Главный герой. Сборник рассказов

Колодец

Наконец мы докопали до бетонной стенки колодца. Останавливаю руку в сантиметре от серо-коричневой поверхности. Чувствую, камень нас презирает. За то, что мы нагло обнажили его, пробив эту штольню, и за то, что наше хилое воображение беспомощно перед тайной, спрятанной в его нутре. Он отвечает на нашу дерзость неизвестностью, сочащейся сквозь мельчайшие поры. Что там на самом деле? Детский скелетик в толще песка, прикрытый истлевшим тряпьём? Или?

Шепчу, боясь за громким словом не расслышать какой-нибудь важный звук:

— Ирфан, думаешь, она здесь?

— Здесь она, здесь. Чуть ниже, чуть выше, — Ирфан отвечает вполголоса; шёпот не для его баса. Вокруг всё сырое и пахнет тревогой — земля, бетон, скользкая глина. — Давай отбойник.

Дёргаю верёвку стартера. Отбойный молоток стрекочет, мешая вслушиваться в шевеление страха за спиной. Ирфан берёт молоток и нацеливает пику в крохотную выбоинку в виде сердечка. Отбойник сначала робко цокает, потом бодро напрягается и жалит стенку. Камень плюёт в нас крошкой: «Да подавитесь!»

…

Что за жизнь шла за забором, мало кого беспокоило. Слухи разные ходили. Кирпичные столбы, между ними — два ряда бетонных блоков, выделанных под скальную фактуру, и поверх металлическая изгородь: три слеги — две, поуже, ближе кверху и одна широкая снизу — и частые прутья, увенчанные шариками. Виноград, обвивший изгородь лозами и побегами, каждое лето притягивал туристов и отдыхающих тугими белыми гроздями, прикрытыми густой листвой. Говорили, что в некоторых ягодах размером с дикое яблоко можно увидеть светящееся детское личико. Будто девочка лет пяти-шести улыбается. Каждый, разумеется, выдавал себя за свидетеля такой находки. Считалось, что нашедшим выпадает несказанное счастье. Но что после случалось со «счастливчиками», толком никто не мог рассказать.

…

«Нет, возвращаться — немыслимо! Тропинка, как кардиограмма на склоне горы. И скользкая после дождя, будто маслом полита. Карабкаться по ней? Увольте! Я спустился-то едва. Тем более вот-вот стемнеет. Вершины гор по ту сторону долины ещё ярко освещены солнцем, но внизу уже сумерки. Серые, зябкие. Поди разбери, куда дальше идти. Ровная, горизонтальная площадка. С трёх сторон высокие стены, поросшие жимолостью. Сквозь листву и тонкие лианы кое-где различимы жёлтые островки мха на тёмно-серых бетонных блоках. Вниз дороги нет. Под ногами гравий. Чистый, как только что насыпали. Откуда? А, стоп! В левом углу, на стене, что поперёк склона, лианы редеют. Что здесь? Калитка! С виду тяжёлая — плотно сбитые широкие морёные доски, на красных накладных петлях. Заперта ведь наверняка. Посмотрим…»

…

Храповы и Юнусовы с незапамятных времён жили соседями на горе — двор в двор. На тесном плато приютились два одноэтажных белых дома под шифером, курятники, кривые огороды и куцые виноградники, террасами зацепившиеся за склон. Когда Олег Храпов женился на Диляре Юнусовой, ветхий плетень между дворами снесли, и на свадьбе там уже столы стояли. Напоминанием о границе остался только колодец — бетонная труба диаметром сантиметров шестьдесят, не больше. Пробурили, ещё когда дома строили — для технических нужд, — да так он и остался. Вода в нём для питья не годилась, да и надолго её не хватало. Черпанул раз-другой, и в ведре только песок с грязью.

После свадьбы решили новый забор поставить вдоль дороги. Автобусы, машины снуют весь день туда-сюда и отдыхающие шляются — отсюда море и город внизу видны, как на блюдечке. Поначалу хотели поставить глухой, дощатый, но после одумались: что за вид будет? Как стройка всё равно.

