и не говорил о ней даже со мной, значит, кто-то доверил ему девочку — ему и только ему, с особой миссией.

Ну конечно, он способен позаботиться о ребенке! О младенце или постарше! Конечно! Что вы себе воображаете? Что из-за огромного роста и перекошенного лица он тупой? Вы действительно так думаете?

Неужели вы допускаете, что я не буду беситься, когда о моем сыне говорят подобную чушь?

Простите.

Да, я устала.

Нет, не надо останавливаться. Продолжим. Я спокойна. Обещаю, я буду сохранять самообладание. Можем говорить дальше. Я вас слушаю.

Да, вполне возможно, что она попала к нему еще младенцем. Лет пять-шесть назад наступил переломный момент — он стал часто уходить. Но здесь надо кое-что уточнить: я уверена, тут дело в феях. Послушайте, это очень важно: у него всегда была очень сильная связь с феями. Все из-за легенды. Про фей, про грот. Нет, дайте мне договорить и выслушайте. Как-то раз в школе один ученик рассказал эту легенду, и сын вернулся домой в невероятном возбуждении. Еще малышом он подолгу искал грот, а когда нашел, стал часто туда наведываться. Он мне не рассказывал, но я сразу понимала по его улыбке, что он вернулся оттуда. Он тогда был маленький, я рассказываю о периоде, когда он еще ходил в школу. А грот стал чем-то вроде убежища, местом, где он чувствовал себя защищенным от всего, что его пугало: от цивилизации, шума, машин и других детей, собиравшихся в компании. У него выстроились особые отношения с феями. Что-то вроде обожания. Конечно, у вас это вызывает улыбку, вы считаете это бредом. Вы сейчас думаете, что я такая же помешанная, как и мой сын. Конечно, утверждая, будто у моего ребенка особая связь с феями, я вряд ли ему помогу. Или себе. Но я настаиваю. Я уверена, что все дело в феях. Вы можете думать о них что угодно, однако то состояние равновесия, в котором он пребывает с подросткового возраста, как-то с ними связано. Не сомневаюсь, вам нужно что-то более существенное. А уж фей существенным никак не назовешь. Но есть эта девочка. И я убеждена: причины ее появления нужно искать у фей.