Яблоневый дворик

* * *

Мне не сразу удается успокоиться. Роберт старается задавать вопросы с максимальным тактом, но всем очевидно, что мои раны до сих пор не затянулись. Самый простой вопрос — чем я занималась в выходные после нападения — вызывает новый поток слез. Неспособность взять себя в руки неприятно удивляет меня, но в глубине души я испытываю огромное облегчение: наконец-то я могу говорить об этом вслух, наконец-то могу, не скрывая ярости и боли, сказать правду. Неужели после этого кто-то еще сомневается в моей честности?

Роберт смотрит на часы, бросает взгляд на судью и задает последний вопрос:

— Миссис Кармайкл, когда вы обратились за советом к мистеру Костли, вас преследовали мысли о мести? Вам хотелось отплатить мистеру Крэддоку за то, что он с вами сделал?

Я качаю головой, рыдаю, как ребенок, тереблю в руках носовой платок, промокаю глаза, смотрю на Роберта, опять качаю головой и снова рыдаю.

— Ответьте, пожалуйста. Мы должны внести в этот вопрос полную ясность, — мягко говорит Роберт. — Вы хотели причинить Джорджу Крэддоку физический вред? Вы просили мистера Марка Костли убить Джорджа Крэддока?

Я продолжаю всхлипывать и трясу головой.

Роберт опускает глаза, ждет, потом поворачивается к судье:

— Милорд…

— Да… — говорит судья.

У судьи слегка брезгливое выражение лица. Наверное, не выносит женских слез. Подобно Генри Хиггинсу из «Моей прекрасной леди», у которого плачущая женщина вызывала чувство раздражения и беспомощности.

Почему женщины не могут вести себя по-мужски?

— Учитывая состояние свидетельницы, могу ли я предложить…

— Да, безусловно, — охотно соглашается судья. — Объявляю перерыв до завтрашнего утра. Присяжные, надеюсь, что мы увидим вас ровно в десять.

Присяжные собирают вещи. Никто из них на меня не смотрит. Странно, что я должна сидеть и глядеть им вслед. Мне трудно избавиться от мысли, что вечером, засыпая, они будут вспоминать несчастное человеческое существо, заливающееся слезами на свидетельской трибуне.

Роберт встает из-за стола и жестом останавливает конвоира, который собирается отвести меня обратно на скамью подсудимых. Подойдя ближе, мой адвокат сцепляет руки в замок и приветственно трясет ими в воздухе.

— Вы молодец! — негромко и очень серьезно говорит он. — Вы прекрасно справились.

Я отвечаю слабой улыбкой. До меня только теперь доходит, как я выжата. Меня захлестывает тоска по Гаю, детям и дому. До этой минуты мне как-то удавалось держаться, не думать о них таким необычным был мой новый опыт. Но теперь эта тоска медленно наваливается на меня. Если в ближайшее время я не выйду на свободу, не вернусь к нормальной жизни, то просто умру.