…

Калитка открылась на удивление легко, гостеприимно скрипнув петлями. Сумерки сгустились. Куда дальше? Похоже, это те два домика, которые я видел с вершины. Иду по дорожке замощённой мелкими камнями. По обе стороны — огороды. Вот курятники. Женщина стоит. Что это с ней? Держит ведро — вот только выплеснула воду, да так и застыла.

— Эмм.. — Замолкаю. «Стоп, что этот смуглый сказал? Не говорить ни с кем». Стою, не знаю, что делать. «Так он об этом говорил, вообще?»

Рассматриваю женщину. Седая, кожа тёмная, как у моего нового горе-знакомого. Близко не буду подходить. Надо выбираться как-то. Если честно, хочется бежать. Захожу в дом справа. Темно. В одной из комнат тикают часы. Половицы недовольно прогибаются. Залипают от трения и встают на место уже за спиной. Кажется, что кто-то идёт следом. Кухня. Мать честная! За столом сидят два мужика. Не шевелятся. Один пальцами держит догоревшую папиросу. Другой пишет в тетрадке.

Что-то касается моей руки. Отдёргиваю руку и оборачиваюсь. Это смуглолицый.

— Мужик, опять ты? — выжидательно смотрю на сидящих за столом. — Как ты здесь… Блин! Как мы здесь оказались, — мой испуг переходит в удивление и злость. — Как тебя звать, говоришь? Инфаркт?

…

— Лоночка, отойди от колодца, — Роза поставила ведро с навозом и направилась к внучке. — Антон, — крикнула она мужу, — когда ты уже заколотишь эту дыру? Кто опять открыл эту крышку-то?

— Бабушка, пупсик, — Илона села на корточки и заглядывала в колодец.

— Лона, отойди! Слышишь! — Роза бросилась к колодцу.

Девочка опёрлась на край бетонной трубы, пытаясь рассмотреть упавшую игрушку. Туфелька скользнула по влажной глине, Илона потеряла опору и полетела вниз, отчаянно визжа. Гулкий всплеск. Роза добежала до устья колодца, но увидела только, как торчащие из воды ножки в красных колготках беспомощно бьют о каменные стенки на пятиметровой глубине. Роза упала на колени. Замерла на секунду, зажимая рот руками. Села на землю, обхватила голову и заорала:

— Антон! Назар! Зифа! Господи!

Первой прибежала Зифа. Выпачканными в муке руками она встряхнула Розу:

— Что-о?!

Роза вперилась в глаза Зифы, дрожащей рукой указывая на колодец. Зифа заглянула в него как раз в тот момент, когда вода сомкнулась над детской туфелькой.

— А! — Зифа вскрикнула и принялась наотмашь бить Розу по голове. — Что б вы все! Проклинаю! Проклинаю вас всех! Дочь забрали! Внучку… — дальше она только кричала и хлестала Розу по лицу, пока на крики не выбежали мужчины. Антон отшвырнул Зифу. Та упала навзничь и, тыкая пальцем в сторону колодца, кричала срывающимся голосом:

— Илона! Илона!

— Что? Что Илона? — разводил руками Антон.

— Упала, — сообразил Назар и пошёл на Розу, сидевшую с окрававленным лицом, вцепившись себе в волосы. — Ах ты…

— Стой! — схватил его за руку Антон.

Назар развернулся и ударил Антона в лицо. Антон пнул Назара в голень. Они сцепились, упали и дрались, пока не обессилили. Так и нашли их Олег с Дилярой ревущими и бьющимися о землю у колодца.

…

— Пожалуйста, — кричит экскурсовод, — кто хочет осмотреть виноград, у вас пять минут.

Выхожу из автобуса, разминаюсь. «На кой я вообще поехал на эту экскурсию?» Народ толпится у забора, с которого свисают побеги виноградного куста и огромные грозди. От нечего делать подхожу полюбопытствовать. Ягоды, и правда, гигантские. «Странно: солнце справа, а слева из-под листьев вроде как лучи пробиваются». Женщины галдят, судачат. Мужики кряхтят, стесняются показать, что им тоже интересно. «Нет, ну странно это: откуда там свет?» Подхожу, осторожно приподнимаю широкий гладкий лист. Одна ягода светится изнутри. Как тусклая зелёная лампочка. Протягиваю к ней руку и касаюсь пальцем. Вздрагиваю от голоса у самого уха:

— Сорвите и спрячьте!

