Как звери

1

Он учился в моем классе. Лет двадцать назад. Там были ученики разных способностей. В начальной школе.

Он был действительно громадный. Необычайно высокий для своего возраста. Как мне кажется, даже выше собственной матери. Но я могу ошибаться. Он производил такое впечатление. Для ребенка своих лет он выглядел довольно крепким. Квадратные плечи. Очень широкий. Но главное — да, я повторяюсь, — он был действительно огромный.

Нет, он не окончил начальную школу. Там — как бы выразиться? — все прошло не очень гладко. И не из-за мальчика, нет, с ним как раз все было просто. Из-за матери. Она не согласилась. Отказалась от всего, что предлагали: от адаптированной программы, от того, как поступают обычно в таких случаях. Она оказалась непреклонной — и слышать ничего не хотела. С того момента он больше не приходил. И в моем классе не учился.

Нет, он не любил школу, хотя я вряд ли могу об этом судить. Скажу так: он боялся остальных детей. Думаю, меня тоже. Это лишь моя точка зрения, но он вправду опасался всего, и это было видно по его реакциям. Я усадила его одного за последнюю парту. Одиночество имело для него огромное значение. Остальные ученики тоже это заметили. К мальчику не подходили, уважали его уединение. Даже я обращалась к нему как можно меньше. Оставить его одного за последней партой, не обращать внимания — то есть делать вид, что не обращаем внимания, — оказалось проще всего. Иногда о нем на самом деле можно было забыть. Ни звука, ни слова. Он никогда не разговаривал. Думаю, от рождения. Хотя мы вообще мало что о нем знали. Очень странно: стоило только к нему подойти, он начинал рычать. Словно пес — простите, ужасно так говорить, но действительно было похоже. Мы подходили, а он рычал. Тогда мы оставляли его в покое. Чтобы он успокоился. Конечно, из инстинкта самосохранения тоже. Мы пятились, словно перед нами была собака — увы, по-другому не скажешь, но у меня и правда сложилось такое впечатление. Как только от него отходили, он успокаивался, словно нуждался в безопасном периметре. Эту границу нельзя было пересекать. Если к нему подходили слишком близко, он принимал присутствие за вторжение. За провокацию.

Я не знаю, понимал ли он. Представления не имею. Мне так и не удалось выяснить. Думаю, толку от того, что он сидел один за последней партой, не было никакого. Казалось, будто я его бросила. В специализированной школе ему бы помогли. Научили бы большему. Ну, я так думаю. В классе, полном других учеников, и с программой, которой нужно следовать, у меня не было выбора — по крайней мере, мне так казалось, я не знаю. Я могу ошибаться.

Да, я пыталась связаться с его матерью. Продолжить разговор. Я хотела, чтобы он вернулся в школу. Старалась. Но они жили не в деревне. Гораздо дальше. В нескольких километрах от Урдуша. Если мне не изменяет память, у них не было телефона. Мать не отвечала на письма. Директор школы тоже пытался — напрасно. С ними невозможно связаться.

Чтобы у него появился ребенок? О нет, этого я представить себе не могу. Нет, немыслимо, по крайней мере у меня в голове не укладывается. С кем он заведет ребенка? Хорошо, предположим. Допустим, что, понятия не имею как, от него забеременела женщина. Куда она делась потом? Где была всю беременность? Где ее искать теперь? Нет, не могу его представить в роли отца.

Что он нашел, приютил или забрал, уж не знаю, как выразиться, что оказался с ребенком и позаботился о нем — этот вариант мне тоже кажется невероятным. Он ничем не интересовался. Мне никогда не удавалось привлечь его внимание. Никогда. Не верю слухам, будто он растил эту девочку. Нет. Такие истории только в сказках бывают. И то в сказках если тролль заинтересовался ребенком — это плохой знак.

Надо было вмешаться. Самое разумное решение. Скоро мы узнаем, кто эта девочка, откуда и что она делала там, наверху. Их жизнь всегда была окутана тайной. Мы никогда их не понимали. С того дня, как он забросил школу — а я вам говорю, это было больше двадцати лет назад, — его больше никто не видел.

Да, я слышала, что этот месье наладил с ними связь за долгие годы. Он говорит, что Медведь — а именно так его прозвали местные — помогает лечить животных. Не верю. Мое мнение: приезд телевизионщиков будоражит воображение кое-кого из жителей. Тут же появляются захватывающие сюжеты о себе любимом, которые можно рассказать в микрофон, чтобы попасть в телевизор. Нет, поверьте, тут много неувязок. Парень, которого все называют Медведем, всегда был не в себе. Умственное расстройство превратило его в социофоба. Его мать совершила огромную ошибку, не доверив ребенка квалифицированным терапевтам, и упустила момент, когда я ей советовала. Далеко ходить не надо. Что же касается девочки, посмотрим. Доверимся правосудию.

По моему мнению, именно от матери — ее зовут Мариэтта — мы узнаем конец истории. Уверена, у нее есть всему объяснение. Надо лишь подобрать нужные слова. Она упрямая — я-то знаю. Думаю, именно она ключ к разгадке. Не Медведь. Он не способен увиливать и выдумывать. К тому же вдруг это вообще ее дочь? Сколько лет этой женщине? Не новость, что рожают в наше время гораздо позже, не правда ли? Одно могу сказать — и даже утверждать: эта женщина уже наломала дров с первым сыном. Так вот, оставить ей второго ребенка, да еще и в компании старшего, который может быть жестоким, вы сами в этом убедились, будет еще бо́льшим преступлением, чем забрать у нее детей. Вот что я думаю. С этой маленькой девочкой она опять повела себя неразумно, даже не зарегистрировала нигде, а это в наше время и в нашей стране вообще невозможно представить. Думаю, Мариэтта, как и ее сын, серьезно больна на голову. Ей нужна помощь. Я не считаю, что она способна достойно воспитать ребенка, — еще раз поясню, это лишь мое мнение, но вот оно такое.

Нет, честно, я не ожидала подобного поворота событий, хотя всегда знала, что за ними нужно приглядывать. В гневе он был страшен, это точно. Я могу упрекнуть себя лишь в том, что тогда не настояла на своем, что слова разума не дошли до матери, что я сама не поднялась к ним туда и не убеждала столько, сколько потребуется. За ним надо было присматривать. Это правда. А мы не стали — и вот к чему это привело. Не могу простить себя за то, что не настояла тогда.

То есть вы действительно полагаете, будто он сам ее растил, опекал и защищал? Он? Честное слово, не могу с вами согласиться. Такая версия мне кажется крайне неправдоподобной. По-моему, он вообще не способен на добрый поступок.

Да, конечно, девочка пышет здоровьем. Но как она справится с психологической травмой? За шесть лет подобной жизни с Медведем и этой Мариэттой она чему-то научилась? Разве что имитируя, уподобляясь этому бедняге и потерянной женщине. Дикая и асоциальная. Будет, как и они, отказываться от любого контакта с людьми. Думаю, она в панике, ей страшно и не терпится вернуться наверх, как и этим двоим. Если бы Мариэтта послушала меня, такого никогда бы не случилось. Но она не слушала, несмотря на все мои старания. Как теперь этой девочке прийти в себя? Каково ей после таких первых лет жизни? А ведь всего лишь надо было пристроить его в специальное заведение, как я тогда и предлагала.

Мы

феи

знаем.

Некоторые

в нижнем мире

в этом нижнем мире

живут в го́ре.

Несчастные

великаны.

А на полпути

между нижним миром

и нами

на полпути

великаны.

Полулюди

полуфеи

в нижнем мире

заблудшие

великаны.