Близости

Элина несколько обеспокоенно воззрилась на брата, и я задалась вопросом, а где Мириам сейчас.

И вот я приезжаю со своими конфетами и вином, и то и другое явно не в тему. И уже снаружи вижу: настоящие хоромы. Огромный городской дом девятнадцатого века, но на фасаде тут и там понатыканы стеклянные кубы, такие наросты постмодерна. Внутри — даже шикарнее, чем снаружи, один из этих новомодных умных домов — там и солнечные панели, и зеленая крыша с самополивом, чтобы регулировать температуру, а в середине — атриум, и все управляется с айпада, без понятия, как они ухитрились все это узаконить.

Элина ставила на стол миски с супом. Антон прервался, только чтобы взять ложку, зачерпнуть супа и дотянуться до хлеба. Элина принесла суп себе и уселась напротив брата. Посмотрела на меня. За встречу, сухо произнесла она. Антон кивнул, мол, еда что надо, и с невероятным смаком и скоростью принялся уплетать суп, а потом продолжил.

Я знал, что ребята не бедствуют, но не подозревал, что они не бедствуют настолько. И понятно, почему они до сих пор никого не пригласили: Лотта что-то там нервно объясняла, что еще не все закончено, что вот они окончательно переедут и тогда устроят новоселье, а потом вдруг она говорит: мы купили этот дом, потому что тут так много места для гостей, мы будем у себя устраивать благотворительные вечеринки и всякие мероприятия по сбору средств. Я кивал, их определенно смущала непререкаемая очевидность их богатства, которое сперва было просто раздутым, а после сделалось неприличным, и никто из нас не заметил как.

Мы все знали, что они не бедствуют, заметила Элина. Она повернулась ко мне. Ларс работает с недвижимостью, он застройщик, те новые дома возле Старого вокзала — его рук дело. Ага, из-за этих домов в Янином районе и подскочили цены, образчик самой оголтелой во всем городе джентрификации. В известных кругах этому Ларсу досталось бы по первое число, подумала я, может, потому он и предпочитал помалкивать о том, как пухнет его немаленькое состояние. Элина использовала выражение «его рук дело», хотя не факт, что тут скрыта какая-то оценка, прозвучало это довольно нейтрально.

Да, сказал Антон. Что они не бедствуют — это я знал. Он повернулся ко мне и принялся объяснять: деньги у них от Лотты, она глупа и буржуазна, под стать своему имечку. Но Ларс — он другой, он хитрый лис, и весь их милый фамильный капиталец он превратил в настоящее богатство. Антон рассмеялся. Ну, знаете, эти дома, которые он строит, — сущие чудища что с эстетической точки зрения, что с этической.

А я их не видела, вставила Элина.

Не видела? — спросил Антон.

Элина отвернулась. Яна впервые встретила ее неподалеку от места нападения, и если уж она так сильно углубилась в те кварталы, то должна была видеть эти строения, хоть мельком. Похоже, Антону неизвестно, что она ходила в тот район, интересно, что она ему вообще рассказала, какие еще между ними секреты.

Ну, как бы то ни было, продолжал Антон, этот дом, прямо скажем, не сравнить с теми монстрами, на которых Ларс нажил свое состояние, если речь идет о его собственных жизненных условиях, он знает, как свить уютное гнездышко. Странное какое выражение, подумалось мне, старомодное и немного вычурное, как его трость. Антон напористо рассказывал дальше. В самом начале им вроде как было немного совестно, но я быстро понял: да их просто прет от того, что они тут хвалятся своим домом, они таскали меня из комнаты в комнату, демонстрируя необъятные мраморные хоромы, сделанное на заказ освещение, отреставрированный изразец на камине. Они как разошлись, вы уж мне поверьте, так прямо упивались, волоча увечного вверх-вниз по лестницам.

Антон, с укором произнесла Элина.

Ну я Антон, ответил он. При мне Ларс с Лоттой могли всласть резвиться безо всякого стыда, Лотта могла поговорить про обои и отделку, неважно, что она выставляет себя последней дурой, это же всего-навсего я, увечный. Нет, не то чтобы совсем уж недочеловек, но известно, где они, а где я — я на несколько ступенек пониже, чем подобные им. Особенно в нынешнем моем состоянии — с такими, как Ларс и Лотта, эти штуки не случаются.