— И будет мне счастье? — улыбаюсь широкоплечему невысокому мужчине со смуглым лицом, одетому в оранжевую гавайскую рубашку с пальмами и бермуды песочного цвета.

— И вы сможете помочь мне в одном деле, — он испытующе смотрит на меня. — В хорошем деле, не сомневайтесь.

— Это в каком таком хорошем? — уточняю со скептической усмешкой.

— Но если сорвёте, обратного пути не будет.

Срываю виноградину и с размаху зашвыриваю её подальше вниз по склону.

— Желаю успеха в хорошем деле. — Очень меня раздражает, когда не отвечают на вопрос.

Возвращаюсь в автобус. Все уже на местах. Едем дальше к вершине — там смотровая площадка.

…

Диляра в городе работала администратором гостиницы. Красивая была — не обожги глаза! Волосы чёрные, глаза чёрные. На работе ходила в форме: узкая красная юбка, белая блузка, чёрные лодочки. Стройная — что твоя статуэтка! Туристы и командировочные до испарины на лбу выдумывали вопросы, только чтоб от неё подольше не отходить.

Она как поняла, что случилось, сразу с ума сошла. В районной психушке её держали. Сначала Олега пускали к ней, а после совсем изолировали.

…

На вершине экскурсанты рванули оцифровывать красоты. Опять меня застаёт врасплох голос над ухом:

— Когда зайдёте в дом, лучше не бояться. И ни с кем не разговаривайте. Найдите вход… — Это тот же смуглолицый.

— Мужик, да отвали ты! — Ухожу от него в сосновую рощицу — с десяток-другой деревьев.

— Меня Ирфан зовут! — кричит он мне вслед.

Прохожу рощицу насквозь. Вид отсюда не хуже, чем с площадки. Тоже видно море, город, два домика на крохотном плато ниже по склону. Надо возвращаться к остальным. «Опять этот жареный хрен пристанет. Чёрт!»

«Так, в чём дело?» — Уже минут десять иду по этой роще. Вроде только что поднимался к вершине, а теперь тропинка ведёт вниз по склону. С чистого неба полил дождь.

…

Куски бетона падают нам под ноги. Ирфан сосредоточен. Уверенно кромсает камень. Как из песочных часов высыпается песок. Свечу фонарём. Внутри колодца обнажаются корни виноградного куста — будто высоковольтные провода. Между ними показывается детская ручка. Никаких следов разложения. Только кожа пожелтела. Вот открылись голова и плечи.

— Ирфан! У неё глаза открыты! — ком застревает в горле.

— Давай… виноградину, — сипло выдавливает Ирфан.

— Я же выбросил её, — ко мне приходит осознание невосполнимой потери.

— В кармане, — блеет Ирфан, не сводя глаз с мёртвого ребёнка.

— Что? Да? — Шарю по карманам. Вот она, и правда. «Откуда? А это важно?»

В ягоде горят очертания детского лица. Губы подрагивают в грустной улыбке. Протягиваю виноградину Ирфану.

— Клади ей в рот, — голос Ирфана выдаёт тревожное ожидание.

— Я? — Вдруг ощущаю слабость в коленях.

Ирфан кивает и подталкивает меня к трупу. Подхожу. Сразу не решаюсь, но протягиваю руку и проталкиваю ягоду между губ ребёнка.

Удар током. Вспышка.

…

Олег номера всех экстренных служб в мобильник записал. Для директора школы это важно. Но не пригодилось ни разу, слава Богу. Теперь же он всех вызвал: спасателей, милицию, скорую. Но что там потом было, плохо запомнил. Морг. Похороны. Психиатрическая больница. А как из колодца виноград вырос, Олег уволился и уехал. В никуда. Подальше чтоб.

…

Темнота. Открываю глаза: «Мама… Батя… Тесть с тёщей… Полиция… Скорая…»

— Эх, Олег Антонович… — укоризненно смотрит на меня участковый и отдаёт матери мой паспорт. — Опять вы за своё! — И матери: — Бетоном, может, залить эту штольню?

Мать отмахивается и уходит.

— Простите… — говорю. — А Ирфан?

Мне не отвечают. Отец объясняет участковому:

— Когда внучку… доставали, спасателя в штольне завалило. Ирфан Акчурин его звали.