Но это запросто может…

Да неважно, перебил Антон. Неважно, суть не в том. Дай я закончу. В общем, Ларс и Лотта таскают меня по всему дому — в кухню, в кладовую, в гостевую спальню, даже, прости Господи, в их собственную — с кроватью-аэродромом, с бельем от «Фретте»[10], с мерзотным душком буржуазного секса, который, безусловно, есть самый извращенный на свете, и тут Лотта отворяет последнюю дверь и произносит с особенно застенчивой торжественностью — о, мне правда нравится Лотта, не ее вина, что она такая дура, — а здесь у нас библиотека.

Да ладно.

Я моргнула. Антон метнул на Элину почти яростный взгляд и, повернувшись ко мне, поспешно продолжил.

Лотта провела меня в комнату, не берусь сказать, то ли она вправду ею гордилась, то ли вообразила, что мне понравится — в силу моей профессии. Но в любом случае — я был действительно ошеломлен, у меня прямо-таки челюсть упала, передо мной тянулись метры и метры тех самых книг, что запросил у меня тот идиот-дизайнер: энциклопедии, нераспроданные монографии, весь кретинский хлам, который мы втюхали этому придурку за тройную, четверную, пятерную стоимость — весь наш хлам теперь аккуратненько выстроился в сделанных на заказ шкафах. Меня такой хохот разобрал, я стою посреди библиотеки и смеюсь, смеюсь, но тут Лотта встревожилась и спросила, что со мной такое. Я кое-как справился с собой в достаточной мере, чтобы заверить ее: просто меня обуял восторг, никогда в жизни я не был в такой прекрасной библиотеке. Она не сразу поверила, все знают про мой вечный сарказм, я видел, что она гадает, не издеваюсь ли я.

Ужасно.

Не переживай, в конце концов она мне поверила. Мы спустились вниз — Ларс все это время был на кухне, пошел проверить, как там еда, — и она уверенно прощебетала: Антону так понравилась библиотека, он говорит, это самая идеальная библиотека, которую он видел в жизни. А Ларс смотрит на меня, и по его лицу видно, что он знает — нет, не о том, что это я продал ему книги, с дизайнером по интерьеру договаривался явно не Ларс, — он знает, что я дразню Лотту. И пока мы ужинали, он даже не повернулся в мою сторону, я отныне впал в немилость. А Лотта была в превосходном настроении, и я обратил внимание, как Ларс смотрел на нее с такой… такой нежностью, такой глубокой приязнью, такой любовью.

Он наконец замедлился, сейчас он повернулся к Элине. Они любят друг друга, по-настоящему любят. При всех их деньжищах. Ларс за Лотту убьет, я даже не сомневаюсь. Если на то пошло, он бы и меня убил.

Элина тряхнула головой и встала. Улыбнулась мне, спросила: ты все? Я кивнула, и она принялась убирать со стола. И тем не менее, сказала она Антону, ты-то во всей этой истории тоже не ангел.

Да я ни в какой истории не ангел, мне оно ни к чему, спокойно ответил он. Уж это ты должна признать.

Элина принесла большое блюдо с рыбой и холодной вареной картошкой, потом налила нам вина. Ну, все равно — она со вздохом поглядела на Антона — будем здоровы. Хорошо, что ты пришла. С Антоном произошел очень скверный несчастный случай, сказала она мне, последняя пара месяцев выдалась непростой. Как раз неподалеку от того места, где живет Яна.

Яна? — переспросил Антон.

Наша общая подруга, пояснила я. Я ждала, что Элина расскажет что-то еще, как она познакомилась с Яной, но она молча раскладывала еду по тарелкам.

Элина представляет дело в ином свете, сказал Антон, подавая сестре тарелку. На меня напали. Никакого несчастного случая не было. Несчастный случай — это звучит по-человечески, несчастные случаи происходят с нормальными людьми, а нападают только на идиотов и невезучих. Я глянула на Элину, у нее было напряженное лицо, огорченное, раздосадованное, но, как я заметила, не особенно смущенное. Она вручила Антону тарелку. На меня напали, пояснил Антон, беря тарелку. Ограбили и избили. Райончик, знаете ли, тот еще.

Как жаль, посочувствовала я, а я все хотела спросить…

Про шрам? И про синяки? Это да, все тот случай. Отобрали у меня бумажник, часы, да еще зверски избили. Он умолк. Жестокость — вот что пугает. Зачем бить-то, деньги они и так забрали. Я не особо сопротивлялся.

Их было несколько?

Антон покачал головой. Не могу вспомнить, ответил он.

Как все прошло в полиции? — спросила Элина.

Антон ожесточенно кромсал еду. Жуя кусок, он опустил вилку и нож на тарелку. Отпил вина, проглотил. Они отправили меня на сеанс к гипнотизеру, наконец произнес он.

К гипнотизеру? — поразилась Элина.

Да.

Я и не думала, что они такое делают. И как, помогло?

Антон откинулся на спинку стула. Я, признаться, и сам удивился. Прихожу в участок, они вызвали меня, чтобы задать какие-то очередные вопросы. Меня ведут в кабинет, наливают кофе и все такое. А потом говорят: мы тут хотим попробовать один нетрадиционный метод, если, конечно, вы не против. Антон сделал паузу. Я им говорю: нет, не против, а что это, если не секрет?

И какой он был?

Кто?

Гипнотизер.

Антон пожал плечами. Одет как мелкий бюрократ. Я сперва подумал, что это еще один детектив. Но голос у него, однако, очень благостный. Я, естественно, с подозрением отнесся, я с такими штуками вообще не связываюсь, я в них не верю. Но согласился. Меня ни разу в жизни не гипнотизировали, и, должен признать, в гипнотизере было нечто интригующее.

И как, помогло? Элина перегнулась через стол, пристально вперившись в брата.

Нет.

Вообще ничего нового?

Боюсь, что нет. Он проделал весь свой цирк, вернул меня в момент нападения, поместив меня в собственное тело или, наоборот, вытащив оттуда. Короче говоря, все оказалось без толку. Ничего не могу вспомнить, что под гипнозом, что без него. Что мне рассказали уже после — вот это и помню.

Антон снова взял бокал. Отпил сразу много, беспокойно моргая. Такой вид амнезии, кашлянув, сообщила Элина. Он ничего не может вспомнить о том вечере, когда его избили.

После тяжелого сотрясения, надо полагать, обычное дело, сказал Антон. Но понятно, что полицию это дико бесит. Они всё надеются, что я вспомню хоть что-то и даже, как видите, прибегают к отчаянным мерам.

То есть вы не помните, кто на вас напал? — уточнила я.

Нет. Вообще ничего не помню — ни кто напал, ни почему я оказался в том районе, не сказать, что я туда часто наведываюсь, я там вообще отродясь не бывал, сущая помойка, что мне там делать? При всем уважении к вашей подруге. Антон опустил голову, глаза у него бегали, губы сжались, и у меня возникло отчетливое ощущение, что он лжет. Полагаю, какой-то вид селективной амнезии, прибавил он вкрадчиво, чересчур бархатистым тоном. Реакция мозга на тяжелое потрясение.

Чего я никак не могу понять, вставила Элина, так это почему ты забыл, зачем туда пришел. Самого нападения ты не помнишь — ладно, тут как раз понятно, скажем, амнезия распространилась на само событие, — она тщательно подбирала слова, возможно, и она не верила Антону, не одна я, в самой его манере сквозила какая-то неубедительность. Но зачем ты туда отправился — это-то ты, по всей видимости, знал еще до нападения.

Откуда? — огрызнулся Антон. Если б знал, не попал бы в такой переплет. Между прочим, приятного тут мало, а ты так говоришь, будто я нарочно. Мало того что телом увечный, так теперь еще и мозгами. В его голосе слышалась обида, лицо вспыхнуло. Мне вроде как кусок мозга отрезали, и, сколько ни старайся, его не вернуть. В полиции считают, что сейчас они зададут мне нужный вопрос, тут шлюзы и откроются, и я им вытащу на свет преступников прямехонько из их полицейского списка. Но ничего не вышло. Я там у них часы просиживал. Записную книжку проверил, все сообщения. Да, господи боже, я им дал себя гипнотизировать. И ничего.